Не сомневаться ни на секунду. Не задумываться о том, что на одном из многочисленных поворотов она могла свернуть, а ты прошёл дальше вперёд и всё больше удаляешься от неё… Славка шёл, тупо глядя перед собой, и всё казалось ему, что он видит впереди на дороге Элоизины следы. А может, это было на самом деле?

Стрелки часов показывали восемь утра. Четыре с половиной часа он в дороге. Усталость берёт своё: безумно хочется есть. Ещё больше — спать. Но Святослав знает, что сон — это верная смерть сейчас. Для промёрзшего до костей парня, бредущего по пустынной автостраде, и может быть, для девушки, что идёт где-то впереди.

«Она наверняка тоже устала», — говорил сам себе Славка, — «а значит, я скоро догоню её. И никуда не отпущу. Если удастся вымолить прощение».

За спиной снова раздался звук мотора. Машина. Святослав с трудом поднял руку. Нет, не остановилась. Пролетела мимо, хлестнув парня светом фар. Всё правильно. Славка бы тоже не стал подбирать непойми кого в такое время посреди трассы. А вот Элоизу… Элоизу могли подвезти. Куда угодно, даже на край света, если бы она попросила. Она же девушка. Маленькая, беззащитная, худенькая. Хрупкая травинка на ледяном зимнем ветру.

Нет, она не села бы в машину. Она также, как Славка, продолжает идти. По крайней мере, парень в это верил. И одновременно боялся. Боялся, что так и не сможет её догнать.

Это случилось неожиданно. Закружилась голова, подкатила к горлу тошнота. Он остановился, потом сделал шаг, другой… Споткнулся.

Последнее, что запомнил Славка, было опрокинутое вверх дном ледяное звёздное небо, пляшущее под ногами…

…Да, в тот вечер он здорово набрался. Выпроводив за дверь весело орущего похабные песни Митяя, Славка, пошатываясь, направился в кухню. В углу на табурете сидела кошка и смотрела на Святослава с недоумением: «Что с тобой?».

— А-аа, Элоиз-за, приветик! Хочешь выпить за моё здоровье? Ну, чё смотришь? Мне хорошо! А ты… критикуй, критикуй! Кису-уля…

Он протянул руку, чтобы погладить её, но кошка легко перепрыгнула с табурета на подоконник, с него — на холодильник.

— У-у, недотрога! — разочарованно протянул Святослав, — Да ну тебя, на фиг!

Кошка с оскорблённым видом собралась в комочек и закрыла глаза. Выпей Святослав чуть меньше, ему бы мгновенно стало бы дико стыдно. Но не сейчас. Сейчас он просто развернулся, едва не своротив стол, и продрейфовал в комнату.

Полина, уютно устроившись с ногами на диване, рассматривала фотоальбом. Славка сел рядом с ней, прижавшись бедром к её колену.

— Красивая ты всё же, Полинка! Чертовски красивая! Почему я не сказал этого раньше, чем кто-то другой? Счастливчик этот твой… Игорёк.

Девушка отложила альбом с фотографиями в сторону. Глаза её блестели в свете торшера, будто яркие звёзды отражались в двух бездонных колодцах.

— Славик…

— М-мм? — расслабленно отозвался он.

— А знаешь… Ну его, этого Игорька! Мы с ним поссорились. Давай… давай ему отомстим, а? Слав…

От неё одуряюще пахло духами. И она была так близко… И взгляд её — зовущий, нежный — будил внутри что-то неподвластное рассудку, неуправляемое, как ураган.

Святослав молча притянул её к себе. Полина тихо рассмеялась, игриво поцеловала парня в щёку и легонько куснула за мочку уха.

— Ах, так? Кусаться, да? — нетрезво усмехнулся Славка.

В следующее мгновение Полина впилась ему в губы таким поцелуем, что у парня голова пошла кругом. Руки сами нащупали маленькие пуговицы на блузке девушки…

— Мя-ау…

Жалобно, недоумённо, вопросительно.

— Брысь! — хихикнула Полина, увлечённая стаскиванием со Святослава рубашки.

— Мя-ауу!

Кошка сидела на ковре посреди комнаты — ну прямо точёная статуэтка из чёрного дерева. Только статуэтки ТАК не смотрят. В самую душу.

— Иди отсюда! — рявкнул на кошку Святослав.

Она даже не шевельнулась. Только зрачки ещё сильнее расширились. «Ты забыл, кто я? Кто МЫ? Слава…».

— Брысь, сказал! Иди вон!

На пол упала брошенная рубашка. Минутой позже туда отправилась лёгкая Полинина блузка, потом юбка. Кошка стряхнула накрывший её рукав и подошла к дивану.

— Мя-ау!..

— Пошла вон!

Славка замахнулся на неё кулаком. Кошка выгнула дугой спину, зашипела. Миг — и на Славкиной кисти заалели, наливаясь кровью, пять глубоких царапин. Парень вскрикнул от внезапной боли.

— Славик, что? Дай посмотрю! — забеспокоилась Полина.

— Всё… нормально, — прошипел он сквозь зубы, косясь на злобно урчащую кошку, — Щас только уберу эту… Чтоб не мешалась.

Святослав встал с дивана, резко схватил жалобно мяукнувшую кошку за шиворот, подошёл к двери и не глядя вышвырнул зверька в коридор. Щёлкнула задвижка в двери, и парень вернулся к Полине.

— Всё. Теперь нам никто не помешает.

А в тёмном коридоре, прислонившись к холодной стене, сидела, беззвучно плача, худенькая темноволосая девушка, баюкала ушибленную руку и изредка слизывала кровь с разбитой губы, мешающуюся со слезами…

— Пожалуйста… Не уходи… Подожди…

Темно. Даже если открыть глаза — темно. Душно. Горячо. Хочется встать, но что-то мешает, держит. А она уходит всё дальше. Зови, Славка. Кричи.

— Элоиза… не уходи… Не уходи…

Он с трудом узнал свой голос — хриплый, сорванный, еле слышный. Она не услышит. Надо вставать. Надо бежать за ней. Скорее, ведь она — всё дальше…

— Элоиза… Элоиза…

— Тише, сынок, тише. Всё пройдёт, — услышал Святослав над собой женский голос, — Потерпи. Лежи, милок.

На лоб Славке опустилось что-то холодное и мокрое — видимо, полотенце. Парень вздрогнул и окончательно выплыл из небытия. Боже, как тяжело оказалось открывать глаза!

Потолок. Низкий, бревенчатый. Тусклая лампочка под старым, аляповатым абажуром. Если скосить глаза чуть вправо, видно стену. Тоже деревянную, бревенчатую. На стене — часы с кукушкой. У Славкиного деда в деревне такие же.

Святослав попробовал пошевелиться, и движение тут же отозвалось болью в руках и ногах. Парень тихо застонал.

— Ну-ну, сынок, лежи спокойно. Где болит?

Над Славкой склонилась женщина. Старушка лет семидесяти. Морщинистое желтоватое лицо, усталые, словно выцветшие глаза, седые волосы, заплетённые в удивительно толстую косу.

— Где я? — спросил Славка, — Что случилось?

— Случилось, милок, — вздохнула старушка, — Не выйди я утром коровок посмотреть, так бы и замёрз ты вусмерть. А то… Два дня без памяти пролежал. Как звать-то тебя, сынок?

— Святослав.

— Слава, значит. А я — баба Аня.

— Мне надо идти.

— Куда ж ты пойдёшь? У тебя жар, ты лежать должен, — строго сказала баба Аня, — Да и не сможешь ты сейчас встать.

Парень с ужасом понял, что она права. И неожиданно для себя самого бессильно заплакал.

— Что ты, Слава? — испугалась старушка.

— Я должен!.. Она же… Господи, она же погибнет! Если я не успею… Уже не успел… — всхлипывал Славка, — Что же я наделал…

Баба Аня села с ним рядом. Погладила лежащую поверх одеяла руку парня.

— Не плачь. Живая она. Не удивляйся. Знаю. О тебе, о ней. И о том, что ты натворил. Сны, Слава. Я старая, вот и вижу сны. Правдивые. Уж поверь мне. Жива твоя лада. И где-то близко ходит. Ты же держишь её, не отпускаешь. Накрепко связаны вы с ней, сынок.

— Значит, она… вернётся? — с надеждой в голосе прошептал Славка.

— Не знаю, — поджала губы старушка, — Слишком многое зависит от тебя.

— Я её верну. Сам. Найду.

— Конечно. Как только поправишься. Я тебе пособлю. Уж кому, как не старухе, знать, как лечить…

Святославу так не терпелось встать с постели, что он начал поправляться с неимоверной быстротой — благодаря, конечно, не только силе собственной воли и упрямству, но и травяным настоям и парному молоку, что давала ему баба Аня. К вечеру парень уже уверенно сидел в кровати. Пытался встать, но слишком болели ноги. Да и кисти рук тоже.

— Да, здорово меня морозом прихватило, — вздохнул Славка, с грустью рассматривая покрасневшие, распухшие пальцы, — Я даже не думал, что такое может быть.