— Диктуйте адрес. — По его голосу Беликова поняла, что он и не сомневался в ином исходе.

— Нахал, — с невольным уважением сообщила она собакам, положив трубку, — может, и впрямь скрытый маньяк? Из тех, что седина в бороду — бес в ребро? Во вляпалась-то…

Но она отчетливо понимала, что не чувствует ни раздражения, ни неудобства от этого неожиданного визита. Покачав головой, словно удивляясь самой себе, она торопливо принялась наводить в квартире порядок.

Смоляков прибыл через час, галантно протягивая розу на длинном стебле и бутылку «Хванчкары».

— Я же говорила, что спиртного не надо, — напомнила Беликова.

— Какое же это спиртное? — удивился писатель. — Это «Хванчкара».

— Примерно так же начинал мой первый парень, — задумчиво вспомнила Екатерина Юрьевна, — на следующий день я проснулась «не девушкой». Проходите. Обувь можете не снимать: в квартире, где живут две собаки, кот и женщина с больной спиной, чистый пол невозможен даже теоретически.

— Выяснили мое алиби? — насмешливо спросил Смоляков, усаживаясь за наспех накрытый стол. — Мисс Марпл удовлетворена?

— Да, в Союзе писателей и на телевидении подтвердили ваши слова, но убедило меня не это.

— А что же?

— В вашем возрасте действительно трудновато справляться с молоденькими девушками, — отомстила Беликова за «мисс Марпл».

— Уели, — признал писатель, — вы обещали рассказать мне о своей работе.

— Не я обещала, а вы настаивали, — напомнила Беликова, — да и рассказывать, в общем, не о чем… Отдел создан десять лет назад — в этом году у нас юбилей. В отделе шесть инспекторов и начальник. Как ни посмотри, а на весь Петербург и область нас не хватает просто физически. Девиц с улицы вылавливать — нет ни людей, ни законодательной базы. Что мы можем с ними поделать, кроме административного наказания? Стараемся работать там, где у нас есть хоть какие-то козыри — по выявлению притонов.

— А порнография? — заинтересованно уточнил Смоляков. — Тут ведь должно быть проще: пришел, изъял, наказал.

— За что? — так же заинтересованно спросила его Беликова. — Чем отличается эротика от порнографии?

— Ну это… Как его, — смутился Смоляков, — когда все откровенно показывают — порнография, когда… красиво — эротика…

— Красиво, — усмехнулась Беликова, — уверяю вас, Владимир Иванович, есть очень красивая порнография. Например, Пьер Вудмен. Кстати, он весьма не равнодушен к нашей стране. У него есть огромное количество кассет под общим названием «Русские девушки». Мы ведь последние десять лет считаемся страной отсталой, со всеми вытекающими последствиями. Девушки, мужчины, дети — стоят крайне дешево. По ценам на этом рынке мы даже можем конкурировать с Кубой, Тайванем и Филиппинами. Правда, детей он пока, к счастью, не снимает, но на одних русских девушках сделал себе весьма приличное состояние. Мне страшно даже не то, что у нас как таковой нет правовой базы в этом вопросе. Мне страшно, что у нас нет морали. Даже по телевизору крутят такое крутое порно, что только диву даешься. Я не ханжа. Я с удовольствием смотрела первые части «Эммануэль», «Дикую орхидею», «Девять с половиной недель» и прочие красиво сделанные фильмы, но есть такое понятие, как перебор. Это когда даже прыщавого юнца после просмотров таких фильмов тянет на тошноту, а не на женщину.

Недавно изъяли кассету, на которой в комнату одного за другим заводят детей лет восьми-девяти и последовательно занимаются с ними сексом. Явно какой-то детский дом — но вот как его установить? И где он? Здесь? В Белоруссии? В Прибалтике? В Узбекистане? Десятки тысяч «специфических» кассет для извращенцев, с животными, стариками, садомазохистскими играми… Но даже это не самое страшное. Куда страшнее кассеты с записью настоящих убийств и изнасилований.

— Бывает и такое? — не поверил Смоляков.

— И вы туда же! — укоризненно посмотрела на него Беликова. — Недавно читала статью, где какой-то специалист по эротике — из нашего, кстати, ведомства — утверждает, что эти слухи ложны. Он-де работал с кассетами подобного рода и нашел, что это фотомонтаж и актерская игра. Жалко, я с ним не знакома, я бы ему кое-что продемонстрировала. Я в последнее время вообще не уверена, что в нашей стране нет чего-то такого, чего нельзя было бы купить за деньги… После войн на Кавказе эти кассеты хлынули потоком, «особо одаренные» деятели, узнав, сколько это стоит, подхватили эстафету здесь. Вложения минимальные, а какова прибыль?

Так что, как это ни цинично звучит, обычное порно меня уже не страшит. Чему удивляться, если один известный на всю страну «профессор эротики» консультирует правительство, а другой не менее известный порномагнат выставляет свою кандидатуру в губернаторы Петербурга. У нас в отделе этой проблемой занимается лишь один человек, притом порнодельцы, как и проститутки, прекрасно знают, что даже в случае задержания они отделаются легким испугом. Нет, милейший Владимир Иванович, мы сейчас можем лишь разносить бордели в саунах и массажных салонах, а проституцию и порнографию можете победить лишь вы, писатели. Так сказать, совесть нации.

— Что вы дразнитесь? — обиделся Смоляков. — Думаете, у нас лучше, чем у вас? Я даже в страшном сне не мог себе представить, что настанут времена, когда хорошие книги не будут брать на том основании, что «там мало трупов». Вы не думайте, я не шучу. Буквально вчера я встречался с очень знаменитым писателем, и он мне посетовал, что издатели отказались взять его книгу, пока он не добавит туда хотя бы парочку покойников. Его книги и снятые по ним фильмы любит вся страна, а его не печатают на основании «малокровных детективов». Зато если напишешь полное говно, но принесешь под женской фамилией… Какой-нибудь Дуськи Кулаковой — возьмут за милую душу. Недавно интервью было с одной из этих девиц — вы заметили, что последнее время их слишком часто стали показывать на экране? Не реже, чем голые задницы нетрадиционалов и женские титьки? — так эта девица на вопрос журналиста ответила, что «раньше женщин в литературу не пускали». Я даже комментировать не буду.

— Но ведь у вас совсем недавно вышла вполне серьезная книга, — напомнила Беликова.

— С издателями повезло, — признался писатель, — да и популярность все же делает свое дело. Иногда писатель становится настолько продаваем, что издатели соглашаются брать у него даже хорошие вещи. А молодым что делать? Представляете, если бы сейчас воскрес и принес в издательство рукопись… например, Булгаков? Или — Маркес? Толстой? Чехов? Не пе-ча-та-ют! Я убеждаю издателей, что все мои друзья в один голос кричат о надоевших детективах и желании почитать что-нибудь иное, а издатели вполне резонно демонстрируют мне в ответ результаты продаж последнего месяца, где черным по белому написано: «Пушкин — продано две книги, Дуся Кулакова — пятьдесят тысяч экземпляров».

И так же резонно спрашивают: должны ли они ориентироваться на читательский спрос или нет? Они все же бизнесмены, а не меценаты, но с удовольствием будут печатать и Пушкина, и Булгакова, если их будут покупать. Замкнутый круг. Издателей я понимаю прекрасно. Писательниц, пользующихся грандиозной рекламной кампанией «женского детектива», — тоже. Читателей, покупающих то, что есть, но мечтающих о другой литературе, — понимаю. Не понимаю только, кто виноват и что делать.

— Читатели виноваты, — уверенно ответила Беликова, — они голосуют рублем за литературу этого рода. Издатели правильно говорят: когда такие книги перестанут покупать, их перестанут издавать. То же самое было с мексиканскими и бразильскими сериалами, с бумом вокруг книг Чейза и супругов Галон… То же самое и с проблемами нашего отдела. Когда к проституткам идти станет стыдно, а юноши будут приглашать девушек на просмотр… хотя бы «Матрицы», но уж никак не «Русских девочек» Пьера Вудмена, все будет иначе. Но на это нужны годы. Наверное, к этому надо относиться философски.

— Но делать-то что-то надо?! — не согласился с ней Смоляков. — Этот замкнутый круг кто-то должен разорвать! Почему выслушивают всегда только одну сторону? Почему стало стыдно говорить о том, что у нас проблемы с моралью и нравственностью? Почему интересно только «паленое» и «жареное»? Почему по телевизору выступают одни порномагнаты и «писательницы-детективистки»? А когда кто-нибудь скажет слово против, это стыдливо вырезают? Вы видели хоть одно мое интервью, где бы поднимались эти проблемы? Я говорил об этом, а издатели вырезали. Но кто-то ведь должен сказать!