С барской легкостью Семенов-Самарский предложил Федору службу с жалованьем в двадцать рублей, выдал аванс и билет на пароход до Уфы. Позже он вспоминал, что взял Шаляпина потому, что тот поразил его увлеченностью и страстным желанием быть на сцене.

Так началась новая жизнь молодого Шаляпина. Он будет служить в театре, у самого Семенова-Самарского!

Когда Федор добрался до Уфы, туда же явился сам антрепренер, привезший с собой много приглашенных им солистов и артистов хора. Тут выяснилось, что хор набран, как всегда, без расчета. Было объявлено, что из числа прибывших оставят только опытных, а остальные будут уволены. Федор почувствовал, что его надежда стать артистом поколеблена. Но хормейстер Гончаров, догадавшийся, что перед ним еще зеленый юнец, репертуара за душой не имеющий, не сомневался в одном: у этого юнца чудесный голос. Шаляпин был оставлен в труппе. Очень скоро он стал «вожаком» хора. Дирижер поражался тому, с какой легкостью певец-самоучка читает ноты с листа.

«Жил я у прачки, в маленькой и грязной подвальной комнатке, окно которой выходило прямо на тротуар. На моем горизонте мелькали ноги прохожих и разгуливали озабоченные куры. Кровать мне заменяли деревянные козлы, на которых был постлан старый жидкий матрац, набитый не то соломой, не то сеном. Белья постельного что-то не припомню, но одеяло, из пестрых лоскутков сшитое, точно было. В углу комнаты на стенке висело кривое зеркальце, и все оно было засижено мухами. На мои 20 рублей жалованья в месяц это была жизнь достаточно роскошная».

Первая роль, которую ему дали, заключалась в хоровой партии в комической опере А. Замары «Певец из Палермо». Безумно волнуясь и, наверное, вспоминая свой позорный провал в Панаевском саду, Шаляпин впервые выступил на сцене как профессиональный артист. Это произошло 26 октября 1890 года. Такова дата начала артистической карьеры великого певца.

Шаляпин отдался работе в уфимском театре с покорявшим всех увлечением и беспредельной преданностью делу. С удивительной быстротой он овладевал репертуаром: учить новые партии было ему легко и радостно. Он не вылезал из театра. Помогал рабочим переставлять декорации, таскал ящики с костюмами, чистил лампы, словом, был готов делать все, что потребуется, потому что сбылась его мечта: он служит в театре!

Его прекрасный голос был замечен всеми, равно как было оценено и его старание. Как-то ему поручили за сутки приготовить партию Стольника в опере Монюшко «Галька». (Кто-то отказался, и нужно было срочно дать замену.) Все были поражены, когда на следующий день он предстал готовым к выступлению. И хотя артистически роль была сыграна примитивно, вокальная сторона партии прозвучала вполне удовлетворительно. Самое главное, на что обратили внимание, — Шаляпин необычайно быстро заучивал партии. В роли Стольника он выступил 18 декабря 1890 года. Это была первая в его жизни сольная партия.

Он продолжал оставаться в хоре, но ему поручали и другие, сольные партии, например Фернандо в «Трубадуре» Верди и Неизвестного в «Аскольдовой могиле» Верстовского. Молодому артисту казалось, что все прекрасно. Следовало бы только приодеться. Оборванный, в пальтишке с чужого плеча, в сапогах с отстающими подметками, он по-прежнему производил впечатление босяка, случайно забредшего на сцену.

Вспоминая эту полосу в жизни великого артиста, некоторые его товарищи по уфимской труппе свидетельствовали, что Федора все любили за веселость нрава, за фанатичную преданность делу и, конечно, за то, что бог наградил его прекрасным голосом. В ту пору считалось, что у него баритон, хотя ему доводилось петь и басовые партии.

Короткий сезон подходил к концу. Труппа жила дружно, отношения с товарищами были хорошие. Это облегчало жизнь. Но артистические силы в общем были слабые, дела шли неважно. Скоро пришлось прощаться с Уфой.

Желая отметить работу Шаляпина, Семенов-Самарский решил предоставить ему бенефис. На бенефисные спектакли билеты продавались по повышенным ценам. Все, что наберется сверх обычных цен, пойдет, как водилось тогда, в пользу бенефицианта. Для этого события Шаляпин выбрал «Аскольдову могилу». Неизвестного в ней обычно исполнял сам Семенов-Самарский, Федор только изредка допускался к этой партии. Но осмелевший молодой артист попросил, чтобы для него поставили именно «Аскольдову могилу» и что Неизвестного споет он — Шаляпин. Добродушный Семенов-Самарский охотно согласился.

В опере Верстовского пение чередуется с прозой. И тут-то, на спектакле неожиданно для зрителей обнаружилось, что, хоть действие происходит в Киеве, Неизвестный из «Аскольдовой могилы» разговаривает, энергично по-волжски «окая». Публика доброжелательно посмеивалась. Зато вокальная партия была исполнена отлично. В результате, бенефис прошел успешно. От сбора Федору осталось тридцать рублей, да полсотни поднесли ему от публики вместе с подарком. В общем он стал обладателем целого состояния и, как подлинный артист, — серебряными часами с монограммой.

Ему уже мерещилось, что он нарядится во все новое и отправится в Москву гулять по трактирам — себя показать и других посмотреть. А пока что следовало хоть как-нибудь приодеться. На базаре он купил пальто из странного материала, который ему выдали за верблюжью шерсть. К пальто добавилась покупка, о которой он давно мечтал: кожаная куртка, из тех, какие носили железнодорожные машинисты. Затем сапоги и даже перчатки. Дирижер Апрельский подарил ему жокейский картуз. Словом, Шаляпин стал первейшим франтом. Вид у него действительно был нарядный, хотя на первый взгляд несколько диковатый.

Сезон заканчивался. На прощание съездили с концертом в Златоуст, за что Семенов-Самарский уплатил Федору целых пятнадцать рублей. Об этой случайной поездке не стоило бы и вспоминать, если бы не то, что, отправляясь в Златоуст, Шаляпин впервые в жизни сел в поезд…

Труппа разъехалась, а Шаляпин остался в Уфе. Почему он, как все его товарищи, не предпринял нужных шагов, чтобы поступить в какую-либо другую труппу? Ведь такие коллективы формировались и рассыпались по городам несколько раз за сезон. Что удержало его в Уфе?

Дело заключалось в том, что в городе заинтересовались молодым певцом. Его отличный голос был замечен. О нем стали поговаривать, как о самородке, судьбой которого стоит заняться.

В Уфе существовал кружок любителей искусства. Во главе его стоял популярный в городе адвокат Рындзюнский. Он-то и затеял помочь юноше учиться в столичной консерватории. А пока задумано было найти ему в Уфе какую-нибудь службу, устраивать иногда концертные выступления, словом, обеспечить на время, пока он подготовится к учению в Петербурге или в Москве.

Сначала все шло хорошо. Шаляпину доводилось петь в концертах, для участия в которых Рындзюнский даже предоставил Федору собственный фрак. Его пристроили писарем в земскую управу. Предполагалось, что в скором времени почитатели молодого таланта соберут по подписке нужную сумму, и с этими деньгами Федор направится в столицу пытать счастья. Но запала местных меценатов хватило ненадолго. Кружок любителей искусства стал распадаться, пылкий интерес к юноше остыл. Вскоре Шаляпин понял, что делать ему в Уфе нечего, если он боится закиснуть здесь на положении маленького канцеляриста.

Когда в уфимском летнем саду ненадолго появилась украинская труппа Т. О. Любимова-Деркача с национальным репертуаром из комедий и комических опер, Федор решил, что должен срочно действовать. Пускай украинская труппа, лишь бы вновь оказаться в театре. Правда, он не имел представления об украинском языке, но надеялся, что без труда сумеет разучить хоровые партии и «по-малороссийски».

«Труппа сыграла несколько спектаклей и уехала в Златоуст, откуда должна была перебраться в Самару. На другой день после ее отъезда я проснулся рано утром с ощущением гнетущей тоски о театре. Я чувствовал, что не могу больше оставаться в Уфе. Но уехать мне было не с чем. Но в тот же день я взял в управе ссуду в 15 рублей, купил четвертку табаку, а вечером, раньше обыкновенного, отправился спать на сеновал […]. Пролежав на сеновале часа полтора, я тихонько слез, забрал с собой табак, гильзы и, оставив одеяло, подушку, все мое „имущество“, отправился на пристань, „яко тать в нощи“».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: