«Сколько хлопот с женой-дворянкой! И какой урок моя женитьба всем крестьянам, которые, вроде меня, захотели бы подняться выше своего звания и породниться с господами! Дворянство само по себе вещь неплохая, стоящая вещь, что и говорить, но неприятностей с дворянами не оберешься, с ними лучше не связывайся. Я это испытал на собственной шкуре и знаю, как ведут себя господа, когда они позволяют нам, простым людям, войти в свою семью. К нам самим они не особенно льнут, им важно повенчаться с нашим добром. Я человек зажиточный, вот бы мне и жениться на доброй, честной крестьянке, а я взял жену, которая смотрит на меня свысока, стыдится носить мое имя и думает, что я при всем своем богатстве не смогу окупить честь быть ее мужем».
Вот и предвестье господина Журдена; вернее, это крестьянин во дворянстве. Он перехватывает признания болтливого слуги, посланного передать Анжелике любовную записочку от Клитандра, дворянина, живущего по соседству. Клитандр — столичный вертопрах, приехавший в деревню передохнуть от чрезмерной траты сил — или денег. Данден осмеливается пожаловаться тестю и теще, господам де Сотанвиль. Сотанвили — захудалые провинциальные дворяне, обрисованные очень точно, без сомнения, списанные с натуры со всеми их ужимками и речами. Это люди невеликие, но кичащиеся принадлежностью к старой аристократии времен Крестовых походов. У них ни гроша за душой, но они лопаются от спеси, и древность их рода, их связи и высокие правила не сходят у них с языка. Однако, так дорожа своими привилегиями, так держась за придуманную себе в утешение мечту, они все-таки не побрезговали позолотить фамильный герб, выдав свою дочь Анжелику замуж за крестьянина. Крестьянин этот оплатил их долги и стал титуловаться «господин де ла Дандиньер». На том благодарность Сотанвилей и кончилась. Что до остального, то они не устают напоминать зятю, что он им не чета и вовсе не понимает приличного обхождения. Госпожа де Сотанвиль возмущена, что ее называют «тещей»; она велит зятю говорить ей «сударыня». Эта крикливая мегера верховодит у себя в доме. Ее благоверный Сотанвиль от природы как будто помягче, но она им вертит, как хочет. Подзадоренный супругой, он тоже хорохорится и взывает к прошлому: «Нет, черт побери, этому меня учить не надо! Я неоднократно доказывал, и притом самым решительным образом, что я за себя постоять умею».
Отныне Данден будет обращаться к нему «на вы», как к чужому. Он не должен говорить про Анжелику «моя жена» — ведь она настолько выше его по рождению, словно явилась с другой планеты. Затем следует восхитительный диалог: «сударь» и «сударыня» упиваются разговором о предках, о героической добродетели девиц из их семейств и восхваляют строгое воспитание, которое они дали дочери. Такие люди уже современникам Мольера казались пережившими свой век — из-за непомерного чванства, никак не подтвержденного действительным положением вещей, из-за обветшалых оборотов их речи. Госпожа де Сотанвиль выражается так: «Праведное небо! Если она отступила от правил чести своей матери, я задушу ее своими руками».
В этом слышится какой-то феодальный призвук. Провинциальность Сотанвиля подчеркнута в его разговоре с Клитандром, придворным аристократом. Захолустный барон изумляется тому, что его громкое имя, его титул, слава его рода никому за пределами округи не известны. Можно догадаться, как насмешливо улыбается Клитандр и какое презрение прячется за его учтивостью и притворной почтительностью.
А тем временем Данден вовсе не собирается утешаться мыслью о том, что его дети будут благородными господами, поскольку в семействе «сударыни» дворянское звание передается по материнской линии. Ему не улыбается носить рога; будучи неотесанным мужланом, он так прямо об этом и говорит. Господин де Сотанвиль бледнеет от обиды. Его голубая кровь вскипает. Он требует разъяснений от Клитандра, который, разумеется, отрицает все. Госпожа де Сотанвиль, готовая на любую жертву ради чести, приводит дочь на очную ставку. Анжелика вся в мать. Это продувная бестия, не отягощенная излишней щепетильностью. Она сразу переходит в наступление, набрасывается на Клитандра. Клитандр отбивается — «Ну-ну! Не горячитесь, сударыня! Вам нет надобности поучать меня и приходить в такое негодование», — но тем не менее соединяется в запирательстве с хитрой плутовкой. Тогда и Сотанвили обращаются против Дандена. Его заставляют извиниться перед Клитандром, смиренно держа шляпу в руках. Данден обладает тем здравым смыслом, каким часто наделены крестьяне в комедиях. Его не проведешь; он вовсе не удовлетворен такими объяснениями и продолжает бранить жену. Тогда Анжелика разыгрывает оскорбленную невинность:
«Это наглая ложь! Я до того возмущена, что у меня нет даже сил возражать. Как это ужасно — тебя порочит муж, которому ты ничего дурного не сделала! Увы! Если и можно меня осуждать, так только за то, что я слишком хорошо с ним обращалась».
Во втором акте Данден изо всех сил пытается убедить Анжелику, что узы брака выше сословных понятий, что между супругами стирается неравенство происхождения. Анжелика отвечает с цинизмом молодости:
«Как вам это понравится! Только из-за того, что кому-то заблагорассудилось на нас жениться, все для нас должно быть кончено и мы обязаны порвать всякую связь с живыми людьми?.. Я не считаю себя обязанной рабски подчиняться вашей воле. Если вам угодно знать, я хочу наслаждаться счастьем молодости, радостью свободы, на которую мне дает право мой возраст. Я хочу бывать в обществе, хочу испытать, как приятно выслушивать неявные признания. Будьте к этому готовы — это вам послужит наказанием. Благодарите небо, что я неспособна на что-нибудь худшее».
Жорж Данден через замочную скважину видит Анжелику в обществе Клитандра. На сей раз он не упустит случая отомстить. Он сумеет убедить Сотанвилей в двуличии их дочери. Похоже, что планы мести занимают его больше, чем несчастье быть обманутым мужем. Замешательство Анжелики длится недолго; она легко выпутывается из затруднительного положения. Ум у нее изобретательный. Она притворяется удивленной и выговаривает Клитандру, что тот преследует ее, будто не знает, как она добродетельна. Анжелика хватает палку и прогоняет спасающегося бегством воздыхателя — но так, что удары сыплются на Дандена. Господин де Сотанвиль вне себя от восхищения:
«Любезный зять, в каком вы должны быть восторге! Какое радостное для вас событие! Прежде вы имели основания сокрушаться, но все ваши подозрения благополучнейшим образом рассеялись».
Данден в бешенстве. Про себя он обзывает жену «подлой тварью», но вслух сказать ничего не смеет. Тем не менее он не признает себя побежденным и лелеет злую мечту проучить бесстыдницу.
В третьем акте Клитандр добился, что Анжелика приходит на ночное свидание. Как положено, он вздыхает при мысли о том, что его красотка должна тотчас же возвратиться к своему господину и повелителю. Анжелика утешает его:
«Неужели это вас беспокоит? Неужели вы думаете, что женщина способна любить такого мужа, как мой? Выходишь замуж потому, что не можешь отказаться, потому, что зависишь от родителей, которые думают только о деньгах. Но зато цена таким мужьям невелика, смешно было бы с ними носиться».
Жоржу Дандену наконец-то удается ее поймать — на улице, в такой подозрительный час. Он зовет родителей. Анжелика кается, умоляет ее простить: «…Я виновата, у вас есть повод быть мною недовольным. Смилуйтесь, однако, надо мной… Миленький мой муженек…»
Она признает свою вину (которой, в сущности, еще за ней нет), просит его все забыть и обещает стать «самой прекрасной женой на свете». Но Данден не идет на мировую. Он с наслаждением унижает свою знатную супругу, чтобы отплатить Сотанвилям за их обращение с ним самим. Это в Сотанвилей, в их гордость он метит, издеваясь над их дочерью. Такие низкие побуждения, такое почти животное упрямство могут найти отклик только в самых тупых сердцах. В эту минуту он теряет право на жалость к себе. На какое-то время наши симпатии переходят к Анжелике, принесенной в жертву корыстными родителями и защищающей свое желание жить. В ярости от того, что напрасно унижалась перед человеком, которого презирает и над которым до сих пор брала верх, она в свою очередь решает отомстить. Ей удается пробраться в дом и запереть двери. Да, это настоящий фарс, со всеми его атрибутами: палочными ударами, темнотой, огарком свечи и прочим. Прибегают Сотанвили (с готовностью прямо-таки удивительной). Что же они находят? Их вспыльчивый зять топчется у дверей. Их любезная дочка кричит из окна, что ее муженек пьян и не ночевал дома. Данден пытается что-то объяснить, но настаивать у него нет сил. «Сударь» его отталкивает: «Отойдите! От вас перегаром разит».