Я должна была открыться только в эти выходные. Мы с Молли яростно трудились над вывеской "Гурманки" и подготовкой кухни с тех пор, как я вернулась домой с крошечными сбережениями, перспективой получить в ближайшее время наследство и этой сумасшедшей, абсолютно безумной идеей.
Слава Богу, Молли соскучилась по мне во время моего европейского спасения. Она мирилась с моими навязчивыми планами и приготовлениями только для того, чтобы провести со мной время. Без неё я не смогла бы зайти так далеко, но она не могла вечно держать меня за руку. Особенно, когда наступит ответственный момент.
Молли могла бы расписать потолок Сикстинской капеллы, завязав одну руку за спиной, но не могла сделать тост так, чтобы не сработала пожарная сигнализация.
И, может быть, я немного преувеличивала её таланты, но только потому, что семнадцать лет дружбы и вечной преданности повлияли на меня.
В открытую дверь просунулась голова Ванна, его лицо сморщилось от беспокойства.
— Ты серьёзно говорила о том, что никакой еды?
Я оторвала взгляд от "Лилу" и виновато пожала плечами.
— В четверг, — пообещала я. — Я планирую запустить всё на целый день и провести пищевые испытания. Ты можешь стать моей морской свинкой.
— Прекрасно, — фыркнул он. — Но я жду завтрак, обед и ужин.
— Ты трудоголик, — обвинила я его. — Этот магазин разрушит твою жизнь.
Он ахнул и в неверии покачал головой, широко раскрыв глаза.
— Этот магазин — моя жизнь, — он многозначительно оглядел блестящие поверхности моего отчаянного бизнес-предприятия. — Кроме того, кто бы говорил.
— Эй, я ещё пока не трудоголик! Дай мне ещё хотя бы три дня, и уж потом начнёшь сыпать обвинениями.
Его губы дрогнули в улыбке, которую он не хотел показывать.
— Хорошо, ты можешь стать моим учеником на день. Я покажу тебе, как лучшие трудоголики делают перерывы на обед.
— Серьёзно?
Он дёрнул подбородком в сторону стоянки.
— Ты — шеф-повар. Ты уж точно не можешь заморить себя голодом.
— Я руковожу фудтраком, — я схватилась за край стойки из нержавеющей стали и с силой сжала. — Я собираюсь управлять фудтраком, — исправилась я. — По сути, я фритюрье1. И вряд ли достойна звания шеф-повара. И я могу голодать. Я с легкостью могу умереть с голоду.
Его обычно напряжённые серые глаза смягчились. Ванн терпеливо вздохнул, и это было настолько нехарактерно для него, что мои внутренности стали мягкими от сестринской любви.
— Они будут любить тебя, Вера. И твой фургон. И твою потрясающую еду. Это блестящая идея.
— А если нет? Если я потерплю неудачу?
— Не потерпишь, — пообещал он. — Кроме того, я буду посылать к тебе всех своих клиентов. Гарантированный бизнес.
Я фыркнула, улыбка наконец появилась на моём лице после того, как я осознала, что мой фургон стоит через дорогу от "Лилу".
— Твоя толпа любителей хрустящих мюсли вряд ли идеальна клиентура для меня, Ванн. Кроме того, работать я буду в другое время, помнишь? Вот почему всё это работает.
Его губы подёрнулись в редкой улыбке.
— Эй, даже любители хрустящего мюсли и защитники природы иногда пьют слишком много. Мы даже иногда задерживаемся допоздна. Иногда за полночь.
В притворном удивлении я пошире распахнула глаза.
— Не может быть, Ванн! За полночь? Даже представить не могу. Это просто... безумие. Ты действительно живёшь на грани.
Его улыбка исчезла, а голос стал ровным, он снова вернулся к роли супер серьёзного старшего брата, которого я знала и любила.
— Я пересмотрю свою готовность угостить тебя обедом.
— Ты платишь?
Я схватила сумочку с небольшой полки над головой и последовала за ним к двери. Остановившись, чтобы закрыть за собой дверь, я добавила:
— Тебе стоило с этого начать.
— Подожди! — Молли остановила меня, я ещё пока держала ключ в засове. — Мне нужно убрать кисти.
Она уже убрала ярко-красные краски и позаботилась о своей палитре, но её кисти всё ещё блестели малиновым. Я скептически посмотрела на них.
Она глубоко вздохнула.
— Обещаю не запятнать твоё первозданное святилище. Серьёзно, Вера!
Она указала на вывеску, которую только что нарисовала для меня — бесплатно, — затем раздражённо помахала своими дорогими кистями.
— Не накапай, — строго предупредила я её.
Она закатила глаза, но послушно кивнула.
— Обещаю оставить всё таким же блестящим и новым, каким сегодня увидела.
Я снова открыла дверь и распахнула её перед ней. Она протиснулась мимо меня, не дожидаясь, пока я спущу внешнюю ступеньку, так что её подъём в фургон был неуклюжим и невпопад. Она, казалось, ничего не заметила.
— Дааа, — пробормотал Ванн. — А я-то думал, что я одержим навязчивыми идеями.
Я повернулась и бросила на него злой взгляд.
— Я думаю, она могла бы помыть кисти в твоём магазине.
Он съёжился, поняв мою точку зрения.
Мой брат был таким же педантичным, как и люди с обсессивно-компульсивным расстройством. Мы были продуктами своего окружения. И под этим я подразумевала, что воспитывал меня отец-одиночка, который едва помнил, как пользоваться посудомоечной машиной, не говоря уже об уборке ванных комнат, одежды или чего-то ещё. Мы с Ванном покинули наш отчий дом, отчаянно нуждаясь в порядке и хорошей гигиене. Мы были полной противоположностью папе.
Но не со зла.
Мы безумно любили отца. Он пожертвовал всем ради нас, а потом сумел вырастить нас достойными, успешными взрослыми. По крайней мере, так он воспитал Ванна. Я всё ещё была под властью морской болезни на движущемся взрослом корабле. Но я надеялась, что скоро папа будет мной гордиться.
Очень скоро, так как времени у меня было в обрез.
Звук двигателя прервал наш тихий день, рыча через площадь. Большая часть центра города была оживлённой смесью улиц с односторонним движением и непрерывным потоком транспорта, но центральная улица, с её границей из кирпичных промышленных зданий, превращенных в модные лофты и высококлассные предприятия, была самой оживлённой частью.
Три отдельные площади, одна рядом с другой, могли похвастаться ресторанами, барами, клубами, лофтами и предприятиями, достаточно успешными, чтобы платить непомерную арендную плату. Эта часть города была излюбленной миллениалами2, которые тусовались в клубах до нечестивых часов, и кутил, бросающих свои деньги на экстравагантные обеды и дизайнерскую одежду.
Я не была достаточно богатой, чтобы иметь тут недвижимость, не могла даже арендовать тут помещение. Но специализированный веломагазин Ванна идеально подходил для этого, и после того, как я вымолила и продала душу городскому совету, мне дали временное и неохотное разрешение работать на том же участке.
В это время дня на площади было оживлённо, но не так шумно, как вечером. Звук мотоцикла, проносящегося по площади, заглушил все остальные звуки. Мы с Ванном с одинаковым интересом наблюдали, как гладкая чёрная ракета пролетела через переулок рядом с "Лилу" и остановилась, как будто водитель был из какого-то британского шпионского фильма.
Он выглядел до отвращения круто.
Мурашки пробежали по моим рукам, несмотря на тёплое летнее солнце. Острое осознание пронзило меня, а желудок сжался от нервного ожидания.
— Это он, — подтвердил мои подозрения Ванн. Он повернулся и его глаза озорно блеснули. — Твой конкурент.
Проглотив комок в горле размером с кулак, я проскрежетала:
— Мы не конкуренты.
Я почувствовала ухмылку Ванна, хотя и отказывалась смотреть на него. Я не могла оторвать глаз от чёрного шлема и стройного тела, которое слезло с мотоцикла с такой грацией, которую я никогда в жизни не могу достигнуть.
Я сглотнула и постаралась не задохнуться.
Он посмотрел в нашу сторону. Если мои соседи по площади интересовались серебристым фургоном, расположившимся перед велосипедным магазином, то название "Гурманка", нанесенное ярко-красной краской на фасад, было довольно хорошим намёком на то, что происходит.
Он снял шлем и повесил его на руку, оставив там болтаться. Я вздрогнула, инстинктивно делая шаг назад. Я не могла разглядеть мельчайших деталей его лица, но "я ненавижу тебя" было отчетливо написано на его расправленных плечах и сердитой ауре.
Киллиан Куинн знал, что происходило через дорогу от него, и можно было с уверенностью сказать, что моим поклонником не был.
Я давала рекламу в социальных сетях и в местных газетах с тех пор, как получила разрешение и все необходимые документы для открытия. Я произвела немалый интерес, но Ванн держал язык за зубами со своими соседями. Он сказал мне, что он предпочитает элемент неожиданности. Я же была уверена, что это означало, что он боялся сказать им, что он отдал свою стоянку для ночного фудтрака с едой, боясь того, что они подумают о нём.
— Тогда почему у тебя такой вид, будто тебя сейчас вырвет? — поддразнил Ванн.
Я смогла лишь сдавленно прошептать:
— Это действительно он?
— Киллиан Куинн во плоти.
Ванн никогда не проявлял интереса к приготовлению еды. Взрослея, мы в основном сами отвечали за своё питание. Если мы хотели есть, то должны были добывать себе пропитание. Наш отец работал в две смены, в первую и в третью, и у него никогда не было сил на семейные ужины или покупки продуктов. Ванн выжил на абсолютном минимуме.
Вот почему он был так счастлив с батончиками мюсли и протеиновыми коктейлями. Они были на несколько ступеней выше его детской диеты из лапши быстрого приготовления и макарон с сыром
Я выбрала противоположный подход. Отказавшись от основных блюд и сбалансированных групп питания, еда стала выглядеть увлекательней для меня. Я мечтала о том дне, когда смогу съесть что-нибудь вкусное. Я стала одержима едой, которая не была дешёвой или простой на вкус.
Хорошая еда стала целью, которая вырастила крылья и когти во время учёбы в младших классах. Моя цель превратилась в живое, дышащее чудовище, когда я попала в среднюю школу и нашла учительницу, которая когда-то была шеф-поваром в Европейском бистро, прежде чем она встретила любовь своей жизни и переехала сюда, чтобы начать новую жизнь.