— У него спрашивает! А мы что — пеньки с глазами?.. — Егорка отобрал щит и придирчиво прочитал по буквам — нет ли ошибок. — Отец придумал?
— Говорю же: вместе. Про дивную красу я подсказала.
— Ух, здорово! — похвалил Толик и преданно посмотрел на Наташу.
— А ты почему без галстука? — строго спросила юна.
— Вот он. — Толик поспешно вынул из кармана галстук. — Когда пойдем патрулировать, обязательно надену.
— Ну хорошо, — смягчилась Наташа и подступила к брату, который продолжал изучать щит с таким видом, будто надпись была сделана на иностранном языке. — Что молчишь? Не нравится?
— Сойдет, — обронил тот и оглянулся на Сережку. — Как, сын природы, сойдет?
Многоумный Сережка покивал.
— Нормально. — И серьезно, по-взрослому добавил: — Точно: природа — как мать всем. И заботиться всем надо, чтобы она здоровой была. Вот автомобиль, например. Знаете, сколько за год в мире выбрасывается в воздух окиси углерода? Двести миллионов тонн. А это окись углерода. Яд.
— Смотри ты! — удивился Егорка. — Тогда пишите еще пару щитов, и пойдем. Снова у пляжа поставим, у ручья — там больше всего моют машины. И у березовой рощи.
Сделав такое распоряжение, Егорка снова принялся отпиливать конец трубы.
Патруль
Ну и Наташа! То, что на рубашке Владика заалел ее новый, хранившийся про запас галстук — этого ей было мало. Еще приспособила ему на руку зеленую повязку с белыми буквами «ПЗП».
— Цени, Владик, — осторожно застегивая булавку, сказала она. — Пока ты вечером спал, я повязку на машинке тебе выстрочила. Видишь, как буквы ровненько пришила. Ведь правда, красиво?
Владик смутился. Свиньей надо быть — не оценить такое. Оказывается, он похрапывал себе в удовольствие, а она трудилась. Хорош! Однако, поглядев на повязку стоявшего рядом Толика, он с облегчением сказал:
— И у него — такая же.
— Ну ясно! — охотно подтвердила Наташа. — И для Толика старалась. Мне очень хотелось, чтоб у всех красивые были. Мы же — патрули. Не кто-нибудь — патруль защиты природы!
Что верно, то верно: патруль выглядел солидно. На каждом — пионерский галстук, зеленая повязка с четкими буквами. Егорка нес на плече щиты, прикрепленные к длинным кольям. Колья прибил сам Егорка, он же и концы их снизу затесал топориком. Ловкий у него топорик — небольшой, с гладкой и чуть изогнутой ручкой. Владик даже позавидовал долговязому Сережке, который нес этот топорик. Попросить неулыбчивого Сережку, чтобы дал понести топорик, Владик не посмел. Все-таки он был здесь новеньким. Раз не доверили нести, то нечего и просить.
Верно было написано на щитах: куда ни оглянись — до чего же красиво! По левую сторону березовая роща стоит. От земли белые стволы вверх тянутся, будто длинными руками подняли к синему небу и держат там зеленую папаху. Папаха искрится множеством листочков, которые чуть слышно о чем-то шепчутся на слабом ветру. А внизу — трава, трава кругом. Чистая, шелковистая. А сказать про озеро, широко голубевшее впереди, — и слов подходящих не найдешь. Как же не хранить такую красоту! Что получится и останется что, если вытоптать траву, повалить деревья, озеро испоганить? Владик мысленно попытался представить себе эту картину — брр, страшно, пустыня, серая жуть…
— А вы часто ходите патрулировать? — спросил он Наташу.
— Как когда. Бывает — и каждый день. Дела хватает. Мы пока одни. Еще ребята с Калачевской улицы хотели собрать отряд, да что-то никак не раскачаются. Вот и ходим. Особенно в субботу и воскресенье. От погоды еще зависит.
— Сегодня хорошая. Солнце…
— Чем погода красней, тем вредителей больше. — Егорка показал рукой на желтевшую у деревьев машину. — Вон уже, прикатили. Пуза на солнышке греют.
— Во множественном числе надо говорить «пуза», — наставительно заметила Наташа.
— Училка! Сам, что ли, не знаю!.. Хоть костер не развели. Вроде с понятием.
Сережка подкинул топорик и поймал его за рукоятку.
— Они и «с понятием» так нашкодничают, что на тачке мусор не увезешь. Толян, сколько уже по твоей бухгалтерии?
— Семьдесят четыре бутылки в этом месяце. На одиннадцать рэ шестьдесят четыре коп.
Владик сразу вспомнил ребят из Каменного Лога, — как заставляли его таскать книжки на выпивку и сигареты, как расстреливали лягушку, как он высадил стекло в новом доме, — и с беспокойством подумал: «А может, и они вроде тех? Из-за бутылок ходят?»
— Поглядим, кто такие? — спросила Наташа.
— А зачем пришли? Цветочки нюхать? Айда! — решительно кивнул Егорка и свернул с дороги к опушке рощи.
Ошибся командир: о двоих, которых они увидели лежащими на траве, никак нельзя было сказать — «пуза на солнышке греют». Белокожий мужчина в шапке-лодочке из газеты был так худ, что не только пуза, но и живота настоящего не нажил себе. Второй был мальчик лет десяти в синих плавках. Отдыхавшие играли в шахматы.
— Здравствуйте! — сказала Наташа. — Мы — из охраны и защиты природы. — Она показала на свою повязку.
Повязки и галстуки, как видно, произвели впечатление. Владелец желтого «Запорожца» растерянно спросил:
— Я что-то нарушил? Нельзя было заезжать сюда на машине?
— Запрещения на это нет, — хмуро, словно досадя, что и в самом деле не существует такого ограничения, ответил командир.
— Мы — только предупредить. Профилактика! — значительным тоном вставил Сережка. — Чтоб не ломали, не сорили.
— Об этом, друзья мои, не волнуйтесь. В курсе, как говорится, требований века. А вот до нас побывал кто-то — недалеко, метров семьдесят отсюда, — мужчина показал в направлении трех берез, росших от одного корня, — вот там действительно варвары побывали.
Недавнюю стоянку «варваров» нашли без труда. Трава в том месте была смята, на газете с оторванными углами валялись окурки, кожура колбасы, огрызки сыра и булки с вареньем, скорлупа. Белые россыпи скорлупы виднелись и в траве.
— Да-а, поработали! — выдавил Егорка.
— А вот и кепочка от бутылки! — оживился Толик. — Ага, еще одна!
Владик вновь недовольно посмотрел на него, а тот, рыжеволосый, юркий, уже отбежал к кустам, приговаривая: «От меня не спрячешься. Все равно найду».
Но первое, что обнаружил Толик, были цветы — ромашки, голубые колокольчики, луговые васильки. Только цветы уже не колыхались на вольном ветру, не радовали свежестью, — сорванные, увядшие и сваленные в кучу у берез, они лежали могильным холмиком.
Наташа губы прикусила. Сидя на корточках, перебирала безжизненные стебли.
— Будто нарочно… Сколько погубили. И бросили. Как мусор.
— Я бы под суд за это! Да! — И Сережка кому-то погрозил топориком. — А что, у нас уже шестьсот видов растений в «Красную книгу» записано. Исчезают. Из-за таких вот… любителей.
— В городе, — сказал Владик, — на газонах даже пишут: «Цветы не рвать! Штраф». А здесь…
— А здесь рви-топчи сколько влезет! — Егорка зло, с размаху всадил в землю затесанный кол с фанерным щитом и скомандовал: — Вбивай!
Когда Сережка, усердно поработав обухом топорика, вытер со лба пот, Егорка отошел на несколько шагов и, глядя на щит, поморщился:
— Будь добрым, храни… Придумала с отцом…
Он покосился на сестру. — Не так надо было. Категорически запрещается! И о штрафе что-нибудь.
— Не понимаешь ты! — запальчиво сказала Наташа. — Вот Толик знает нашу Софью Васильевну. Если она сердито скажет на уроке, крикнет, то и делать не хочется. А ласково если скажет, попросит — все бы, все сделала. Правда, Толик?
Вместо того чтобы, не раздумывая, подтвердить ее слова, к чему Наташа давно привыкла, Толик вдруг громогласно объявил о новой находке.
— Так и знал: здесь она — семьдесят пятая, от «Вермута»! — Держа бутылку за горлышко, Толик появился из-за куста. — Вот она — злодейка!
И Владик узнал ее — лишь неделю назад из бутылки с такой же точно наклейкой он вместе с ребятами Кольки Гвоздя пил вино.
Егорка взял бутылку и, словно взвесив ее в руке, сердито, с брезгливостью сказал: