— Демократический стиль. — Не обиделась Аня. — От бриллиантов я отказалась — слишком вульгарно.

Они под руку вошли в полутемный зал.

За большим столиком сидело человек шесть. Аня сразу заметила Дениса. Он был крупнее и ярче всех — загорелый блондин американского типа в мешковатом кремовом костюме. Увидев приближающихся дам, он кинулся навстречу и пренебрег протянутой Аней рукой.

— Обнимемся! Мы не на дипприеме.

Аня прильнула щекой к воротнику шелковой сорочки, уловив приятный горький запах одеколона и ещё более ощутимый водочный дух. Компания уже завершила, по видимому, обильный ужин и перешла к десерту. На столике стояла эффектная ваза с растаявшим мороженым.

— Садись, Анюта, возле Дениса Сергеевича, поболтайте, вспомните наши дачные шалости. — Устроив Аню, Алина объявила, — Мы с Анной росли вместе, учились, влюблялись… А, главное, нас сблизило фигурное катание. Отличная хореографическая школа.

— Заметили, заметили… — Поддержал кто-то из гостей. — Так Карлос тоже начинал на льду?

— Я начал с тяжелого рока и марихуаны, — мрачно пошутил Карлос, и только теперь Аня его заметила. Он как-то потемнел — синий пуловер, смуглое лицо опущено к чашечке кофе, в которой с чрезмерной энергией вращается ложка.

— Нам с Аней по фирменному мороженому с клубникой и взбитыми сливками. Это уже растаяло. Я не ошиблась, Энн, — тряхнем стариной? — Алина подтолкнула локтем соседку. — И ещё ликера. Я хочу, чтобы все выпили за нашу встречу. Денис, я, Анна и Карлос — считайте, играли в одной песочнице. Только в разное время.

— И с разных сторон, — тихо добавила Аня.

— Это как? За разные команды, что ли? — Снова поинтересовался любопытный гость, и Аня прямо посмотрела не него:

— Именно. Команда хозяев и команда приглашенных. Я имела честь отдыхать на даче Кудяковых-Лаури. Это был очень гостеприимный дом.

— А вам никто не говорил, что вы с Алиной похожи? Серьезно: глаза и что-то еще, неуловимое… Может, рост, фигура… В общем, я с удовольствием выпью за встречу друзей. Меня зовут Михаил. Отчество сложное, лучше без него. Несмотря на седину, я в душе комсомолец.

Аня прислушалась — у него был странный голос и какая-то особенность дикции, — хрипотца, как у Высоцкого, при этом неровный ритм речи, то нарочито замедленный, то преходящий в скороговорку. Специфический голос, такой перепутать трудно. И выглядел Михаил живописно: густая шапка жестких с сильной проседью волос, привлекающее мужественной грубостью черт лицо, короткая жесткая борода. Арктический летчик, геолог, укротитель, охотник. Русский Хемингуэй. Покоритель женских сердец, удачно сочетающий своеобразный романтизм и хорошую боевую хватку.

— Ты на Михаила, Анна, не заглядывайся. Он с женщинами крут. Роковой мужчина, цыган. При этом однолюб, игриво предупредила Алина.

— Мужчины — вообще однолюбы. Особенно ловеласы. Во всех женщинах они видят свой единственный идеал, — нарочито вздохнув, Денис повернулся к Ане. — Ты ни капельки не изменилась. Все такая же бука и, как всегда, влюблена. Это заметно.

— Но в отличие от вас, однолюбов, я меняю привязанности. — Она дерзко взглянула в пьяненькие светлые глаза, которые когда-то заставляли её столбенеть.

— Оставь приколы, Ден, мы здесь объедались, а девочка работала. Поваляем дурака в следующий раз. Ведь мы теперь будем жить в Москве. Объяснила Лина и взглянула на бородача. — Михаил Сигизмундович — коллега господина Южного по бизнесу. Сегодня отмечали начало крупного финансового проекта.

— Прошу прощения, рад был встретиться. — Карлос поднялся. — Надеюсь, мы ещё увидимся. У меня есть кое-какие дела. Тебя подвезти? — Он вопросительно посмотрел на Аню.

Алина удержала Аню за руку:

— Посиди еще, умоляю! Пять лет не виделись. Мы тебя прямо к дому подбросим — ведь почти соседи… — А когда Карлос ушел, доверительно шепнула ей. — На кой он тебе сдался? Только время теряешь. Такие возможности у парня были, а он ухитрился… Фу! Ну и занятие для мужика… Да они, балетные, все подонки…

Аню охватил гнев и непонятное волнение — Алина вновь перехватывала инициативу. Едва появившись, она уже манипулировала ею. И «оружие» все тоже — расчетливость, решительность, цинизм! Все, что так не хватало Ане, ненавидевшей в себе Верочкину мягкотелость, покладистость. Но у матери врожденное смирение, отсутствие личных амбиций, зависти, умение довольствоваться малым. У Ани же — клубок сплошных противоречий, смирение борется с тщеславием, а самолюбие — с гордыней.

…Дружба «сестричек» восстановилась на прежних основаниях: Алина лидер, Аня — послушный исполнитель. При этом Аня внушала себе, что она честнее, добрей, мягче, и уступает лишь из деликатности, пока дело не коснулось серьезных вопросов. Вот только как разобраться, где проявляешь великодушную терпимость, а где идешь на унизительные уступки? Вопрос не из легких и ответы на него получались все время разные.

В конце мая за городом воцарилось настоящее лето — все улыбалось, радовалось, расцветало. Трезвоня и галдя, носился на велосипедах по свежезасыпанным гравием дорожкам поселка Ильинское подрастающий молодняк. Среди яркой бархатистой зелени смородинных кустов и хвойной щетины темных елок трудились взрослые, спеша превратить огородно-клубничные угодья в сибаритские газоны.

На нижней застекленной веранде дома Лаури за большим, покрытым клетчатой клеенкой столом сидели Инга и Верочка, обе в фартуках, с засученными рукавами и ножами в руках. В распахнутых, только что вымытых окнах порхали красно-белые веселые шторки. На газовой плите что-то кипело и булькало, распространяя аромат баранины и восточных пряных приправ, в салатницах и кастрюльках пестрели овощи и зелень — отборные, разнообразные, — с рынка.

— Перец такой красавец, жалко резать. — Верочка выложила перед собой три сладких перца — желтый, зеленый и красный — крупные, глянцевые, без единой помарочки.

— Португальские. Помидоры голландские, баклажаны… А, черт знает, откуда. Главное, все доступно и без всяких проблем. Как ты думаешь, тесто не перестоит?

— Сейчас начну разделывать. — Подойдя к плите, Верочка попробовала соус. — Может, лимона добавить, как Алина просила по-колумбийски приготовить, чтоб на наш плов похоже не было?.. Не пойму, — засомневалась она после дегустации, — отнесу ей на пробу.

— Потом. Кажется, она задремала. Пусть отдохнет — воздух в Москве сплошной канцероген. После Женевы девочка захирела. Ведь жили же на самом берегу озера — там только миллионеры дома имеют, — вздохнула Инга, не одобрявшая возвращение дочери.

Прослужив в Богате почти год, Южный попал в жернова перестройки, но не растерялся — перешел в коммерческую структуру некой российско-швейцарской фирмы с центром в самой Женеве. И вот оттуда нагрянул в Москву — бизнес разворачивать.

— Ну что поделать-то? Денис на службе. Получил назначение, — выполняй. Слава Богу, не в Китай и не на Дальний Восток услали, — успокоила Ингу Верочка, посмотрев на лежащую в прозрачной тени Алину. Такие штучки только в иностранных фильмах, да в Ильинском имеются — под полосатым тентом с фестонами по краю целый диван наподобие качелей. Лежи, раскачивайся, словно в лодке. Красота!

— Был бы поактивней, мог и там остаться. Сейчас все как-то ухитряются. Контракты, договора, ну, я не знаю… Нужно же не только о себе думать. У Линочки будут дети. И мы с Альбертом, в конце концов, достойны лучшей участи. Кудяков сегодня — никому не нужный пенсионер. Да и я за бортом. Какая теперь общественная работа?

— Вот и отдохните. Квартира у вас огромная, если что, можно на две отдельные разменять. Этот дом — настоящий дворец. Здесь и зимой жить можно, вот только печки починить… А там у них хоть и на озере, а чужое, арендованное жилье.

— Что ещё за печки? — Донесся голос Алины. — Газовое отопление будем ставить. Сортир, ванную реконструировать. Тысяч двадцать баксов… Это жилье представляет лишь историческую ценность: памятник эпохи сталинизма… Одна морока.