Ты, Господи, будешь

Приюта искать,

Бездомным скитальцем

В пустынях блуждать,

Тебе я открою

Зеленый шатер,

Тебе я раскину

Цветочный ковер.

Приди Ты на отдых

Под мирную сень:

Там сумрак отрадный,

Там свежая тень».

Отягченная плодами,

Гордой радости полна,

Преклонилася олива

И промолвила она:

«Коль, Господи, будешь

Ты злыми людьми

Покинут без пищи —

Мой дар Ты прими.

Я ветви радушно

Тебе протяну

И плод золотистый

На землю стряхну.

Я буду лелеять

И влагой питать,

И соком янтарным

Его наливать».

Между тем, в унынье тихом,

Боязлива и скромна,

Ель зеленая стояла;

Опечалилась она.

Тщетно думала, искала —

Ничего, чтоб принести

В дар Младенцу Иисусу,

Не могла она найти;

Иглы острые, сухие,

Что отталкивают взор,

Ей судьбой несправедливой

Предназначены в убор.

Стало грустно бедной ели;

Как у ивы над водой,

Ветви горестно поникли,

И прозрачною смолой

Слезы капают обильно

От стыда и тайных мук,

Между тем как все ликует,

Улыбается вокруг.

Эти слезы увидала

С неба звездочка одна,

Тихим шепотом подругам

Что-то молвила она.

Вдруг посыпались-о, чудо! —

Звезды огненным дождем,

Елку темную покрыли,

Всю усеяли кругом.

И она затрепетала,

Ветви гордо подняла,

Миру в первый раз явилась,

Ослепительно-светла.

С той поры доныне, дети,

Есть обычай у людей

Убирать роскошно елку

В звезды яркие свечей.

Каждый год она сияет

В день великий торжества

И огнями возвещает

Светлый праздник Рождества.

Николай Минский (1855–1937)

* * *

Заветное сбылось. Я одинок,

Переболел и дружбой и любовью.

Забыл – и рад забвенью, как здоровью,

И новым днем окрашен мой восток.

Заря! Заря! Проснувшийся поток

Мне голос шлет, подобный славословью.

Лазурь блестит нетронутою новью,

И солнце в ней – единственный цветок.

Сегодня праздник. Примиренный дух

Прощается с пережитой невзгодой.

Сегодня праздник. Просветленный дух

Встречается с постигнутой природой.

Сегодня праздник. Возрожденный дух

Венчается с небесною свободой.

Владимир Набоков (1899–1977)

Евангелие Иакова, гл. 18

И видел я: стемнели неба своды,

и облака прервали свой полет,

и времени остановился ход…

Все замерло. Реки умолкли воды.

Седой туман сошел на берега,

и, наклонив над влагою рога,

козлы не пили. Стадо на откосах

не двигалось. Пастух, поднявши посох,

оцепенел с простертою рукой

взор устремляя ввысь, а над рекой,

над рощей пальм, вершины опустивших,

хоть воздух был бестрепетен и нем,

повисли птицы на крылах застывших.

Все замерло. Ждал чутко Вифлеем…

И вдруг в листве проснулся чудный ропот,

и стая птиц звенящая взвилась,

и прозвучал копыт веселый топот,

и водных струй послышался мне шепот,

и пастуха вдруг песня раздалась!

А вдалеке, развея сумрак серый,

как некий Крест, божественно-светла,

Звезда зажглась над вспыхнувшей

пещерой,

где в этот миг Мария родила.

1918

Рождество

Мой календарь полуопалый

пунцовой цифрою зацвел;

на стекла пальмы и опалы

мороз колдующий навел.

Перистым вылился узором,

лучистой выгнулся дугой,

и мандаринами и бором

в гостиной пахнет голубой.

1921

Волчонок

Один, в рождественскую ночь, скулит

и ежится волчонок желтоглазый.

В седом лесу лиловый свет разлит,

на пухлых елочках алмазы.

Мерцают звезды на ковре небес,

мерцая, ангелам щекочут пятки.

Взъерошенный волчонок ждет чудес,

а лес молчит, седой и гладкий.

Но ангелы в обителях своих

все ходят и советуются тихо,

и вот один прикинулся из них

большой пушистою волчихой.

И к нежным волочащимся сосцам

зверек припал, пыхтя и жмурясь жадно.

Волчонку, елкам, звездным небесам —

всем было в эту ночь отрадно.

1922

В пещере

Над Вифлеемом ночь застыла.

Я блудную овцу искал.

В пещеру заглянул – и было

виденье между черных скал.

Иосиф, плотник бородатый,

сжимал, как смуглые тиски,

ладони, знавшие когда-то

плоть необструганной доски.

Мария слабая на Чадо

улыбку устремляла вниз,

вся умиленье, вся прохлада

линялых синеватых риз.

А Он, Младенец светлоокий

в венце из золотистых стрел,

не видя Матери, в потоки

Своих небес уже смотрел.

И рядом, в темноте счастливой,

по белизне и бубенцу

я вдруг узнал, пастух ревнивый,

свою пропавшую овцу.

1924

Семен Надсон (1862–1887)

Легенда о елке

Весь вечер нарядная елка сияла

Десятками ярких огней,

Весь вечер, шумя и смеясь, ликовала

Толпа беззаботных детей.

И дети устали… потушены свечи, —

Но жарче камин раскален;

[Загадки и хохот] веселые речи

Со всех раздаются сторон.

И дядя тут тоже: над всеми смеется

И всех до упаду смешит;

Откуда в нем только веселье берется, —

Серьезен и строг он на вид:

Очки, борода серебристо-седая,

В глубоких морщинах чело, —

И только глаза его, словно лаская,

Горят добродушно-светло.

«Постойте, – сказал он, и стихло в гостиной… —

Скажите, кто знает из вас, —

Откуда ведется обычай старинный

Рождественских елок у нас?

Никто?.. Так сидите же смирно и чинно, —

Я сам расскажу вам сейчас…

Есть страны, где люди от века не знают

Ни вьюг, ни сыпучих снегов;

Там только нетающим снегом сверкают

Вершины гранитных хребтов…

Цветы там душистее, звезды – крупнее,

Светлей и нарядней весна,

И ярче там перья у птиц, и теплее