–––

Вот мы из города уходим

Туда, где край пустых полей,

На бескорыстную охоту

За впечатлениями дней,

Туда, где что-то происходит,

В лесную глушь,

К сердцам друзей.

Там выслушать готов собрат

Твое особенное мненье,

Там мира прежнее движенье

Вдруг изменяется стократ,

Там всё меняется совсем,

И ты становишься не тем,

Кем жаждал бы тебя увидеть

Любого уровня правитель,

А тем, кем видят в эти дни

Тебя товарищи твои...

Иных уж нет... К ним прикоснуться

Лишь словом можно, а рукой – нельзя.

И всё же в прошлое вернуться,

Пожить сегодня прежним чувством

Уж очень хочется, друзья.

–––

Ну а сейчас я опишу

Тетеревиный ток.

Идем

Мы до рассвета – к шалашу.

Апрель. И вот вдвоем –

Пришли. Забрались. Ждем.

Как тихо и темно. Озноб.

Бекас лишь одинокий блеет.

Почти растаявший сугроб

Едва белеет.

Опять затихло всё.

Но – звук

Издалека: “Чуф-ф-ш-и-и!”

Потом,

Над головою – вдруг,

Как будто близкий гром,

Затем – вокруг, кругом,

Как чистое белье

На штормовом ветру...

То – косачей прилет

На главную игру.

И – песня полилась

Со всех сторон, как будто

Ручьев весенних страсть,

Бурля, тебя окутала.

Рассвет. И, чуть дыша,

Ты смотришь (иностранец!)

Сквозь ветки шалаша

На птичий бой и танец.

Как плуга паруса,

Распущенные крылья,

Поклоны, голоса –

Им нет сравнений сильных.

На кровь больших бровей,

На белизну подхвостья,

На гордость чернышей

Глядишь незваным гостем.

Что – тайной быть должно?

Что – видеть не пристало?

Зачем тебе дано

Найти свое начало?..

На высоте плеча –

Ружье.

И – грохнул выстрел грозный,

И – крылья косача

Бьют мерзлый мох и воздух.

Весь мир затих на миг.

Всё замерло от взрыва...

Минута, две... и вновь возник

Всё тех же голосов родник,

Теперь – без перерыва.

–––

Зимой, когда всё делалось скучней,

Мы с другом приезжали в Лисино, что в шаге

От Питера. Там жили пару дней

В Охотничьем дворце – студенческой общаге,

Чтоб говорить о том… о всём –

Не ежедневным языком.

–––

Комендант открывал общежитие,

Принимал за ночевку взнос.

Был уж вечер.

Для чае- и винопития

Мы выкладывали – кто что привез.

Говорили про всё без стеснения:

О студенческих, позже – рабочих делах,

Об охоте, сердечных своих увлечениях,

Иногда – и в стихах.

Были долгие разговоры

О жизни, похожей на круг,

И всегда, конечно, о лесе,

О лесе, который –

Наш общий свободный друг.

Песен русских пели не мало мы.

Пели то, что на душу легло:

«Меж высоких хлебов затерялося

Небогатое наше село...».

Эти песни прошлого нашего

Сердцу были – то уголь, то снег...

«Как у нас, голова бесшабашная,

Застрелился чужой человек...»

Петь, молчать, говорить или слушать нам

Было просто, сладко, легко.

Все дела и заботы бездушные

Отлетали от нас далеко...

–––

А утром мы – в лесу. Там в белых кружевах

Немой стеной дремал подлесок,

И полусвет, как в черно-белых снах,

Был бестенистен и не резок.

Кругом был снег, и он – везде, на всём –

Был чист, как облаков первоначальных стадо.

Яснела мысль: когда в лесу живем,

То жизнь сама – и есть ее награда.

Еще хвоя и сучья не покрыли

Поверхность снега – гладь его чиста,

Еще не видно человечьей пыли,

Жизнь будто началась здесь с чистого листа.

И как легко найти, бродя по лесу,

Начальной жизни первые дела:

Здесь – белка прыткая на ель залезла,

Здесь – заяц ел кору, полевка проползла,

Здесь – пробежала резвая куница,

Здесь – рябчик ночевал в снегу

(Казалось, лунка – теплая, она еще дымится,

Как сено мокрое в стогу).

Потом в лесу мы елку наряжали,

Чтоб посмотреть, что с ней произойдет

Когда-нибудь, обычно – через год.

Часы бежали...

Мы нехотя, но возвращались, чтобы

Успеть на нужный (нужный ли?) автобус.

Автобус ехал мимо церкви. В ней

Слова на стенах – клички лошадей...

–––

Что есть глупей охоты? –

Писание стихов?

Игра в футбол до пота

(Без денежных призов)?

Конечно! Глупо также

Держать котов, собак,

Не как ночную стражу,

Не к выгодной продаже,

А в общем – просто так.

Не мудро лезть куда-то,

Где раньше не бывал,

Работать без зарплаты,

Смирять девятый вал,

Любить, не зная, кто же

Тебя так опьянил

(Что выяснится позже,

На склоне дней и сил).

А много ль толку в дружбе?

Вот если друг богат,

Тогда, конечно, нужно

Быть верным другом, брат.

Жить беззаботно, смело,

Когда пуста сума,

И это тоже дело

Несильного ума.

Но не умней и вера

В Того, кто создал всех.

Коль есть Он, верю: первым

Он и придумал смех.

Мы все, возможно, вышли

Из шуточек Его.

Что есть смешнее  жизни?!

Живем же... ничего.

Но есть в летучих чарах

Игрушечных затей

Божественный подарок.

Для выросших детей.

–––

Друг однажды сказал: «Поедем

К деду с бабкой в деревню. Там –

Лес, река, дом крестьянский, всё это

С детства милые мне места».

...По булыжной дороге Ростовской,

Что вилась вдоль старых берез,

Дряхлый, тесный, веселый автобус

До Ильинского нас довез.

И по лесу в сторону Устьи

С рюкзаками и ружьями за спиной

Мы пошли по тропе не узкой.

Хрупкий лед трещал под ногой.

Воздух был, как будто в начале

Послегрозья – прохладен и нов.

Мы шли, конечно, не замечая

Вассиановых древних следов.

Мы не знали, что к Устье когда-то

Пробирался этим путем

Некий инок – и также крылато

Билось сердце ждущее в нем?!

Наша память была чиста...

Тот чернец был нам не чета.

–––

Ручьи в движении игривом,

Как на току тетеревином,

Не умолкали ни на миг,

Пока их птичий голос тихий

Не заглушил реки Звенихи

Звериный непрерывный рык.

Но вот – видна опушка леса,

И перед взглядом нет завесы.

По косогору – на простор

Выходим. Троицкое, церковь.

Но нас ведут иные цели.

Идем быстрей, чем до сих пор.

Стремимся дальше мы,

Туда,

Где избы за рекой толпятся,

Где, если от моста подняться,

Нас ждет деревня Слобода.

Конец пути. Свобода?

Да!