Они появились на пороге веранды. Аня с трудом перевела дух — здесь и в самом деле собрался ярчайший цветник — парни казались изысканно-небрежными, а девушки шикарными — раскованными, нарядными, загоревшими, словно только что вернувшись с югославского курорта. И даже в личностях бородатых, патлатых, нарочито запущенных, в обвислой «марлевке» сарафанчиков и линялой вытертой джинсе было нечто недосягаемо-импортное. В моду едва вошли комбинезоны. Аня гордилась сшитым матерью из белого бельевого льна костюмом, с котором брюки и короткое болеро соединялись идущей крест-накрест шнуровкой, а спереди все это застегивалось на длинную молнию. Но гости Дениса выглядели шикарно! Как же забыть о том, что твой туалет сшит из простыни, если рядом сплошная «фирма»?

Ничуть не смутившись, Алина громко и в то же время небрежно произнесла общее «Привет!» Из-за стола тут же поднялся высокий, бронзовый, русый, с голубыми глазами и белозубой улыбкой хозяин вечеринки и радостно объявил:

— А вот и наши очаровашки сестренки Лаури. Алина и Энн. Соседствуем с пеленок, между прочим. — Он поклонился девушкам и тут же крикнул кому-то:

— Уступи место девочкам, Кузмич. Они как раз в одном кресле поместятся.

— Нет, нет, спасибо. Я предпочитаю комфорт, — остановила Алина поднявшегося с кресла бородача. — Анюта принесет кресла с моей дачи. Можешь и качалку прихватить, — шутливо обратилась она к подруге тоном, не вызывающем сомнения в истинной расстановке сил: одна хозяйка, другая всего лишь прислуга.

— Мне придется помочь даме. — Денис выскочил вслед за вспыхнувшей Аней. — Ты извини, у нас табуреток на кухне полно. Не знаю, зачем она тебя послала.

— А чтобы «приложить». — Решительно шагавшая по дачной улице Аня остановилась и сжала кулаки: — Послушай, никогда не называй нас сестрами! Моя мама — портниха Инги Фридриховны, прислуга в общем-то. А я приживалка.

— Фу! Не сатаней, — Денис примирительно сжал локоть девушки и притянул её к себе. — Ну что за чушь плетешь, достоевщина какая-то. Что за приживалка?! В стране развитого социализма торжествует демократия и всеобщее равенство. — Его глаза смеялись.

— Угу. «Кто был никем, тот станет всем!»… — Ане почему-то стало весело, все показалось мизерным и глупым в сравнении с прелестью этого летнего вечера.

Одуряюще пахли светящиеся в сумраке кусты жасмина, что-то стрекотало в темной росистой траве. В садах за старыми яблонями уютно светились окна дач, в которых, конечно же, переживают сейчас мгновения головокружительной близости романтические влюбленные. Аня заглянула в глаза Дениса, блестевшие отсветом прячущегося в ветвях фонаря, и почему-то не оттолкнула его. Руки Дениса, проникнув под шнуровку, обхватили её талию, словно в танцевальной поддержке, — надежно и горячо.

— Мне, если хочешь знать, не чужды пристрастия разночинной интеллигенции. Обожаю выходцев из простого народа, особенно таких вот нежненьких девочек. — Денис прижал Аню к себе, пробежал ладонями по теплой груди и поцеловал в губы долгим, влажным, взрослым поцелуем.

Аня ничего не чувствовала, но успела передумать многое: что это первый её настоящий поцелуй, который предстоит с волнением вспоминать всю жизнь. Но волнения почему-то не было, хотя очень хотелось бы именно так — в стрекочущей кузнечиками, пахнущей жасмином темноте обниматься именно с ним — с Денисом, — стройным самоуверенным, как говорила Инга, «американизированным плейбоем».

— Пусти, я хозяйке пожалуюсь, — шутливо отстранилась Аня. — Так вроде шептали бедные девушки соблазнителям?

— Шептали, шептали, а потом все равно сдавались. Невозможно противостоять сокрушительному мужскому обаянию интеллигенции. — Денис галантно распахнул калитку дачи Лаури. — Я ведь ещё стихи сочиняю и пою под гитару не хуже Высоцкого.

— Ты хвастун и приставала. Тащи плетеное кресло с веранды. Не бойся, Муся уже спит, Алининых родителей нет.

— Так в чем проблема? — Денис по-хозяйски расположился в кресле. — Иди сюда и я постараюсь убедить застенчивую барышню, что она проводит время с выдающимся интеллектуалом и пылким любовником: «Клянусь тебе священною луной, что серебрит цветущие деревья…» — выразительно продекламировал Денис по-английски.

Сердце Ани гулко ударило: именно этот отрывок из «Ромео и Джульетты» выучила она наизусть, когда готовила летнее задание по английской классике. Нет, это не простое совпадение в школьных программах. Это нечто большее знак судьбы.

— «О, не клянись луной непостоянной, Луной, свой вид меняющей так часто, Чтоб и твоя любовь не изменилась», — ответила из темноты Аня.

— У тебя классный английский, детка. Может покажешь свою келью, познакомишь с библиотекой?

— Размечтался! Вставай. Тебя уже заждались гости. — Аня тряхнула сидение.

Они со смехом притащили громоздкие плетеные кресла.

— Трон госпоже Лаури! — провозгласил Денис, предоставляя Алине качалку. А сам, усевшись рядом с Аней на диван, тесно-тесно, почти в обнимку, демонстративно оказывал ей знаки внимания. Даже помогал очищать креветки, собственноручно сваренные в красном вине с разнообразными специями. Его плечо все время касалось Анютиного, и даже сквозь плотную ткань брюк она ощущала жар его бедра, прижатого в темноте. Обмирая от сладкого головокружения, она не слышала и не замечала ничего, что творилось вокруг, словно заключенная вдвоем с Денисом в особое, от всех отгороженное пространство некой загадочной силой. Хотелось смеяться и плакать от радости. Никогда она ещё не пила столько вина и никогда предвосхищение счастья не было таким острым, опаляюще-близким.

В сигаретном дыму и полумраке трехглавого торшера все галдели, флиртовали, ели черешню, стреляя через стол косточками. Потом танцевали в саду и кто-то предложил ночное купанье нагишом. Кто-то поспорил на что-то, и все с гремящим хитами «Бони М» магнитофоном спустились по крутому берегу к реке. Девушки на бегу срывая с себя одежду, устремились к воде, визжали и брызгались, не подпуская рванувшихся к ним кавалеров. Аня осталась одна в темных кустах. Денис куда-то пропал — очевидно уже плескался в волнах или, возможно, искал Аню в доме. Он здорово выпил, и не удивительно, что упустил её из виду. Раздумывая, как ей быть, Аня уже хотела вернуться, но тут увидела освещенные неполной луной обнаженные силуэты — два мужских и один девичий. Парни, только что вышедшие из воды, рассыпая брызги, перебрасывали друг другу одежду девушки, не давая ей одеться. Та, притворно хныкая, тянулась за поднятым над головой платьем и, наконец, оказалась в крепких объятиях. Все трое, нетвердо ступая по сырому песку, в обнимку направились к кустам — прямо к затаившей дыхание Ане. Она прижалась к стволу дерева, троица прошла совсем рядом и остановилась, хрустя ветками.

— Ты что, ну что, киска? У нас языческий праздник — ночь на Ивана Купалу. «Андрея Рублева» видела? — прошептал мужской голос. — Совокупление благословляется самой природой, — это надо понять! Придержи её, Вадька, киска совсем расслабилась.

— Я вас совсем не знаю, — томно протянул девичий голосок, в котором Ане послышались знакомые нотки.

— Так это ж как раз к лучшему. Ритуал. Разве я плохо целуюсь? Или, может, ты ещё барышня?

Девушка пьяно расхохоталась:

— Еще чего… Спроси у Дениса, если боишься. Сам дрожишь, мальчик, уже смелее заявила она.

— Ну, тогда начну я. А малыш пусть посмотрит, — решительно заявил тот, которого звали Вадиком, и, видимо, тут же перешел к действиям. Стоны, возня, нервный смешок…

Не разбирая дороги, Аня бросилась прочь. Она почти не сомневалась, что участницей «ритуала» была Алина, но не могла поверить. И само это сомнение противной тошнотой отзывалось в животе.

— Линка, ты здесь?.. — Запыхавшись, Аня вбежала в спальню и зажгла свет. Комната была пуста. Алины не оказалось ни в ванной, ни в саду.

Не раздеваясь, Аня бросилась на кровать, и лежала так очень долго, рассматривая точки комаров на потолке. Нет, это невозможно, Алина не такая. Она не могла, ни за что не могла остаться там, на берегу. Не могла отдаться двоим малознакомым парням и ссылаться на близость с Денисом… «Нет… нет… бред какой-то…» — Аня погасила свет и с головой нырнула под одеяло — пусть звенят неотвязные комары, пусть растают во мраке мерзкие, злобные мысли.