Мужчина посередине был пониже ростом, лет шестидесяти семи, его седые волосы и борода были аккуратно подстрижены. Его одежда выглядела странно даже для Южной Калифорнии, ведь шел дождь: белые гофрированные шорты, белые кроссовки «Адидас» и опять же белые гетры, белая спортивная рубашка с короткими рукавами, на плечи был накинут свитер с V-образным вырезом, рукава завязаны на груди. Можно было подумать, что его срочно вызвали с теннисного корта или яхты.

Кэндис повернулась к Гленну. У него было странное выражение на лице.

— Кто это? — спросила она.

— Человек из моего прошлого, — неохотно ответил он. — Из очень давних времен…

Гленн припарковался на ближайшем свободном месте, и, когда он вылез из машины, пожилой мужчина сразу же его заметил.

Он направился в их сторону, его необычные спутники шли чуть позади. Телохранители? Кэндис недоумевала. Но не похоже, чтобы их наняли из-за физической силы.

— Здравствуй, сынок, — сказал мужчина спокойным голосом, протягивая сильную загорелую руку.

— Фило, — сказал Гленн. — Прошло более двадцати лет.

Они пожали друг другу руки.

— Я приехал, как только узнал. Это просто ужасно, — Фило Тибодо говорил мягко и с южным акцентом. — Моя дорогая жена скончалась три года назад. Ты помнишь Сандрин? А теперь вот твой отец. — Он сделал глубокий вдох и с подозрением посмотрел на больницу, будто его глубоко запавшие серые глаза могли заглянуть сквозь сталь и каменную кладку прямо в отделение интенсивной терапии и то, что они там увидели, очень расстроило его. — Когда я услышал о происшествии с твоим отцом, то сразу же вспомнил о тех временах, когда мы… — он с негодованием ударил кулаком в дорогой кожаной перчатке по ладони. — Они не пустили меня. Сказали, что пускают только членов семьи.

Пока они разговаривали, Кэндис разглядывала двух других мужчин и очень удивилась, когда поняла, что они тоже наблюдают за ней из-за темных очков. Она отвернулась, потом снова посмотрела в их сторону. Невидимые глаза будто пытались пробуравить ее. По спине у нее побежал холодок.

— Сынок, если что-то понадобится, обязательно позвони мне. Я пробуду в городе столько, сколько потребуется. Я остановился в отеле «Беверли Хиллз».

Наблюдая за удаляющимся лимузином, Кэндис спросила:

— Кто это был?

По тону Гленна было понятно, что он и сам немного сбит с толку.

— Фило Тибодо. Техасский миллиардер. Его семье принадлежит половина Хьюстона, а его компаниям — остальная половина. Много лет назад он был близким другом моих родителей. Его жена и моя мать были членами женского студенческого общества. Последний раз я видел его двадцать лет назад, на похоронах матери. Я совсем забыл о нем. Странно…

Кэндис было знакомо это имя. Фило Тибодо, припоминала она, владеет корпорациями, целыми городами, командой национальной футбольной лиги, сетью кабельного телевидения, транслирующей блокбастеры, сетью отелей и чуть ли не всем крупным рогатым скотом в Техасе. Он один из тех людей, которые почти всегда оказываются на заднем плане фотографий важных персон, вездесущий филантроп-спонсор, которого можно встретить на благотворительных балах, политических съездах и торжественных мероприятиях.

Гленн больше ничего не стал рассказывать и слегка коснулся ее локтя, когда они присоединились к людскому потоку, входящему в больницу. Но далеко они не прошли.

— Доктор Армстронг, — произнес он, остановившись, сняв шляпу и приложив ладонь ко лбу. — Вы поднимайтесь, а я догоню вас через минуту. Мне надо помыть руки. — В ярком свете больничного фойе она увидела, что он сильно побледнел.

Гленн посмотрел, как она прошла к лифту, потом нашел мужской туалет, где под краном намочил бумажное полотенце и вытер лицо и шею. Его руки дрожали, сердце колотилось, и он не мог понять почему.

Он не вспоминал о Фило Тибодо почти двадцать лет. После смерти матери Гленн приложил все усилия, чтобы оставить позади свое прошлое, все печальные воспоминания и эмоции. Он ходил в горы, чтобы побороть гнев; он забирался на невероятные вершины, чтобы забыть о том, как ужасен этот мир. От Вайоминга до Швейцарии, от Тасмании до Монтаны он прокладывал свой путь по скалам и растоптал прошлое подошвами своих башмаков, используя тело и сердце до самого предела, чтобы оставить гнев, ненависть, любовь и страсти у подножия гор, далеко внизу. И ему это удалось.

У него это получалось до сегодняшнего дня, еще пару минут назад, когда вдруг лицо человека, о котором он забыл, просочилось через барьер вокруг его сердца, будто Тибодо забрался внутрь Гленна, сделав это так, как люди взбираются в горы.

Почему эта встреча выбила его из колеи? Гленн видел в зеркале, как побледнело его лицо. Он не мог описать свои эмоции. Не мог вспомнить ничего про Фило, что было бы способно внезапно расстроить его. Но одно он знал точно: появление Тибодо было не к добру. Совсем не к добру.

Когда Кэндис пропустили в отделение интенсивной терапии, она, не веря своим глазам, подошла к постели старика. Джон Мастерс выглядел еще более усохшим и больным. Его глаза были открыты, но взгляд беспорядочно блуждал, а лицо подергивалось от волнения.

— Профессор? Вы слышите меня?

Вспомнился тот день, когда Джон Мастерс представлял свой доклад по Соломонову проекту перед знаменитой аудиторией из восьмисот человек. Он завершил свою речь словами:

— Я не смог бы сделать это без помощи очень умного и способного доктора Кэндис Армстронг.

Затем он попросил ее встать, чтобы ей поаплодировали. Этого она совсем не ожидала.

Она достала книгу Дюшеса из своей сумки и поднесла ее к свету.

— Я сделала, как вы просили, — сказала она, держа книгу перед его глазами. — Я принесла ее.

Взгляд старика остановился на книге.

— Да, да. Ключ… — прозвучал хриплый, голос. — Звезда Вавилона, — выдохнул он. — Надо найти ее. Срочно.

— Где она? Где мне искать?

Кэндис подумала о том дне, когда она повстречалась с ним на его лекции в Ройс Холле. Тогда, в шестьдесят два года, здоровый и седовласый, как почтенный старец в давние времена, с кожей, бронзовой от солнца Моисея и Соломона, он выглядел очень внушительно. Ей было известно о его спорной репутации. Профессор посвятил себя доказательству исторической достоверности историй Ветхого Завета, ища вне книг Библии подтверждения того, что Соломон и Авраам жили на самом деле.

В тот судьбоносный день, восемь лет назад, он отвечал на вопросы из зала, когда Кэндис встала и спросила его:

— Профессор Мастерс, как вы соотносите тот факт, что орнамент бога фараона Эхнатона и «отца всевышнего» Атона содержит упоминание имени Амрам, с тем фактом, что то же самое имя принадлежит отцу Моисея в Библии?

Аудитории это не понравилось, некоторые даже зашикали на нее, но Джон Мастерс был в восторге. «Вот человек, обладающий научной наглостью, — подумал он, — молодая женщина, которая не побоялась сослаться на непопулярную теорию и смело задать вопрос». Конечно же, он узнал ее. Он не верил, что она была виновата в крахе Барни Фэрклоса. Она правильно сделала, что рассказала о неэтичном поведении мошенника, и заслужила второй шанс.

Это стало началом их дружбы. Так как она была экспертом по иероглифам, он пригласил ее к себе поработать над проектом царя Соломона. И это был прекрасный союз двух дисциплин — анализа Библии и египтологии.

— Профессор, — прошептала она. — Что такое Звезда Вавилона?

Его глаза снова раскрылись. С трудом дыша, он еле выговаривал слова:

— Принеси ее домой. Там Звезда Вавилона будет в безопасности.

— Да, — ответила она, не зная, что еще можно сказать, так как не понимала, о чем он говорит. — Я найду Звезду Вавилона и верну ее обратно. Теперь отдыхайте.

Он закрыл глаза и забылся глубоким сном. Кэндис осталась возле его кровати, вспоминая, как она гуляла с Джоном Мастерсом под жарким солнцем, слушая его рассказы на иврите и арабском языке, наслаждаясь звуком его голоса, мечтая, чтобы он был ее отцом, потому что ее собственный отец погиб во Вьетнаме в девятнадцать лет, еще до того, как она родилась.