В молитвах и войнах, как красноречиво свидетельствует «каменная летопись», для псковичей прошли целые столетия. Древние крепостные сооружения Пскова, Изборска, Порхова стоят и поныне. Конечно же их на протяжении веков видели далекие предки Кутузова, видел отец полководца, выбравший для себя профессию военного инженера, видел и сам Михаил Илларионович, который пошел по его стопам. По словам биографа, будущий полководец с детства «имел необыкновенное любопытство обогащать ум свой разными полезными сведениями и часто вопросами затруднял тех, к кому обращался»4. Можно себе представить, какой простор для любознательности ребенка открывался при виде Пскова и его окрестностей, среди которых сразу же можно было определиться с выбором жизненного пути. Сама Псковская крепость не могла не привлекать внимания будущего выпускника Соединенной инженерной и артиллерийской школы. Уже в XIV–XV веках крепость стала самой большой среди каменных городов России; общая протяженность ее стен достигала девяти километров. Из крепостных башен большой интерес и сейчас представляет Покровская — самая южная на берегу реки Великой. Под ее сводами находился целый арсенал пушек. Кроме трех наземных ярусов и зубцов поверху Покровская башня имела подземелье с бойницами «подошвенного» боя. Обстрел из нижних бойниц велся на уровне основания крепости; помещения для пушек «подошвенного» боя находились под землей. Стены городских укреплений, примыкавшие к башне, были настолько толсты, что по их верху, под защитой зубцов крепости, свободно могла проехать большая повозка или одновременно мог пройти целый отряд воинов. Ярусы башни были устроены так, что разрушение верхних не лишало возможности вести огонь с нижних. Сложная мощная система оборонительных сооружений делала Псков сильнейшей крепостью на Руси.
Нельзя не вспомнить, что в 1794–1797 годах, став директором Сухопутного шляхетского корпуса, Михаил Илларионович преподавал в нем военную историю и тактику. В конце XVIII столетия далеко не каждый «полевой» генерал, который провел десятки лет в боях и походах, чувствовал себя способным выступать с лекциями перед учебной аудиторией. Военная история интересовала Кутузова с ранних лет, и его родословная, связанная с Псковом, этому не могла не способствовать. Архитектурный облик Пскова если и претерпевал с течением времени какие-либо изменения, то главным образом под воздействием внешней угрозы. Так, в XV веке над Псковом нависла двойная угроза: со стороны немецких рыцарей и Литвы. Именно в XV–XVI веках была построена большая часть дошедших и до наших дней оборонительных сооружений и церквей. Пришлось укреплять южные крепости-пригороды Пскова и Новгорода-Остров, Воронин, Велье, Порхов, Вышгород. Были выстроены и новые: Врев, Опочка в 1414 году; именно здесь находилась и родовая вотчина Голенищевых-Кутузовых), Выборг (в 1431-м), Володимерец (в 1462-м), Красный (в 1464-м). Даже маленькие псковские церкви всем своим обликом напоминают о суровых буднях приграничной земли: они предназначались не только для молений, но и для хранения оружия и пороха. Летописец XVII века упоминает, что бочки с порохом для всех укреплений Запсковья хранились под колокольней Космодемьянского монастыря. Под небольшой церковью Николы от Каменной ограды сохранилось «подцерковье» размерами едва ли не больше самой церкви. Крепостные стены и башни Пскова и его пригородов много раз перестраивались, чаще всего в связи с усовершенствованием оружия. С появлением крепостной артиллерии пришлось утолщать стены, а башням придавать круглую форму — такие башни меньше разрушались от обстрела. Все более и более изобретательной становилась оборона крепостных ворот: они устраивались то под башнями, то за башнями, под их прикрытием, то между двух башен. Главные ворота вели не прямо внутрь крепости: за ними был сделан проход в виде рукава между двумя стенами.
С конца XIV века псковское вече приглашало князей чаще всего из Москвы, к ней же обращалось за помощью в войнах с Литвой и немецкими рыцарями. В 1406 году имели место «сильное и нечаянное нападение и разорение Псковской области с одной стороны от Литовского великого князя Витовта <…>, а с другой в августе от лифляндцев, целые две недели разорявших Псковские волости под Островом и под Котельном. Но и псковичи им отмстили в том же и в следующем году походом на Полотск и Лифляндию. <…> Около Великих Лук и Ржева они отняли у литовцев и Коложское знамя, и самые города сии опустошили. <…> Сверх того за псковичей противу Литвы вступился и великий князь Московский Василий Дмитриевич, а новгородцы в помощи им отказали». Но за помощь надо было платить. В начале XVI века вечевой строй в Пскове был ликвидирован, вечевой колокол увезли в Москву: при Василии III местную знать выселили на другие земли, а их дома и вотчины были розданы верным служилым людям за военную службу. Теперь Псков стал главным бастионом на западном рубеже. Именно поэтому в Пскове, как и в Новгороде, московский князь раньше, чем в других русских землях, заменил боярские вотчины — остаток феодальной раздробленности — поместным служилым дворянством, среди которых было немало предков М. И. Кутузова При царе Иване IV Грозном на Псковской земле не оставалось уже ни одной боярской вотчины. В 1570 году после кровавого погрома в Новгороде он явился со своими опричниками и в Псков. От многих сел и деревень остались пепелища. Из псковских земель Иван Грозный выселил 500 с лишним семей, а города Изборск, Опочку и Порхов взял в опричнину. Таким образом, в глубине веков зародилась важная особенность потомственных псковских дворян: основная их масса была мелкопоместной. Свои земельные наделы они получали за то, что веками служили сначала московским князьям, а потом и великим государям всея Руси. В этом и заключался для них смысл жизни. Только во второй половине XVIII столетия, когда Псков утратил значение приграничной твердыни и жизнь в нем сделалась безопасной, значительная часть земельных владений перешла к столичным аристократическим родам: князьям Шаховским, Гагариным, Салтыковым; графам Строгановым, Гейденам, Каменским, Янковским, баронам Розенам, Вревским, Медемам, Остен-Сакенам и другим5. В отличие от них светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский даже на вершине своей карьеры как был, так и остался «простым псковским дворянином», подобно своим предкам, отдавшим всю жизнь военной службе.
…Во второй половине XVI века Псковская земля сильно пострадала от военных бедствий в ходе Ливонской войны: почти 25 лет по ее дорогам двигались войска Ивана Грозного, наступавшие на Ливонию; в их числе уходили на войну псковские служилые люди. Оборона Пскова против многочисленных войск польского короля Стефана Батория в 1581 году стала одной из самых героических страниц в военной летописи России. Стефан Баторий надеялся на внутренние противоречия в России, на недовольство суровым правлением Ивана Грозного, однако иноземцы с удивлением писали о русских: «Должно заметить, что народ не только не возбуждал против него никаких возмущений, но даже высказывал во время войны невероятную твердость при защите и охранении крепостей». В этих драматических событиях, вероятно, также принимал участие не один предок М. И. Кутузова. Так, 12 марта 1813 года полководец признавался в письме известному писателю и публицисту А. Коцебу: «…Ни одна из Ваших работ не ускользнула от меня, а одна из книг, которые прославили Ваше перо во всех областях литературы, именно один из романов, действие которого происходит в Ливонии, настолько заинтересовал меня, что я даже не спал ночами, чтобы завершить чтение»6. Очевидно, полководец имел в виду роман «Свидригайло, великий князь Литовский». В те годы, когда формировался характер «простого псковского дворянина», время текло гораздо медленнее: не было ни электрического освещения, ни СМИ, ни привычных для нас средств связи и средств передвижения. Следовательно, гораздо медленнее менялись образ жизни людей и их представления о смысле жизни, увековеченные сословным делением, семейным промыслом и т. д. «Люди того времени отличались чрезвычайным почтением ко всему старинному, сделанному предками, и какой-то боязнью перемен, нововведений; изменять что-либо в своем доме и хозяйстве, „священных от древности“, казалось тогда большинству „смертным грехом и невиданным отважным предприятием“; старики и вообще старина пользовались чрезвычайным почтением…» — писал историк, изучавший жизнь провинциального общества первой половины XVIII века7. В «блаженном XVIII», как назвал столетие М. Ю. Лермонтов, люди ближе и явственнее ощущали свою связь с дальними предками, чем современный человек — со своими отцами и дедами. Для владевшего несколькими языками и европейски начитанного М. И. Кутузова всё, чем он занимался в жизни, а именно: война, политика, дипломатия, административная деятельность, — всё это уходило корнями в далекое прошлое, которое он всегда принимал во внимание. Его успехи на различных поприщах зависели от того, что он, как показывает переписка, отчетливо представлял себе исторически сложившиеся характеры действующих лиц эпохи, будь то Франц II Габсбург или Наполеон Бонапарт. Для нас, конечно, важно знать: что с детства знал о предках, а значит, и о самом себе Кутузов? Ответить на этот вопрос несложно благодаря тому, что в царствование Павла I само правительство побуждало благородное сословие подавать сведения о своем происхождении в Геральдическую палату. Семейным воспоминаниям способствовала такая наука, как геральдика. Фамильный герб — постоянное напоминание о выдающихся заслугах предков — не выходил тогда из повседневного употребления: карета с гербом на дверцах, герб на воротах особняка, герб на парадном сервизе, наконец, герб-печатка, вделанный в кольцо, которым «опечатывался» сургуч на письмах. Что представлял из себя герб Кутузовых? Во втором томе «Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи» помещено изображение этого герба с описанием: «В щите имеющем голубое поле, изображен черный одноглавый Орел с распростертыми крыльями, имеющий над главою дворянскую Корону с тремя строусовыми (страусовыми) перьями. Намет на щите голубого и черного цвета, подложенный серебром». Далее же сообщается: «Род Голенищевых-Кутузовых, как показано в Российской Истории и в Бархатной книге, происходит от выехавшего в Россию к Благоверному Великому Князю Александру Невскому из Немец честнаго мужа именем Гавриила. У сего Гавриила был праправнук Федор Александрович Кутуз, от которого пошли Кутузовы. Происшедшаго от сего Федора Кутуза, потомка Андрея Михайловича дщерь была в замужестве за Казанским царем Симионом. Помянутого же Кутуза брат родной Ананий Александрович имел сына, прозванного Голенище. Потомки их, Голенищевы-Кутузовы, Российскому Престолу служили разные дворянские службы, а некоторые находились и в знатных чинах, и жалованы были от Государей поместьями и другими знаками Монарших милостей. Все сие доказывается сверх Истории Российской, Бархатною книгой, копиею с жалованной на поместья грамоты и родословною Голенищевых-Кутузовых»8. В этом издании, как и положено, первые страницы занимают гербы княжеские, потом идут гербы родов графских; герб Голенищевых-Кутузовых помещен в разделе гербов дворянских. На первой странице издания значится: «На подлинном подписано собственной Его Императорского Величества рукою тако: быть по сему. В городе Павловске июня 30 д(ня) 1798 г.». «…Я никогда не ожидал какой-либо степени известности…» — впоследствии напишет Кутузов. Действительно, в то время, когда составлялся гербовник, Кутузову, вероятно, трудно было представить, что в отличие от представителей многих именитых родов именно его, «простого псковского дворянина», будут величать светлейшим князем Голенищевым-Кутузовым-Смоленским и, более того, он заслужит единственный в своем роде титул: «спаситель Отечества». Следуя в череде великих мужей Румянцева-Задунайского, Долгорукова-Крымского, Потёмкина-Таврического, Суворова-Рымникского, он достойно замкнул плеяду «славных екатерининских орлов».