…Я отчесал страницы две листовского текста и резко остановился:
— А в этом месте бабушка выключила радио, и я дальше не знаю…
— Да знаете вы и дальше, — сказала помрачневшая Светочка… и я вдруг понял, что «крепость» пала и Лёнька возьмёт «профессора» голыми руками если не завтра, так в ближайшем обозримом будущем.
Я ошибся на «чуть-чуть». Уже наутро Лёнчик пришёл ко мне с победным видом и сказал:
— Ох, мы с ней сегодня так ржали над вчерашней «разводкой», и она всё допытывалась, на какой стройке вкалывают такие виртуозы. Ну ты ж знаешь меня, я тебя не сдал!
И я понял, что ЭТО произошло у них уже вчерашним вечером. И порадовался за друга.
А ещё был случай. Со мной. Где-то в 60-х годах в Киев приехал легендарный Театр на Таганке. Супермодный, суперреволюционный, с популярнейшим Высоцким, с блестящими режиссёрскими находками Юрия Любимова…
В общем, не театр, а вкуснейшее блюдо для киевских театралов. А уж для нашего бомонда — тема засветиться, ну вы понимаете!
Естественно, билеты достались в первую очередь партийной элите и … мясникам. Кое-что перепало и театралам, но — чуть-чуть. И понятно, что без нужных знакомств простому хлопцу, кем я тогда и являлся, нечего было и соваться к Театру оперетты, где проходили гастроли.
Счастье улыбнулось мне в виде моего товарища Вовы Кошубы, который появился у меня дома с парой таганских барышень, то ли гримёрш, то ли костюмерш из легендарного театра. Понятно, что проблема билетов перестала существовать для меня после первых посиделок с оными дамами. И я засобирался на спектакль. Спектакль назывался «Десять дней, которые потрясли мир». Всё в нём было непривычно: вместо старушек-билетёрш стояли матросы-балтийцы, накалывавшие билеты на штыки. В фойе маршировали патрули, вместо ламп горели фитили в снарядных патронах… В общем, Киев ТАКОГО ещё не видел и приготовился КО ВСЕМУ!
Мои новые подружки протащили меня вовнутрь через какие-то подвалы, но о билете не могло быть и речи. Они сказали:
— Володя, мы тебя поставим на сцене за занавесом. Как только полностью вырубят свет — прыгай в ложу! Там никого нет — это правительственная ложа, а сегодня правительства там не будет. Прыгай смело — и устраивайся по-барски.
И откуда им было знать, что машинист сцены дядя Вадик провёл в ту же ложу своего кума — матерщинника, и тот уже вовсю кайфовал на «моём» месте. В общем, я дождался полной вырубки, и в темноте ПРЫГНУЛ! Со сцены! Высота — полтора метра! Прямо на ногу куму — матерщиннику!
И тот — в полной тишине! Со всей дури! На весь театр — «…ТВОЮ МАТЬ!»
Я уже говорил, что киевская публика, обалдевшая от любимовского авангарда, ожидала ВСЕГО. Но чтоб так революционно, с матерной фразы начать спектакль — такого не мог представить себе никто! Секунда оцепенения — и зал взорвался овациями!
И потом, уже позже, я слышал, как люди восхищённо рассказывали о ТОМ спектакле, и когда им возражали, мол, на следующих спектаклях подобного не было, то аргументом было — а что ж вы хотите, вы что, не знаете, где живёте, это наша киевская цензура запретила, и всё такое.
А я до сих пор считаю себя невольным соучастником любимовского авангарда той поры.
Из актуального. 2009 год, кризис протянул свои костлявые ручонки к горлу, а уже журналюги наши засуетились и давай обзванивать всех, у кого, как говорится, «медийное» лицо. Или ещё говорят — «рок»…
А вопросец задавался один — как будете переносить этот самый повсеместный катаклизм и думаете ли наконец ОТКАЗАТЬСЯ от любимой вами чёрной икры.
Позвонили и ко мне (типа значит — тоже «з1рка»!). Слово за слово, и надо же мне было в ответ на сакраментальный вопрос ответить, что надеюсь не пропасть, поскольку окромя зарабатывания Искусством ещё могу тучу разных вещей: начиная от археологии и заканчивая элементарной рыбной ловлей. И (как сейчас понимаю, СДУРУ) вспомнил случай из моей рыбацкой практики, когда однажды привёз килограмм тридцать крупного карася (и всё на удочку!). Родня тогда опешила, не зная, где взять такое количество аппетита, чтобы рыбку эту умять и не подавиться… Плюс тёща КАТЕГОРИЧЕСКИ отказывалась чистить ЖИВУЮ рыбу!!! Это у неё — от великих гуманистов прошлого.
Тогда я шутя предложил Олькиной бабуле… ПРОДАТЬ улов возле ближайшего супермаркета. «Будет вам пару копеек на чулочки да на кино!» Не поленился и, одев чёрные очки, сгрузил весь улов возле ближайшего «стихийничка». Рыбку размели в момент, поскольку бабуля наша не жадная и цену назначила самую демократичную, в районе червонца за кило.
«…Так что, говорю, не пропадём в кризис, в крайнем случае удочки выручат!» — это я корреспонденту.
…Мелю эту хрень, а сам ни сном ни духом не могу даже представить, что шуточка моя будет иметь неожиданное продолжение.
Да, забыл сказать, что время для отдыха я, как правило, отвожу себе либо зимой, либо ранней весной, поскольку люблю обуглиться физиономией где-нибудь в Малайзии или на Карибах. И потом пугать друзей нехарактерным загаром в неподходящее время. (Летом неинтересно, летом ВСЕ могут.) А ещё имеется дежурная фраза-ответ на вопрос «Где так умудрился сгореть?» Звучит она так: «НА РЫБАЛКЕ!» И предоставляю друзьям возможность МУЧИТЕЛЬНО размышлять, ГДЕ она, такая рыбалка, существует, когда вокруг слякоть и дождь с мокрым снегом.
…Так и в этом феврале, вернувшись с женой из Таиланда и гордо освещая киевские улицы горящим даже в темноте облупленным носом, я нарвался на дежурный вопрос от моего (не помню какого) друга. И конечно же, «дежурно» ответил, что, мол, обгорел НА РЫБАЛКЕ.
— А я знаю, — говорит, — ты теперь на жизнь себе так зарабатываешь. Вчера по телику… у Шустера о тебе рассказывали!
Тут я оцепенел. «По какому телику, у какого Шустера?» (хотя понимаю, что «телик», естественно, киевский, да и Шустер — «тот самый»!)
— Ну-ка, ну-ка, поподробнее!
— Ну была, — говорит, — передача вчера о том, как бедствует нынче народ, и в частности люди искусства. И Риточка Сичкарь, сердобольная душа, поведала аудитории, что Быстряков ТАК оголодал, что ВЫНУЖДЕН ловить рыбу, а бабушка его жены… продаёт! А когда появился твой портрет в полный рост С ПРОТЯНУТОЙ РУКОЙ, то все начали дружным хором сочувствовать и говорить, мол, ежли уже Быстряков, который многое УМЕЕТ, голодает, то что ж говорить об остальных…
— Слушай, говорю, а ДЕНЕГ мне всем миром не предлагали собрать?
— Да вроде не слышал, может, что и пропустил, — ответил друг.
Мы посмеялись, а я представил себе, как где-нибудь в районе Бенгальського залива я с вечера закармливаю место «под карася», на зорьке ловлю какую-нибудь «экзотику» на кобру или скорпиона, а в гостинице уже томится наша бабуля, чтобы успеть с ближайшим авиарейсом переправить улов в Киев.
…Ну что вам сказать, были и звонки мне после ТОЙ передачи, и предложения помочь (правда, в основном — «морально поддержать»), а благодаря Рите Сичкарь вкупе с Шустером я убедился, как МНОГО у нас ещё отзывчивых и добрых людей.
Но с тех пор, правда, стараюсь «фильтровать» шутки во время интервью. А то вдруг сработает опять «сарафанное радио»… А я жутко не люблю, когда меня жалеют!
70-е годы. Я вернулся с Международного конкурса пианистов им. Сметаны из Чехословакии в звании лауреата и обладателя Гран-при. Открывались нехилые перспективы в области исполнительского искусства плюс приличная зарплата солиста местной филармонии плюс гастроли по всему Союзу. А учитывая, что подобных лауреатов на Украине в те годы было по пальцам пересчитать, — стоило ли говорить, что это вызывало уважение окружающих, в том числе и представительниц слабого пола. А это нам, двадцатилетним пацанам, ох как щекотало ВСЁ, что только можно было щекотать!
А жил я тогда на Десятинной улице, в аккурат через дом от «самого» Щербицкого, тогдашнего хозяина Украины. И там же проживал человек номер два в стране, некто Лутак. Заведовал он сельским хозяйством, но по авантажности не уступал Хозяину. И была у него дочурка, заканчивающая школу как раз напротив моих окон, что на первом этаже. И хотя моя «коммуналка» роскошно контрастировала с её жильём, но развешанные по стенам афиши с моим «фейсом», по-видимому, действовали бодряще на неокрепшее девичье воображение. Как я теперь разумею, дружба с «человеком с афиши» в какой-то мере повышала ейный авторитет в глазах собственных подруг.