В главном помещении тюрьмы преступники, лежавшие, прислонившись к стене, каждый думая о своем личном ничтожестве и слабости, ожидая пыток, тяжелого труда и смерти, услышали песнь, доносящуюся из темницы. Они видели истерзанные спины проповедников, видели, как бесчувственные тела их бросили в камеру — и теперь эти полуживые калеки пели, и пели радостно! Необычайное, заразительное чувство радости, мира и надежды наполнило души всех заключенных.

Тюремщик спал беспробудным сном в своей сторожке, выше по склону холма.

Павел и Сила запели громче. Узники слушали. Вдруг всю тюрьму сотряс мощный толчок землетрясения. Землетрясе-. ния обычны в Македонии, особенно летом, но в этот раз удар был настолько сильным, что колодки ослабли, железные кольца, к которым были прикованы цепи других узников, выпали из треснувших стен, решетки с шумом выпали из окон, замки сломались и двери распахнулись настежь. Тюремщик проснулся.

Он вскочил с кровати, схватил короткий меч и выбежал в темный тюремный двор. Он увидел, что двери тюрьмы распахнуты. Если узники сбежали, для него все кончено — он головой отвечал за них. Чувство ответственности у римских легионеров было развито до такой степени, что одна мысль о позоре и наказании была для них страшнее смерти. Старый солдат извлек меч, чтобы сразу же покончить с собой. Ножны упали на землю, и звон стали разнесся далеко в ночи. И тогда тюремщик услышал голос, раздавшийся из глубины тюрьмы: "Не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь!"

В лунном свете, внизу, виден был город, спокойный и неповрежденный, как всегда. Сильный толчок ощущался только под холмом, где находилась тюрьма. Для всякого македонянина землетрясение — сильное или слабое — было проявлением воли разгневанных богов. Значит, боги разгневались именно на тюремщика, если землетрясения нигде больше не было. Солдат испугался. Странное дело — узники не сбежали и еще кричат ему: "Не делай себе никакого зла!" Эти избитые иудеи больше заботятся о нем, тюремщике, чем о своей свободе! Все это было недоступно его пониманию.

Дрожа от страха, он приказал своим проснувшимся, еще более напуганным рабам зажечь факелы. Нельзя было терять ни секунды — разгневанный бог мог вызвать новое землетрясение. До тюремщика, конечно, дошли слухи о том, кто были эти два иудея и чему они учили: они служили какому-то божеству и говорили о пути спасения.

Факелы зажглись, и тюремщик вбежал в тюрьму вслед за рабами, торопясь к темнице апостолов. Он увидел Павла и Силу, стоящих спокойно, с ясными лицами, среди грязи и запустения. Солдат бросился к их ногам: "Государи мои! Что мне делать, чтобы спастись?"

— "Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой".

Несколько рабов и семья тюремщика сбежались к темнице и стояли около прохода. Другие узники, гремя разорванными цепями, стояли вокруг, движимые теми же чувствами, что и тюремщик. И тогда Павел и Сила, со слипшимися от грязи волосами, покрытые запекшейся кровью, "проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его".

Потом тюремщик вывел их наружу. Во дворе тюрьмы был колодец или источник, и тюремщик, с помощью рабов и женщин, своими руками промыл раны проповедников.

Сразу после этого, при свете факелов, апостолы крестили его, рабов и семью.

Приняв крещение, тюремщик ввел апостолов в свой дом, чтобы накормить их, голодавших несколько дней. "И возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога". Когда занялась заря, он все еще сидел с Павлом и Силой, расспрашивая их об Иисусе и разделяя с ними невероятную радость, снизошедшую и разлившуюся вокруг и внутри них.

Рано утром в тюрьму прибыли ликторы с приказом освободить двух иудеев — вчерашнее наказание было сочтено достаточным; но чужеземцы, конечно, должны были оставить город. Ликторы ждали во дворе, чтобы проводить проповедников за пределы города, а тюремщик, обрадованный тем, что наказаний больше не предвидится, поспешил в дом, чтобы сообщить Павлу приказ властей: "Прислали отпустить вас; итак выйдите теперь и идите с миром".

Но Павла такой исход событий не устраивал. К удивлению испуганного тюремщика он сказал: "Нас, римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? Нет, пусть придут и сами выведут нас".

Дело было серьезное. Тюремщик не усомнился в том, что Павел и Сила — римские граждане. Во-первых, он уважал их, а во-вторых, никто не стал бы рисковать и ложно объявлять себя римским гражданином: за это полагалось смертная казнь. Когда ликторы передали магистратам слова проповедников, с чиновников слетела вся их важность и спесь. Согласно трем римским законам — "закону Валерия", "закону Порция" и более позднему "закону Юлия" — римский гражданин не мог подвергаться телесному наказанию, если он выполнял приказы магистратов. Даже в случае прямого неподчинения должен был состояться суд с привлечением свидетелей и защиты. Публичное бичевание Павла и Силы ставило самих магистратов в положение преступников, нарушивших важнейшие римские законы. Если этим двум иудеям вздумается пожаловаться вышестоящим властям, чиновники потеряют свои места! Остается только потакать им во всем, выполнять все их требования и надеяться, что они не напишут жалобу.

Чиновники поспешили к тюрьме, вошли в дом тюремщика и принесли апостолам свои извинения. Павел и Сила ничего не ответили, зная, что юная филиппийская церковь лучше всего будет защищена, если магистраты города впредь будут сидеть, как на иголках, ожидая всевозможных неприятностей. К тому же, представлялся удобный случай обратить внимание самих властей на новое учение, принесенное в Филиппы римскими гражданами — может быть, в судьях, ликторах и их рабах проснется интерес к христианству.

Со всевозможными почестями, окруженные небольшой толпой любопытных, удивленных поспешным прибытием магистратов в тюрьму, апостолов вывели из тюрьмы. Их вежливо просили удалиться из города, чтобы не нарушилось спокойствие. Первым делом Павел и Сила — может быть, вместе с тюремщиком — отправились в дом Лидии. Туда сбежались все христиане, которые смогли отлучиться с работы. Павел рассказал им все, что произошло в тюрьме, и верующие возблагодарили Бога, укрепляясь духом и дивясь провидению Господню. Рано еще было назначать старейшин и пресвитеров в этой небольшой церкви, но Лука, несмотря на сильное желание сопровождать своих больных, израненных наставников, согласился остаться на время в Филиппах и руководить новой паствой. Лука мог прокормить себя медицинской практикой.

Тогда Павел, Сила и Тимофей, взяв посохи, отправились в путь — на северо-запад, через мост, вверх по долине реки.

Иудей, которого звали по-гречески Аристархом, в эту субботу, как и всегда, вошел в большую синагогу иудейской общины в Фессалониках. Фессалоники, свободный город-порт в глубине Фермейского залива, были резиденцией губернатора Македонии. В середине августа старейшины пригласили приезжего раввина читать и толковать закон. В синагоге было душно и жарко. Аристарх сел и стал слушать. Он и не догадывался, что ради этого раввина его всенародно будут бить, что ему предстоит совершить вместе с ним два долгих путешествия и сидеть с ним в римской тюрьме.

С первого взгляда было видно, что приезжий — человек необыкновенный. Он проковылял к возвышению на кривых ногах, иногда вздрагивая, как от сильной боли. Но даже если ему было больно, он не огорчался этим — на лице его было радостное, дружеское выражение, располагавшее к нему слушателей. Нависающие густые брови не портили этого впечатления. Приезжий заметно нервничал, обращаясь к аудитории, как будто ожидал от нее заранее каких-то неприятностей.

Аристарх понял причину волнения оратора, когда услышал проповедь, противоречившую всем принятым представлениям. Приезжий начал с положенного в этот день отрывка и постепенно перешел к другой теме: он начал говорить о Мессии, Которого ждут иудеи, и привел множество строк из Писания, доказывая, что Мессия не воцарится в Иерусалиме, когда придет (все иудейские купцы, кланяясь и улыбаясь своим покупателям — грекам и римлянам, тайно надеялись, что Иерусалим станет столицей мира). Наоборот, говорил чужестранец, в Писании сказано, что Мессия примет страдания и смерть, а потом воскреснет. Доводы чужеземца показались Аристарху убедительными. И когда приезжий стал говорить о Человеке — Иисусе, Которого распяли в Иерусалиме, когда без литературного изящества, но с удивительной силой убеждения он рассказал о том, как Иисус восстал из мертвых, Аристарх поверил ему, он как будто своими глазами видел, что так оно и было. "Сей Иисус, Которого я проповедую вам, и есть Мессия!" — закончил свою проповедь этот странный человек.