– Выводы? – потребовал Комаров.

– Выводы такие, – вздохнул Стас, – что если мы найдем небритого, это может оказаться всего лишь мелкий мародеришка.

– Тогда давайте, что у вас там есть по розыску убийцы. Северин раскрыл нашу тощенькую пока папочку и стал читать:

– “Версия №1. Преступление могло быть совершено лицами из числа уголовно-преступного элемента, тунеядцев, пьяниц, находящихся в Москве без определенного места жительства и рода занятий, концентрирующихся в районе обнаружения трупа”. Ну, тут работа идет полным ходом. Мы дали сводку-ориентировку по Москве, сейчас по отделениям и в медвытрезвителях проверяют всех, кто в последнее время попадал за мелкое хулиганство, за появление в нетрезвом виде и так далее. Завтра силами балакинских оперов и участковых будем отрабатывать весь район с фотороботом этого небритого. Как, Шура, будет к завтрему фоторобот? – спросил он меня.

– Гужонкин клялся.

– Ага. Значит, с фотороботом и фотокарточкой потерпевшей ребята отработают район, места скопления людей, еще раз пройдутся по кафе, ресторанам, по магазинам – в общем, это ясно. В пределах необходимости проинструктируем всех внештатных сотрудников милиции, ДНД и КООД. И будем ждать. Больше нам тут ничего не остается. “Версия №2. Лицами из числа связей потерпевшей, в результате возникшей ссоры, на почве ревности или мести”. Здесь пока туго. Кроме этого Горовца – никого. Будем еще разговаривать с соседями, на ее предыдущих местах работы. “Версия №3. Лицами из числа связей потерпевшей или ее знакомых на почве корыстных побуждений”.

– Какая там могла быть корысть? – удивился Комаров. – Она, поди, двухсот рублей вместе с гонорарами не получала.

– Это Невмянов настоял.

– Ее сослуживцы говорят, что она как-то недавно обронила фразу: вот, дескать, скоро я разбогатею...

– И что ж, это основание для отдельной версии? Может, она премию в тридцать рублей собиралась получить!

– Может быть, – ответил я кротко. – Но при осмотре ее квартиры мы обнаружили тайник. Один из ящиков серванта имел двойное дно.

– Двойное дно?

– Да. Изнутри вбиты четыре гвоздика, а на них положена фанерка, под которой получается довольно большое пространство. И этот тайник был пуст.

– “Версия №4, – прочитал Северин. – Преступление могло быть совершено лицами из числа людей, связанных с потерпевшей по ее журналистской работе, на почве мести или с целью предотвратить возможные разоблачения”. Это самое перспективное – пока. Дамочка она была рисковая, все время лезла на рожон. Тут работы много, мы завтра получим в редакции все ее материалы, тогда будем думать. А пока в блокноте есть какой-то Алик по прозвищу Лошадь, Джим – в скобках Сережа и некий Николаи Иванович. Все.

– И дневник этот, про который женщины рассказывали, разумеется, не нашли?

Северин махнул рукой.

– На это и не надеялись. Петрова и Пырсикова утверждают, что она всегда держала его на работе, в этом сейфике. Вероятно, оттуда он и пропал. Но поскольку усатого в рваной куртке никто в редакции не встречал...

– А блокнот с записями лежал на видном месте, и его не тронули, – вставил я.

– Это работает на версию со знакомым? – закончил Стас.

Комаров притушил в пепельнице очередную папиросу и подвел итог:

– Короче, кроме версий, ничего. И даже среди версий главной не видно. Кстати, а почему у вас в плане никаких соображений нет по соседям? Вам же подруги ее говорили, что гам какие-то склоки, или я путаю?

– Не путаете, Константин Петрович, – начал я. – Но мы думали...

– А я бы на вашем месте, – перебил он меня, – хотя бы для приличия включил их в план. Почему соседка не позвонила в милицию еще раз, когда увидела, что Ольга не пришла ночевать? А потом, когда стали звонить с работы? Уже ведь совершенно ясно стало, что что-то случилось! А что за сосед? Муж ее? Где он, что он, вы выяснили?

Мы с Севериным пристыженно переглянулись.

– Я интересовался по ходу дела, – сказал я, – Лангуева объяснила, что муж уже неделю в командировке, а про себя так, кажется: “Работаю в торговле”.

– Завтра уточните, – сказал Комаров. Тут Северин буквально хлопнул себя по лбу и схватился за телефон:

– Болван, я же еще перед тем, как туда ехать, попросил участкового сделать установочку на соседей. Но там пошли такие дела, что я все на свете забыл!

– Поздно уже... – попытался я его остановить.

– Он сегодня дежурит, – объяснил Стас, накручивая диск.

Через минуту после того, как Северин, поговорив с участковым, положил трубку, мы с ним сидели и старались смотреть, куда угодно, только не на Комарова. Лангуев Степан Федорович работал инспектором охраны труда в Министерстве угольной промышленности. Лангуева Нина Ефимовна – товароведом в магазине “Букинист” Мосбуккниготорга.

Когда на следующее утро мы с Севериным открыли дверь в нашу комнату, Комковский поливал из кувшина свою цикуту. Настроение у нас обоих после вчерашнего разноса – короткого, но увесистого, который устроил нам Комаров, было неважное. Северин, например, несколько секунд молча наблюдал за Комковским, а потом раздраженно спросил:

– Надеюсь, это соляная кислота?

– Не надейся, – безмятежно ответил тот. – Цветочек, между прочим, вещественное доказательство, я за него расписывался. Пускай стоит, – и добавил смачно: – Мементо мори.

Я набрал номер Гужонкина в НТО и спросил:

– Ну?

– Ты бы хоть поздоровался, Шура; – протянул он иронически. – Ты же, говорят, университеты кончал.

– Гужонкин, не морочь голову. Здравствуй. Ну?

– Людям, которые занимаются расследованием убийств, то есть постоянно стоят перед ликом вечности, следует вести себя солидней, – сказал Гужонкин назидательно, – Ты же растратишь всю свою психическую энергию, а где возьмешь другую, когда она тебе понадобится?

Я уже собрался послать его к черту, так как совершенно не был сейчас расположен перебрасываться фразочками, но что-то в его словах насторожило меня:

– Это на что же мне может понадобиться моя психическая энергия?

– А ты поднимайся, поднимайся, – пропел Гужонкин. – Мне лицо твое видеть охота. – И положил трубку, скотина.

Увидев, однако, в дверях лаборатории наши хмурые лица, он оставил свой ернический тон и перешел к делу:

– Пуля, которой вы интересуетесь, выпущена из пистолета системы “Вальтер”. Это раз. Замок в комнате Троепольской, так же как и замок входной двери, не поврежден: никаких следов пользования отмычкой не обнаружено. Это два. А теперь пальчики. На двери на дверной ручке комнаты Троепольской обнаружены пальцевые отпечатки, идентичные отпечаткам, во-первых, Лангуевой, во-вторых, одного из милиционеров, которые приезжали по вызову, и, в-третьих, неустановленного лица. Отпечатки того же лица имеют место на полированной поверхности серванта, на дверцах шкафа, на столе, на стеклах окна, короче, повсюду в комнате.

– Проверяли?

– Разумеется. И если умная электронно-вычислительная машина не ослабела памятью, неустановленное лицо ранее к уголовной Ответственности не привлекалось.

– Все? – спросил Северин.

– Ну... – пожал плечами Гужонкин, – если вас ничего в моем сообщении не заинтересовало, тогда все...

– Леня, – сказал я проникновенно, – нас буквально все заинтересовало в твоем сообщении. Просто с утра мы, наверное, не очень хорошо соображаем...

– Вчера вечером мы соображали не лучше, – буркнул Северин.

– Понял, – серьезно сказал Гужонкин. – У мальчиков неприятности. Объясню: вас не удивило, что нигде в комнате не были зафиксированы отпечатки самой Троепольской? Нигде!

– То есть как? – нахмурился Северин, а я буквально физически ощутил, что сейчас на нас навалится очередная проблема.

– Вот так! – развел руками Гужонкин. – Такое впечатление, что кто-то сначала стер все отпечатки в комнате, причем стер очень тщательно, а потом кто-то обильно наследил!

– То бишь в комнату входили дважды, – резюмировал Северин.