Н. Валентинов [3]. С. 9

…В 1895 г. Ленин совершил первый свой выезд за границу. И я имел случай видеть и Ленина под непосредственным впечатлением от первой встречи его с Плехановым, и Плеханова, присматривающегося к Ленину и делящегося со мной своими наблюдениями по его поводу. Съехавшись к началу лета в Женеву, мы все вместе отправились в горы и поселились в довольно глухой деревушке Ормоны, проводя время в прогулках и бесконечных разговорах на ходу. И в этой идиллической обстановке трудно было предвидеть те бури, которые впоследствии разметали нас в разные стороны... Невозможно было представить себе Плеханова, подвергающегося обыску со стороны клевретов будущего диктатора Ленина и с минуты на минуту ожидающего, что его поведут на расстрел! А ведь это не в шутку, а всерьез и на самом деле было проделано в скверную осень 1917 г. под Петербургом, в Царском Селе...

А. Н. Потресов. С. 278

О Плеханове Ленин говорил с известным, хотя и недобрым почтением:

— Он, знаете, склизкий и ершистый, — так голыми руками его не возьмешь. Но крупная личность с громадным значением в истории рабочего движения, настоящий апостол русского марксистского социализма, впрочем, с сильным креном в сторону буржуазии...

Г. А. Соломон [1]. С. 36

И уже тогда, в обстановке альпийской идиллии, у меня слагалось смутное и пока еще мало осознанное ощущение, что эти два столь непохожих друг на друг марксиста социал-демократа, невзирая на, казалось бы, им общую догму, не имеют общего друг с другом языка и смотрят как-то по-разному и в разные стороны. Разумеется, в те «доисторические» времена я еще не улавливал глубоких причин этого их взаимного непонимания. Но, во всяком случае, контраст двух натур уже тогда бросался в глаза.

А. Н. Потресов. С. 279

Возвратясь в Петербург, Ленин вскоре был арестован и, просидев в тюрьме 14 месяцев, выслан на три года в Западную Сибирь.

Н. Валентинов [3]. С. 10

В. И. Ульянов, широко известный под псевдонимом «Ленин», был арестован в декабре 1896 г. в СПБурге вместе со своими товарищами (Г. М. Кржижановским, Я. М. Ляховским, покойным П. Е. Федосеевым и др.) по делу «Петербургского Союза Борьбы за Освобождение Рабочeгo Класса» и сослан на пять лет в Минусинск. Это было первое социал-демократическое дело в России и вся эта группа ссыльных в Сибири была известна под кличкой «декабристов».

Г. А. Соломон [1]. С. 3

К счастью для Ильича, условия тюремного заключения сложились для него, можно сказать, благоприятно. Конечно, он похудел и, главным образом, пожелтел к концу сидения, но даже желудок его — относительно которого он советовался за границей с одним известным швейцарским специалистом — был за год сидения в тюрьме в лучшем состоянии, чем в предыдущий год на воле. Мать приготовляла и приносила ему три раза в неделю передачи, руководствуясь предписанной ему указанным специалистом диетой; кроме того, он имел платный обед и молоко.

А. И. Ульянова-Елизарова [1]. С. 49

Быть насильно запертым — вещь вообще неприятная, однако пребывание Ленина в тюрьме было обставлено таким комфортом, что в огромной степени теряло свои тягостные стороны… Ульяновский достаток и здесь играл большую роль. «Обслуживать» арестованного «Володю» съехались из Москвы мать, сестры Анна и Мария… «Свою минеральную воду я получаю и здесь: мне приносят ее из аптеки в тот же день, как закажу», — сообщил Ленин сестре Анне в письме от 24 января 1896 года. Напомним также о тюках книг, которые ему покупала и из разных библиотек доставляла сестра Анна, чтобы он мог писать в тюрьме свою книгу. Царское правительство не препятствовало заключенным заниматься литературой. Чернышевский в Петропавловской крепости написал «Что делать?» (апологию революционеров), Писарев — свои лучшие статьи, Морозов в Шлиссельбургской крепости — «Откровение в буре и грозе», а Ленин в предварительном заключении подготовил «Развитие капитализма в России», из всех его произведений — самое солидное.

Н. Валентинов [3]. С. 10

Обширный материал для «Развития капитализма» был собран в тюрьме. Владимир Ильич спешил с этим. Раз, когда к концу сидения я сообщила ему, что дело, по слухам, скоро оканчивается, он воскликнул: «Рано, я не успел еще материал весь собрать».

А. И. Ульянова-Елизарова [1]. С. 50

Мы считали, что тюрьма — это санаторий.

М. И. Ульянова. С. 277

Когда в начале 1897 года он услыхал на свидании, что его дело закончено и скоро предстоит освобождение и высылка в Сибирь, он воскликнул: «Рано! Я не успел еще собрать все нужные мне материалы!»

Д. И. Ульянов. С. 133

Тогда был такой порядок: один раз в неделю свидание личное, а второй раз — за решеткой. Все время нужно было быть начеку. Владимир Ильич давал много поручений, что кому передать, и ему нужно было многое передать с воли, а свидание при жандарме, и нужно было делать таким образом, чтобы не попасться. Владимир Ильич шел на всяческие ухищрения: одно слово говорил по-немецки, одно по-французски, одно по-английски. Как-то старшая сестра разговаривала с ним на таком интернациональном языке, подошел жандарм и говорит: «Только по-русски можно говорить». Владимир Ильич говорит: «Скажи этому золотому человеку то-то и то-то». А фамилия этого человека была Гольдман, что по-немецки значит: золотой человек. Он на всякие такие вещи был очень хитер.

М. И. Ульянова. С. 277278

Возможно, Крупская никогда бы не вышла замуж за Ленина, если бы он не оказался в тюрьме. Должен же был кто-то носить ему передачи, ходить на свидания. Всем известно, что этим занимались так называемые «невесты». Очень часто за неимением настоящих «невесты» были «подсадные».

Вот и Крупская стала такой «невестой», но выполняла свои обязанности настолько старательно, что Ильичу это запало в душу. Он понял, что это оптимальный вариант и лучшей невесты ему не найти.

В. С. Краскова. Кремлевские тещи. Минск: Современный литератор, 1999. С. 2728

Отношения с Владимиром Ильичом завязались очень быстро. В те времена заключенным в «предварилке» можно было передавать книг сколько угодно, они подвергались довольно поверхностному осмотру, во время которого нельзя было, конечно, заметить мельчайших точек в середине букв или чуть заметного изменения цвета бумаги в книге, где писалось молоком. Техника конспиративной переписки у нас быстро совершенствовалась… Он переписывался с очень многими из сидящих товарищей, для которых эта переписка имела громадное значение. Письма Владимира Ильича дышали бодростью, говорили о работе. Получая их, человек забывал, что сидит в тюрьме, и сам принимался за работу. Я помню впечатление от этих писем (в августе 1896 г. я тоже села). Письма молоком приходили через волю в день передачи книг — в субботу. Посмотришь на условные знаки в книге и удостоверишься, что в книге письмо есть. В шесть часов давали кипяток, а затем надзирательница водила уголовных в церковь. К этому времени разрежешь письмо на длинные полоски, заваришь чай и, как уйдет надзирательница, начинаешь опускать полоски в горячий чай — письмо проявляется (в тюрьме неудобно было проявлять на свечке письма, вот Владимир Ильич додумался проявлять их в горячей воде)… Но как ни владел Владимир Ильич собой, как ни ставил себя в рамки определенного режима, а нападала, очевидно, и на него тюремная тоска. В одном из писем он развивал такой план. Когда их водили на прогулку, из одного окна коридора на минутку виден кусок тротуара Шпалерной. Вот он и придумал, чтобы мы — я и Аполлинария Александровна Якубова — в определенный час пришли и стали на этот кусочек тротуара, тогда он нас увидит. Аполлинария почему-то не могла пойти, а я несколько дней ходила и простаивала подолгу на этом кусочке. Только что-то из плана ничего не вышло, не помню уже отчего.