Павел Алексеевич Кучер

Королева Наташка

1647 год от Р. Х. или 7155 год от С. М

Для предварительного создания настроения рекомендую послушать песенку:

«Адам и Ева»

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Народная мудрость

Дата создания документа — 1647–1648 годы по григорианскому календарю местного времени (Земля-2);

Язык документа — стандартный русский (расшифровка авторской стенограммы, стиль сохранен);

Место создания документа — Центральная Европа;

Жанр — путевые заметки;

Гриф закрытости — личная информация (примечание — снят по истечении срока давности)

Доступность в глобальной сети — без ограничений;

Лист первый. Вступление

(обрывок ленты от авиационного радиотелетайпа)

Когда я начинала вот это писать — ставить даты было просто влом. А теперь — и совсем неохота. Оно же после дорабатывалось… и немножко растерялось… Натаха-растеряха — это я, будем знакомы, мои будущие читатели. Что? Какой дневник? Это вот — дневник? Ненавижу дневники! Обычные мысли вслух… Каракули. Стенограммы. Шифровки для личного пользования. Как подумалось — так и написалось. Теперь, кроме меня, их, пожалуй, никто и не разберет.

Ещё совсем маленькой, когда впервые почувствовала ход времени, я взяла за правило ставить в голове зарубки — «Вот сейчас я здесь!». И запоминать. Какой вокруг воздух, какое у меня настроение, в чем я одета, какие мысли в голове, что вообще происходит. Живые фотографии. Пригодилось. Дат не помню, а что было — отлично. Чувствую, теперь надо кое-что записывать. Слишком быстро жизнь начала меняется, будто меня в калейдоскоп засунули и крутят, и крутят… Ну, вот, только присела — колокол громкого боя гремит… Да, бегу!

(приписка от руки дрожащим старческим почерком)

Господи, сколько же лет прошло? Искала нашу с Фрицем первую фотку. Нашла. Хотела поплакать, а под ней бумажки. Я совсем про них забыла… Перечитала — как будто время вспять повернулось. И мы — снова молодые.

Лист второй. Влипла!

(обрывок ленты от авиационного радиотелетайпа)

— Сазоновой Наталье Алексеевне, срочно прибыть на узел связи!.. лексеевне, срочно прибыть на узел связи! — когда дует шелонник, репродуктор, что висит на столбе, посередине летнего лагеря, слышно только в перерывах. Всё остальное время, слова и незакрепленные предметы, улетают в сторону озера. С концами…

И мне, значит, тоже — бежать на север… К южному берегу Байкала… Хотя — моё личное время и вообще, выходной. Да! Могли бы и по рации соединить. А! Я же рацию специально выключила. Вот же невезуха! Ой, не той ногой в сапог попала. Что там могло случиться? Вроде тихо было… Не люблю неизвестности. Сквозит! Эх, хорошо ещё, ветер попутный. Как подумаю, что из-за какой-то ерунды, против него, обратно шагать…

— Что? Полчаса на сборы? Хорошо, папа… Ну, есть! — эк, его занесло. «Всё бросай и дуй на Базу, катер уже вышел…» Накрылся мирный отдых. Кто сказал — «как хорошо быть дочкой полковника»? Я? Ошиблась, значит… Ох-ох-ох… Ни поспать девушке после обеда, как белому человеку, ни о возвышенном помечтать…

— Что? «15 минут и вещи мне сейчас принесут?» Папа, да скажи, что случилось? — ага, жди! Конец связи.

(обрывок ленты от авиационного радиотелетайпа)

Инка, та, у которой полное имя Инникса, это, в буквальном переводе — «собачья шкура», своё прозвище полностью оправдала… Что у меня было в тумбочке, на вешалке и рядом — сначала свалила горой на кровать, а потом завернула в одеяло и приперла. Куль получился, почти с неё размером, хорошо, что легкий. Или нет? Парусил этот сверток так, что мелкую чукчу чуть ветром мимо дверей не пронесло. Пришлось выпрыгивать и ловить. Естественно, внутри куча мала. Вожатая, называется. Как детей учить походный вьюк укладывать — у неё каждая спичка на месте, а как кому помочь собраться…. Была бы она «бэе», по-тунгусски «парень», так бы и дала по лбу. Торопилась она. Жалко, что «гирки», это по-тунгусски «товарищ, подруга» — нельзя. Видно, что спешила и успела. Наоборот, благодарить надо. Не пришлось мне самой, лицом против ветра, плестись…

— Что? Внеочередной рейс на Эзель? Когда успела разузнать? Точно, мне надо лететь? За мною, спецом прислали? — ой, мамочка! В смысле, хорошо, что с мамой порядок, я уже было беспокоилась. Ну-с, папочка… тот полновесный щелбан, что Инке предназначался, я, при встрече — тебе презентую. Не фиг скрытничать!

— Что? Катер пойдет прямо к аэродрому? — так, папа мои мысли определенно читает, дистанционно. И свой лысый лоб, от кары, временно уберег, — Что? Кто? Какой ещё — Оттон? Фридрих Оттон IV? Вызывает?! Меня?! Домой забежать успею? Сперва — в Большой Дом? — как говорила знаменитая Алиса — «всё страньше».

— Слушай, Инка, мне правда очень жалко уезжать… Да не знаю я ничего! Вообще… Серьезно? Подарок на дорогу? Книга? Она мне там пригодится? Тогда чего ты её так упаковала? Дай название посмотреть! Надо же… Эрик Флинт «1632». Про что хоть она? Долго рассказывать? — вот же, хитрюга. Ничего у неё теперь не выпытать, побоится сглазить. Хуже папы… — Через «Длинное Ухо» разузнала? Ну, хоть полсловечка! Нельзя?

Ох, папочка… Ох, Алексей Кузьмич… Раскидаюсь с делами, вернусь, поквитаюсь. Скажу — фамильное взыграло. Устрою вам, по праву старшей дочери, Кузькину мать и Содом с Гоморрой. Запарили, со мною, как с маленькой играться! День рождения был? Восемнадцать стукнуло? Всё! Обращайтесь как с взрослой, да!

Лист третий. Кровь императоров

(обрывок ленты от авиационного радиотелетайпа)

Ой, девочки! От нашей Старой Базы, той, что у истока Ангары, до острова Эзель — двое суток лету. Я, за это время, спала — часов шесть, в два приема. То читала, то на рации сидела… Экипажи-то сокращенные. Без подмены, от самой Кореи. Может, так и хорошо. В грузовом отсеке жить всё равно невозможно — он под верх забит мешками с перцем и пряностями. Один узенький проход, от пилотской кабины к хвосту, оставили. Ага, возьмите щепотку молотого перца и сдуйте в воздух. А потом вдохните… И если получится — выдохните. Вот! Когда на борту полторы тысячи мешков с этим самым перцем, да ещё и в облегченной упаковке, для большей экономии взлетного веса… Правильно догадались, без привычки — ни вздохнуть, ни пукнуть… Респираторы у ребят кончились ещё над Большим Хинганом. Новые взять забыли. Приняли меня и вперед. Сидим толпой, в пилотской кабине, не вылезая… Забаррикадировались, окошки открыли, только тем и живы. Благо погода над Евразией хороша, весь рейс нижний эшелон держали и дышали. Выше — нам бы сразу настал пи… поплохело.

В далекой Европе ещё гремят последние залпы Тридцатилетней войны. До их Вестфальского мира, по шкале времени Земли-1, остался примерно год. И здесь, наверное, чем-то вроде должно закончиться. Только мир будет не Вестфальским, а Копенгагенским или Стокгольмским. Скандинавы тут снова в авторитете. А у остальных драчунов пыл поиссяк… И датчане — гнут свою линию. Нашим попущением. Смех один… Заговор политических рахитов… Ось «Дания-Ангария-Корея». Ни людей, ни денег, ни ресурсов, а вот, поди ж ты… Деньги кровь войны? Не… Перец — кровь войны. Один рейс нашего дальнего транспортника через континент равен 10–15 % годового голландского ввоза восточных пряностей морем. Два дня полета, в один конец, вместо полугодового плавания на паруснике вокруг Африки. Левый канал транзита особо не афишируется. Датчане — сами моряки изрядные. Но, океанского флота у них нет. И не будет. Он уже не нужен. Зачем о таком звенеть?

Не великий прогресс — паровые деревянные самолеты. Зато — свои. Мальчики, например, ими гордятся… Стратегическая авиация! Они хорошие. Даже гамак для меня придумали. А сами — по очереди, в креслах спят. Сидя… В гамаке сейчас дрыхнет кот. Его тоже в кабину пустили, что б не пытался на лету выскочить. Мыши, наверное, в этом самолете долго не заведутся. Мурыч — пропитан перцовым духом. Апчхи! Тьфу… Забылась… Нельзя этого кота гладить. У него шерсть — натуральное ОМП. Как же он, сердешный, терпит? Привык. Когда впервые на меня, спящую в гамаке, прыгнул, я подумала, что не проснусь на фиг! Аж дыхание перехватило… Теперь тоже привыкла. Скорей бы отвыкнуть! Ванну мне… и свежее бельё… Духов не надо — нюх отшибло…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: