— Его, понимаешь, в тиски надо зажать. Иначе — чихал он на тебя с десятого этажа…

— С четвертого, — мрачно поправила Саша.

— К отцу его пойди, к матери. — Эта мысль председателю совета отряда показалась очень дельной. Он сел верхом на парту и выставил вперед кулаки. — Приди сегодня вечером и так прямо скажи: «У меня пионерское задание: тащить на буксире вашего сына, который двойками оброс…»

— Как репьями пес, — вставила Саша и через силу улыбнулась. У нее было совсем не такое настроение, чтобы шутить, да так уж, само собой выскочило забавное слово.

— Во-во, как пес репьями! — подхватил Митя. — Его, понимаешь, обязательно спасать надо. Как бы на второй год не загремел…

— Ёлкин, — устало перебила Саша, — ты для чего мне это все рассказываешь? Лучше Черенку скажи.

— А что, это правильно, — согласился Ёлкин. — И ему скажу. Думаешь, боюсь?..

Митя скрылся за дверью и через минуту втащил в класс Витьку Черенкова. Теперь, когда у председателя были такие союзники, как Лидия Гавриловна и Саша, он выглядел даже чересчур воинственным.

— Ну, слышал, — строго начал Митя, — что учительница тебе сказала?

Но Витьку на испуг трудно было взять. Он сунул руки в карманы штанов, зажмурил один глаз.

— А чего она сказала?

— Ах, посмотрите, он не знает! — Митя всплеснул руками.

— Насчет ее, что ли? — Черенок небрежно кивнул в сторону Саши. — Слышал. Не глухой.

— Так вот, Черенок, ты должен взяться за учебу как следует…

— Ай, не тарахти над ухом! — Витька сморщился, будто хлеба с горчицей откусил.

— А разве он не прав? — не поднимаясь с парты, вступилась за Ёлкина Саша. — Получишь за четверть двойки, и все. Спета твоя песня. Четверть — последняя. И годовые могут выставить двойки. По математике, например. Да и по русскому — неизвестно… Останешься на второй год.

Безрадостная эта картина подействовала на Витьку удручающе.

Он, правда, махнул рукой: «Ничего, переведут как-нибудь», но ни Сашу, ни Ёлкина это не могло обмануть.

— Пусть даже переэкзаменовка на осень, — сказала Саша. — Разве приятно?

— Это уж точно, — подкинул огонька председатель. — И лето будет не лето. В нашем доме Толик прошлым летом переэкзаменовку имел. Стал, как йог, худой, смотреть страшно…

Они все-таки доконали Черенка. Прикусил редкими зубами губу, задумался.

— А знаешь, — вдруг быстро взглянул он на Сашу, — я у себя на балконе колокольчик на веревке приделаю, а конец веревки к твоему балкону привяжем. Подергаешь за веревку — колокольчик зазвенит: значит, пора делать уроки.

— Но я могу просто в дверь тебе постучать.

— В дверь — неинтересно. Колокольчик лучше. Согласна? За веревку будешь дергать.

— Пожалуйста. Буду дергать, если хочешь… Только вот, Черенок, у меня такое условие: станешь плевать из своей дурацкой трубки — я… я не знаю, что с тобой сделаю! Слышишь?

— Ладно, в тебя не буду, — пообещал Витька.

— И вообще не стреляй!

— Вообще! Может, я по врагам буду стрелять. Что, врагов щадить, да?

— Ну, пусть, — уступила Саша. — По врагам — твое дело. Уничтожай. А в меня не смей! Из резинки на пальцах тоже не смей!

— Ну, что пристала! Ведь сказал, не буду.

— Во! — радостно изумился Витя Ёлкин. — Полное разоружение!

Первые два дня Витька охотно, даже слишком охотно, откликался на ее звонки. Только Саша дернет за шнурок и колокольчик зазвенит, Витька тут как тут. Сияет, будто эмалированный чайник.

— Ну скажи: плохо я придумал?

А то ладонь к уху рупором приложит:

— А звук! Слышишь, музыка! Ты мне чаще звони.

— Да что толку! Ты уроки начинай делать.

— Сейчас, сейчас, — обещал Витька. — Только передачу досмотрю. Ты разве не смотришь «Музыкальный киоск»?

— Я сочинение пишу.

— Еще сочинение… — Витька огорченно дергал свой соломенный чуб. — Я и забыл… Ладно, сейчас накатаю!

Как бы там ни было, первые два дня звонок помогал — домашние задания в его тетрадках были выполнены.

А на третий день она и раз дернула за веревочку, и другой — на балконе соседей никого.

Еще раз звякнула. Настойчивей, погромче.

— Чего, чего трезвонишь! — В балконной двери выставилась взъерошенная Витькина голова.

— Я думала, «доброе утро» скажешь или хотя бы «здравствуй».

— Обойдешься! Принцесса!

— Ты отчего такой злой?

— Будешь злой. Это тебе на все начихать. Только о пятерках своих думаешь. А то, что наши вчера шотландцам проиграли, это тебе до лампочки! А я вот болел до половины первого да целый час заснуть потом не мог. Обидно. Отборочный матч…

Саша хотела было чуточку надуться — это она-то лишь о пятерках думает! — но в эту минуту Витька выглядел таким несчастным, просто убитым, что обижаться она не стала. Сказала, сочувственно вздохнув:

— Правда, обидно. Почему бы им не перенести матч на другой день…

Витька с недоумением посмотрел на нее.

— Ну как же: на сегодня уроков столько задали, а ты не выспался.

— Знаешь, катись ты со своими уроками!

Витька ушел с балкона. Но все же она успела крикнуть ему: «Через час опять позвоню!»

И в самом деле — позвонила. Ровно через час. И снова за веревку ей пришлось дергать долго и настойчиво. «Все равно не отступлю», — решила про себя.

Как туча, вышел Черенок на балкон.

— Больше делать тебе нечего?

— Нет, еще устные остались. А письменные закончила. А ты?

— Я тоже, — И Черенок удалился. И дверь за собой сильно захлопнул.

Саша пожала плечами: «Характер показывает. Только врет ведь. Еще и не брался, наверно».

Из первого подъезда пулей выскочила Белка. Следом показалась и Женя. Вместе с матерью она выносила коляску с маленьким Славиком.

На Жене было надето нарядное сиреневое платье с белым кружевным воротником. «Красивое, — невольно отметила Саша и подумала: — Не праздник ли сегодня какой?.. Вроде бы нет…»

Женя увидела на балконе Сашу и помахала рукой. Все круглое лицо ее расцвело.

— Выходи гулять… Выйдешь?

Кто бы не хотел погулять в такую погоду — солнце, тепло. Уроки на часок можно отложить. Осталось-то пустяки. Но как быть с Черенком?.. Саша взглянула на медный колокольчик, висевший на Витькином балконе, и отрицательно покачала головой:

— Сейчас не могу. Уроки не сделала…

Саше не много потребовалось времени, чтобы закончить уроки и с чистой совестью сказать себе: «Все, все! Теперь — гулять… Ах, только этот противный Черенок… Как у него там дела?»

Саша вбежала в большую комнату, отмахнула длинную тюлевую занавесь, преграждавшую вход на балкон, и застыла, крайне удивленная, С Витькиного балкона свисал шнурок от колокольчика. Неужели Витька оборвал? Конечно! Теперь звонок ему стал мешать! Э, нет, такой номер не пройдет!

Саша вышла на лестничную площадку и громко постучала в дверь пятьдесят седьмой квартиры. Щелкнул замок, и показалось озабоченное Витькино лицо.

— Это ты? — сказал он. — А я думал…

— Милиционер?.. Нет, это я.

— Ну, а чего тебе надо? — Витька продолжал стоять в дверях и, похоже, совсем не собирался пустить ее в переднюю.

— У вас собака там живет? — сказала Саша, кивнув на полутемную переднюю.

— Какая еще собака?

— Очень злая. Ты боишься, чтобы она не покусала меня, да? Потому и не пускаешь, да?

Под таким напором Витька окончательно стушевался. Посторонившись, он пропустил ее в дверь.

— Так, — проговорила Саша и пристально посмотрела на Черенкова. — Значит, колокольчик тебе стал мешать? Оборвал!

— Я? Оборвал? — Витька плохо разыграл удивление.

— Нет, я! Взяла и сама оборвала. Так, по-твоему? Черенок! Ты хочешь, чтобы на совете отряда я рассказала о всех твоих проделках? Или не хочешь?

Витька хмуро молчал.

— Скажи спасибо, что я в тот раз промолчала. Послушали бы ребята и Лидия Гавриловна, как ты, вместо того чтобы делать уроки, плевался в меня хлебом!..

— Витюнь! — неожиданно послышался из комнаты старческий, как скрип немазаной двери, голос. — Этктой-т к нам пришел?.. Витюнь!