Тетрадные листы постепенно заполнялись записями, схемами, смешными человеческими фигурками, напоминающими пиктограммы, с вписанными рядом с ним фамилиями. Некоторые из фамилий принадлежали друзьям: Кравченко, Бокий, Ежов, другие – бывшим и действующим в структуре Временного правительства сотрудникам полиции, жандармерии и контрразведки, таким как Джунковский. Остальные – будущим чекистам во главе с Дзержинским. Феликса Эдмундовича я без колебания определил на самую вершину структурной пирамиды: сумел создать ЧК тогда – сумеет и теперь!

«Хорошо, — скажут многие из вас, — пусть с ЧК вопрос и спорный, но, в принципе, понятный. Тетрадка-то зачем? Риск ведь непомерный». Вы, друзья, как сговорились. Васич и Ёрш, как узнали про её существование, так твердят мне то же самое. Мой ответ вам и им: «Это привычка, фиг какой революцией выбьешь!»

После съездов эсеров и большевиков стало очевидно, что правительство Керенского доживает последние дни. Понимал ли это сам Керенский? Думаю – да. Но, будучи холериком от политики, Александр Фёдорович отчаянно пытался доказать, — кому? — что он, в отличие от своего друга Савинкова вовсе не политический труп. Опровергнув мнение большинства аналитиков, он до сих пор не вышел из партии эсеров, и это несмотря на негативные для него итоги партийного съезда. Теперь вот принялся за популярных в армии и на флоте военных. Короче, ЭТОТ Керенский повторял действия ТОГО Керенского, несмотря на совершенно иную политическую ситуацию в стране – это-то и было самым удивительным, но нас устраивало. Чтобы снизить вероятность начала Гражданской войны, мы торопились если не привлечь этих военных на свою сторону, то хотя бы сделать их позицию более терпимой по отношению к нам.

Стройную фигуру в морской форме нового образца я заприметил ещё на ступенях резиденции Керенского. Тотчас покинул автомобиль и пошёл навстречу. Когда между нами оставалась пара шагов, окликнул:

— Если не ошибаюсь, адмирал Колчак?

Тот остановился и недоумённо посмотрел в мою сторону.

— Точно так. А вы…

— Моя фамилия Жехорский, Михаил Макарович. Я член Исполкома Петроградского Совета и заместитель начальника штаба Красной Гвардии.

Недоумение на лице Колчака сменилось отчуждённостью.

— Чем обязан? — сухо спросил он.

— Имею к вам, Александр Васильевич, предложение, и хотел бы тотчас его обсудить.

Щека адмирала дёрнулась.

— Прошу покорно меня простить, но ваше предложение вряд ли представляет для меня интерес, так что обсуждать нам с вами нечего!

После этих слов Колчак чуть кивнул и намеревался продолжить движение, но произнесённые мной слова заставили его остаться на месте.

— Для человека, только что отправленного в отставку, вы уж больно поспешно отвергаете предложение, даже его не выслушав.

Щека адмирала дёрнулась во второй раз.

— Однако вы довольно осведомлены, — сухо сказал он. — Хорошо, буду с вами предельно откровенен. Та сила, которую представляете вы, нравится мне гораздо меньше, чем та, представителем которой является господин Керенский. К тому же я спешу.

— Тогда могу предложить вам компромиссный вариант, — сказал я. — У меня тут машина. Я подвожу вас по указанному вами адресу, а вы соглашаетесь по дороге выслушать наше предложение.

Неожиданно Колчак рассмеялся.

— Чёрт с вами! — весело воскликнул он. — Показывайте, где ваш автомобиль.

Вступительную часть моей речи Александр Васильевич выслушал безо всякого интереса, зато когда я добрался до сути предложения, брови адмирала удивлённо приподнялись.

— Я не ослышался? — переспросил он. — Вы действительно предлагаете мне пост морского министра в вашем будущем правительстве?

— Вы не ослышались, мы действительно предлагаем вам этот пост.

Вот тут Колчак задумался крепко. Человек он был самолюбивый. Обожал держать в руках власть. А пост морского министра был для него пока пиком карьеры.

— А вас не смущает тот факт, — произнёс, наконец, адмирал, — что я являюсь твёрдым сторонником продолжения войны, и, как минимум, буду противиться развалу флота?

— Нет, не смущает, — ответил я. — Вы человек военный. Прикажут воевать – будете воевать, прикажут прекратить боевые действия – прекратите. А разваливать флот мы не планируем. Наоборот, с вашей помощью мы рассчитываем его укрепить и модернизировать.

Колчак в сомнении покачал головой.

— Как я могу вам верить? — сказал он.

— А мы и не рассчитывали, что вы согласитесь поверить нам на слово, — улыбнулся я. — На днях в Петрограде открывается Всероссийский съезд Советов. На нём выступят все наши лидеры и будут определены задачи для будущего правительства. Вот вам пропуск на гостевые места. Поприсутствуйте на заседаниях, пообщайтесь с другими высокопоставленными офицерами армии и флота, они там будут. Составьте мнение, основанное на ваших собственных наблюдениях. После окончания работы съезда мы с вами встретимся, и вы скажете о своём решении, договорились?

Автомобиль уже минуту стоял возле нужного адреса, но адмирал не спешил покидать салон. Наконец он взял пропуск, пожал мне руку и произнёс:

— Но теперь я ничего не обещаю.

После этих слов Колчак быстро покинул машину.

Продолжая начатую Макарычем тему, скажу, что и мне довелось поучаствовать в работе по склонению к сотрудничеству высокопоставленных армейских офицеров.

В этот день я встречал на вокзале поезд, на котором в Петроград прибыл Верховный главнокомандующий генерал Брусилов. Прибыл для участия в работе I Всероссийского съезда Советов. Но, в отличие от Колчака, Брусилов был на съезде не гостем, а полноправным участником – делегатом от действующей армии. Алексей Алексеевич вышел на перрон в сопровождении нескольких офицеров, в добром расположении духа. Со мной поздоровался, как со старым знакомым. Пока шли к машинам, я заметил среди свиты Главкомверха Зверева, с которым мы обменялись короткими кивками.

После того, как Брусилов был размещён в отведённых ему апартаментах одной из лучших Петроградских гостиниц, я в коридоре выловил Зверева, поймал за локоть и отвёл в сторону. Вёл себя старый знакомец как-то уж очень нервно, и я спросил в лоб, что означает такое поведение?

— А как я должен вести себя в присутствии человека, который пришёл меня арестовать? — криво усмехнулся Зверев.

— Я пришёл тебя арестовать? — удивился я. — Что за чушь?

— Пардон, пардон, прошу покорно меня простить, — голос Зверева был полон сарказма. — Я как-то упустил из вида, что вашему превосходительству не по чину самому заниматься арестами. Видимо, меня арестует кто-нибудь из ваших подчинённых.

— Ну вот что, — ситуация стала меня раздражать, — говори толком, за какую такую провинность тебя следует подвергнуть аресту?

— А то ты не знаешь? За то, что в известном нам деле я выказал поддержку генералу Корнилову, которого вы теперь арестовали!

— Корнилов арестован?!

Моё удивление было таким искренним, что Зверев сразу в него поверил.

— Так ты не знаешь? Третьего дня Корнилов был вызван к Керенскому, и прямо оттуда отправлен в «Кресты».

Вот оно что… Тюрьма «Кресты» находилась исключительно в ведении Временного правительства, потому я и прошляпил арест Корнилова.

— Немедленно займусь этим сам! — заверил я Зверева.

— Ты освободишь генерала? — спросил он.

— Это вряд ли, — не стал я брать на себя неосуществимых обязательств, — но изменить меру пресечения постараюсь.

— Без письменного распоряжения министра внутренних дел никак не могу… — канючил начальник тюрьмы. Его можно понять: начштаба Красной Гвардии пользовался сейчас в Питере большим авторитетом, нежели министр внутренних дел правительства Керенского. Я молча слушал стенания тюремщика, и тому было крайне неуютно под моим требовательным взглядом.