Укол вины оттого, что она ослушалась родителя, заставил ее прижаться к нему, и она прошептала:

— Надеюсь, что ты сможешь мной гордиться.

Он погладил ее по плечу.

— Я и так горжусь тобой. И мать твоя ответит то же самое, если ты спросишь ее. Миссис Мэтьюс, видишь ли, выдала замуж всех своих дочерей, и одну из них — за баронета; а твоя мать терпеть не может, когда ее в чем-нибудь обходят.

Робко улыбнувшись, Грейс посмотрела на ласковое лицо отца. Но его карие глаза погрустнели, и он добавил:

— А потому все ее надежды на то, что ты выйдешь хотя бы за барона.

Понимая, насколько тщеславны подобные мечты, Грейс все же смогла улыбнуться. Ей всегда хотелось видеть в людях только хорошее, но она также обладала способностью за фасадом слов и поступков различать их истинные намерения. Она знала, что мать рассматривала ее будущий брак не с романтической, а с практической точки зрения, надеясь, что будущий благородный супруг Грейс освободит их от скудного существования, какое обеспечивал им их теперешний благодетель, господин Эдмунд Дэвис.

Господин Дэвис был бездетным вдовцом средних лет, удовольствовавшимся, по счастью, тем, что завещал свои богатства племяннику, вместо того, чтобы ставить Грейс в неловкое положение, предлагая ей руку и сердце. Но какое-то чувство долга к ее семье в нем все же теплилось. И после выслушивания бесчисленных жалоб Летиции о дороговизне билета на дилижанс и о всех тех опасностях, которые могут подстерегать юную леди, путешествующую в одиночку в общественном транспорте, он предложил свой экипаж, чтобы доставить младшую дочь священника в Лондон.

Когда ее мать уже открывала входную дверь, Грейс вдруг посетила мысль, что не так уж, видимо, велико бремя для родителей, отправляющих свою дочь в большой мир, если и другие несут его.

Одетый в темно-бордовую с золотым шитьем ливрею лакей, зайдя в дом, взвалил тяжеленный дорожный сундук Грейс себе на плечо и отнес его к такому же темно-бордовому экипажу. Грейс со складной дорожной сумкой в руке последовала по обсаженной цветами каменной дорожке вслед за родителями и поцеловала их на прощание.

Лакей помог девушке забраться в карету и, убрав лесенку, сам залез на козлы. Кучер гикнул, и четверка резвых лошадей, встрепенувшись, тронулась с места.

Опустив стекло, Грейс высунулась наружу, чтобы еще раз помахать на прощание родителям. Но те едва ли разделяли охватившее ее чувство возбуждения: слишком много раз они провожали ее в подобные путешествия, из которых она возвращалась ни с чем. Они не смотрели в ее сторону и шли по направлению к дому, словно подтверждая пословицу: «С глаз долой — из сердца вон».

Подкрепившись в закусочной, пока его грум менял лошадей, Алан Перри Фолкнер, герцог Станденский, выезжал на своей двуколке из покрытого брусчаткой двора в Ньюбери как раз в тот момент, когда во двор, громыхая, заезжал темно-бордовый экипаж. Несмотря на все старания объехать движущееся препятствие, левое колесо двуколки все же сцепилось с правым задним колесом неуклюжей кареты. Поскольку управляющий этим транспортным средством, очевидно, находился в неведении относительно того, что тащит обратно во двор весьма дорогой экипаж помимо воли его владельца, герцог крикнул:

— Да остановись же, болван! Тебе только скотину погонять!

Экипаж немедленно остановился, а кучер неуверенно спрыгнул на землю, отвечая на ругательства герцога широкой ухмылкой: похоже, он не считал себя виновником инцидента.

— Разве вы не слыхали, как я сигналю, милорд? — спросил кучер, поднимая свою широкополую шляпу и почесывая голову с видом сбитого с толку человека.

— Я думаю, и мертвый бы услышал, — сердито заметил герцог и отошел на шаг в сторону. Лихой извозчик стоял возле фонаря, который как раз зажигали в наступающих сумерках, и герцог боялся, что его пропитанное спиртным дыхание вспыхнет как порох. — Странно, что ты вообще способен сидеть на своем месте.

Стараясь держаться прямо, хотя это ему плохо удавалось, возница заявил:

— Могу править хоть с закрытыми глазами.

— Именно так ты, наверное, и правил, — пробормотал Станден. Он бросил взгляд на сцепившиеся колеса, которые пытались расцепить его грум Тэт и лакей из проезжавшего мимо экипажа, и тут его внимание привлек испуганный женский голос, доносившийся из глубины кареты:

— Мне никак не открыть дверь!

В окне появилось бледное женское лицо, и Станден подумал: «Уж не собирается ли она упасть в обморок?»

Он обыкновенно не поддавался на все эти женские штучки, но неподдельная тревога в голосе молодой леди задела в его циничном сердце какую-то струнку, и, вопреки своей прагматичной натуре, герцог почувствовал импульсивное желание защитить девушку от всех несчастий, в которые она могла попасть по вине своего подвыпившего возницы.

— Ради Бога, успокойтесь, мисс, — сказал он уверенным, спокойным голосом. — Наши повозки просто застряли в воротах.

Услышав его, Грейс отпрянула от окна, тревожно вскрикнув. Герцог вновь попытался успокоить ее:

— Вы в полной безопасности.

— Ну конечно же, — согласилась Грейс, стараясь выбраться из западни, в которую попала по милости кучера Джона. Она попробовала открыть дверь, но безуспешно: та была прижата к экипажу Стандена. Снова выглянув из окна, она сказала на удивление властным голосом:

— Джон, наверное, разумнее было бы двигать не наш экипаж, а препятствие.

Последнее слово она произнесла так, что Станден сразу понял, что виновником столкновения она считает его. Желая поставить ее на место, он с достоинством и слегка оскорбленно заметил:

— Это… ммм… препятствие, мэм — весьма дорогостоящий экипаж, в который ваш кучер, видимо, весьма пристрастный к выпивке, самым дурацким образом врезался.

Чтобы лучше рассмотреть, что происходит снаружи, Грейс еще больше высунулась из окна. Правое колесо быстроходной двуколки сцепилось с ее правым задним колесом. Желтая предохранительная решетка на окне, смятая, словно бумажный веер, едва не порезала ей щеку, когда она убирала голову внутрь.

— Ах Джон, — сказала Грейс. — Ты ведь клялся, что больше не притронешься к бутылке.

— С жаждой человек не в состоянии бороться, мэм, — виновато отвечал кучер, повесив голову и теребя поля шляпы.

— Видимо, да, — разочарованно ответила девушка, ранее полагавшая, что ей удалось убедить Джона. Ну что ж, пусть этот случай будет для него уроком. Сейчас ему меньше всего нужна была ее критика. Сцепив пальцы, чтобы справится с внезапной дрожью в руках, она сказала таким же дрожащим голосом:

— Мне стыдно признаться, но и я с собой тоже ничего не могу поделать. Пожалуйста, поторопись.

Хоть Станден и был достаточно искушенным, чтобы на него подействовали женские уловки типа дрожащего голоса или мольбы со слезами на глазах, все же он не мог не понять того затруднительного положения, в котором оказалась девушка. Когда он собрался ей сказать об этом, то и сам был немного удивлен, что вместо бесстрастности в его голосе прозвучало искреннее участие:

— Попади я на ваше место, наверное, и я бы чувствовал себя неуютно.

Грейс взяла себя в руки и с любопытством взглянула на стоящего рядом с экипажем мужчину. Что он из себя представляет, она поняла, как это всегда бывало, с первого взгляда, но, к ее изумлению, его внешность почему-то заставила ее сердце биться учащенно, несмотря на то, что, по ее оценке, это был всего лишь богатый повеса, которому недоставало хороших манер даже на то, чтобы снять шляпу в присутствии женщины. Она подавила в себе желание сообщить ему, что единственное, чего она хочет, — это побыстрее ехать дальше. Что-то с ней происходило — еще никогда у нее так не перехватывало дыхание и не путались мысли.

— Я благодарна вам, сэр, что вы понимаете. Но полагаю, что вы смогли бы вылезти в окно, а не сидеть в ловушке.

Грейс тут же пожалела о сказанном. Прозвучало это так же глупо, как у Эмити, делающей комплимент некоему джентльмену по поводу его ленточек или умения танцевать.