— Командир вдогонку тем полетел!

— Поляки утекают!

Началась игра.

Старались обмануть друг друга. Но трудно — оба противника стоят друг друга: не так-то легко обмануть красных летчиков, несмотря на более слабые силы.

Тогда поляки ринулись строем на наших.

Гоняются друг за другом…

— Сбит! Поляк сбит!

— Командир падает, сбили поляки!

Два самолета выбыли из строя: камнем ринулся поляк, медленно падает красный…

Красные отступают…

Пять поляков вслед.

Один над аэродромом.

— Приготовься!

Tax, тах… — запели пулеметы.

Накренился поляк.

— Берегись, бомба!

В это время — у-ух…

— Наконец-то, зенитка[3] заработала.

У-а-х… — разорвалась неподалеку бомба.

Пулеметы, бомбы, снаряды… Каша звуков.

Осмелел поляк, низко спустился — хочет пулеметом панику навести.

— Держись, ребята! Жарь! — Пять пулеметов зацокали и… поляк нелепо перевернулся в воздухе, еще, еще — и грудой обломков рухнул на землю.

Пять против четырех.

Четыре красных, пять белых: силы выравниваются.

— Нажми, ребята, нажми!

Красные перешли в наступление, резко, сразу.

Дрогнули паны, не выдержали.

— За ними!

— Ага, утекают!

Вслед полякам зенитка посылает снаряды.

Удрали…

Быстро на мотоциклы — туда, где командир! Самолет поврежден, но из строя не выбыл.

Командир ранен.

Поляки потеряли два самолета.

— Небось, подумают теперь, как налеты делать. Двух недочет.

— Товарищи, штаб дивизии срочно требует сведений. Поляки что-то готовят. Вы знаете, что самолетов у нас мало: вчера подгробили разведчика. Можно выделить один разведывательный и в помощь ему только один истребитель. Задача ответственная — глубокая разведка.

— Товарищ командир, что там говорить: надо — летим. И баста.

— Постой, Хватов, не будь горячим, — надо обсудить.

Решили: рано утром летит Хватов и с ним истребитель, — конвоиром.

— Трудная задача, товарищи. Жаль, что я сам не могу лететь, поляки покрошили малость. Будьте осторожны.

— За кого вы нас принимаете?

— Успокойся, за красных летунов только.

— То-то.

— Ну, все ясно?

— Ясно, как апельсин.

— Значит, спать пора.

Наутро оказалось, что истребитель в самый последний момент зашалил: мотор отказался работать.

Что делать: отказаться от разведки или лететь без охраны глубоко в тыл одному самолету?

А из штаба: «Высылайте на разведку… По сведениям, поляки готовят наступление… Немедленно!»

— Товарищ командир, я полечу один.

— Без толку. Что ты один сделаешь? Сразу поляки тебя собьют. Да и погода «летняя» (т.-е. для полетов мало пригодная).

— Вот и хорошо. Паны не осмелятся в такую погоду вылететь.

Задумался командир.

Из штаба трезвонят:

«Выслали уже?.. Нет? Высылайте немедленно».

— Лети. Только в случае чего — назад, сразу назад.

— Есть, товарищ командир!

На поле ветер, низкие тучи, моросит дождь.

— В такую погоду только на печке лежать, а не летать. Куда летишь? Пропадешь ни за грош! — ворчит моторист.

— Не бубни! Вернусь, вернусь… Лезь, Остроглазов!

Скорей туда, где поляки затаились!

Не успели подняться, как хлынул дождь.

Выше!

Через тучи к солнцу пробрался самолет. Земли не видно, летят по компасу.

— Миша, пора ниже, далеко забрались[4].

— Есть такое дело.

Через тучи вниз.

На земле под самолетом какие-то особые полоски, которыми она вся изрезана в разных направлениях, — окопы.

— Ишь, дьяволы, сколько новых понаделали! Только и штаб о них знать будет. — Нажим спуска фотографического аппарата, еще и еще.

Снимки сделаны.

— Ну, Миша, в штабе будут довольны.

По этим снимкам будет сделан план окопов, батарей; по плану можно заключить, где слабые стороны противника.

Работа началась. Самолет летит дальше.

Тонкие блестящие червяки — самолет над железной дорогой. Пока пусто на ней, не видно вагонов, но дальше будут они, и по их количеству Остроглазов заключит, что делает неприятель. Много вагонов, большое движение — неприятель готовит наступление. А, зная намерения неприятеля, можно их предупредить.

Внизу станция. Много составов стоит на железнодорожных путях. Несколько дымков вьется над вагонами — стоят под парами паровозы. Жизнь на станции кипит.

Внимание Остроглазова привлекает стоящий отдельно в стороне маленький составчик. Какой-то особенный: паровоз посредине.

— Миша, броневой, кажись!

Хватов снижается. Теперь сомнений нет — броневой поезд поляков.

— А ну-ка, Миша, давай попотчуем друзей. Давай ниже, лети над броневиком!

— Есть! Кидай лучше только.

— Готово.

Освобожденная от предохранителя бомба летит за борт самолета. Проходит несколько долгих для летчиков секунд. Самолет поворачивает.

Разорвется?

Вдруг огромный столб черного дыма; жадными глазами за борт — что-то она там, внизу, на земле натворила?

— Неудача, Миша! Даешь на броневой!

— Есть!

Снова самолет над броневым поездом, снова летит бомба за борт. Еще и еще.

— Ага, наконец-то. Вперед, Миша, — дело сделано!

— Молодец! Держим путь дальше.

Внизу остался догорать разрушенный броневик, вагоны. Путь исковеркан — работы хватит надолго…

Далеко уже забрался наш самолет в тыл неприятеля. Удачная бомбардировка подняла настроение. Весело было лететь с сознанием того, что неприятелю нанесен такой ущерб. Внизу все спокойно как будто — больших передвижений не видно.

— А не пора ли домой? А? — спрашивает Хватов.

— Пролетим еще немного вперед. Что-то уж больно спокойно. Не верится мне. Ведь в штабе не напрасно же говорили. Заглянем поглубже в тыл.

— Ну, ладно! Кроем!

Между тем опять облака — густой сыроватый туман.

— Бери высоту.

— Опасно. Компас что-то врет. Заплутаемся. В баках у нас ведь кот наплакал. Уж полтора часа полета.

— Еще полчаса — и назад. Сейчас ветер в лоб, — обратно скорей доберемся.

Опять просветы — видна земля, то-и-дело на мгновение показывающаяся под самолетом.

Ниже.

— Мишка, смотри: паны наступление надумали. — Опытный глаз Остроглазова видит в этих черных массах, появившихся вдруг на земле на шоссе, полки пехоты, кавалерии, батареи.

Работает фото, не отстает и карандаш.

— Айда обратно!

— Есть!

Поворот — и самолет летит обратно.

Теперь только бы не нарваться на самолеты противника или зенитку. А тут еще погода разгуливается, того и гляди — паны вынырнут.

— Нажимай, Миша, нажимай!

— Жму, друг.

Полный газ. Ведь нужно важное известие принести во-время — иначе плохо.

— Мишка, шрапнель! Паны кроют. Держись!

Зенитная батарея противника берет в «оборот» красный самолет. Но тщетно.

Привычный к таким приключениям Хватов легко уходит из обстрела.

Но тут оправдалась старая пословица: «Одна беда не бывает, а пришла беда — растворяй ворота». Не успели уйти от выстрелов, мотор начал капризничать, давать пробои.

— Миша, в чем дело? Бензин весь?

— Нет, бензин-то есть. Мотор дурит.

Перебои чаще. Вот-вот станет мотор.

Красным летунам не по себе: не то что струхнули, а жаль того, что результаты разведки не приведут ни к чему, — самолет сядет на занятой неприятелем местности, и им, пожалуй, в лапы панов придется попасть. Перспектива не из приятных.

Тах-тах… — мотор стал.

Медленно, большими кругами спускается самолет, коснулся колесами земли, стоит…

Не теряя времени, выскакивают летчики из самолета. Самолет остановился около опушки леса. Впереди поле.