В скором времени от десятка осталось всего три штуки яиц, которые работник не решился уже пробовать, а, вынув из кастрюли, и положив на тарелку, — подал их своему хозяину.

Увидев вместо десяти только три яйца, хозяин, вспыхнув, громогласно закричал на своего работника: «Как, разве я приказывал тебе купить столько, сколько лежит здесь, предо мною?!» Испугавшись хозяйского гнева, работник со страхом отвечал своему сердитому хозяину: — «Милостивый государь! я в тонности исполнил ваше приказание и купил ровно столько, сколько вы приказать изволили; но, желая угодить вашей милости и приготовить яйца такими, как вы того хотели, я, боясь, как бы они не переварились, и вместо всмятку, чтобы не сделались бы вкрутую, я их пробовал и семь штук из них употребил на пробу».

— «Ах ты, плут этакой! — вскричал хозяин, — как, ты их съел?!» — последний вопрос рассерженный хозяин повторил три раза. При таком обороте дела бедный работник растерялся окончательно и не знал, что сказать и что ему делать и, предположив, что хозяин повторением вопроса желает узнать, как именно ел он варившиеся яйца, купленные для хозяйского стола, работник решился показать хозяину над последними оставшимися тремя наглядный пример того, как пробовал он первые семь штук, и, взяв эти три яйца с тарелки, последовательно разбил и выпил одно за другим все три штуки, проговорив при этом: — «Вот, сударь, как я их ел».

Как ни был раздражен и разгневан в этот момент хозяин, но, видя такую своеобразную находчивость и сообразительность в своем виноватом работнике, не мог удержаться от смеха и на сей раз простил его за сделанный им проступок.

По прошествии некоторого времени после описанного выше случая, хозяин, собираясь ехать в гости к своей сестре, сказал своему работнику, чтобы он приготовился сам, а также подготовил бы и все необходимое для дороги к утру другого дня. Выслушав приказание хозяина, работник спросил его: — «Не прикажете ли захватить с собою заодно и хорошего завтрака или ужина?»

Но хозяин восстал против намерения своего работника, строго запретив ему обременять какими бы то ни было лишними припасами ехавшую лошадь, добавив при этом, что надеется приехать к месту назначения еще задолго до захождения солнца.

Но работник, зная быстроту бега хозяйской лошади, рассудил иначе, и запасся на дорогу изрядным количеством разных съестных припасов на ужин, припрятав весь запас как можно подалее от глаз хозяина.

На другой день, едва только утренняя заря успела прогнать ночную тьму, как хозяин приказал своему работнику подавать лошадь и, сев в экипаж, они тронулись в назначенный путь. Ехали они долго, а проехали только половину пути, и хозяин, видя, что ошибся в своем предположении, стал говорить своему работнику, что, как ни торопись, а до ночи им, пожалуй, все равно не успеть добраться до конечной цели их пути; да к тому же начинало уже и смеркаться, и, понимая теперь ясно, что далее, в ночной темноте, ехать будет не особенно-то хорошо да и не совсем безопасно, — хозяин тотчас же приказал своему работнику остановиться и не ехать дальше, пока не станет рассветать, решив при этом остаться ночевать здесь, на поле, в своей повозке.

Подъехав к стоящему в стороне сенному стогу, работник распряг лошадь и, вынув из повозки мешок и захваченный им в дорогу запас провизии, забрал с собою все эти предметы и полез себе преспокойно на сенной стог. Забравшись туда, запасливый работник влез в взятый с собою мешок и, расположившись таким образом, как только можно было поудобнее, принялся за свой ужин.

Тем временем хозяин, расположившийся было на ночлег, почувствовал сильнейший голод, и, услыхав, что работник его на стоге что-то ел, спросил его: — «работник, чем ты утоляешь свой голод?» А работник, смекнув, в чем дело, отвечал ему: — «Сеном, сударь». — «Так поделись и со мною», — сказал хозяин. Работник тотчас же выскочил из своего мешка, и выдернув из стога клочок сена, подал последнее своему недогадливому хозяину. Взяв поданное сено, и отделив из него несколько травинок, хозяин положил их в рот и стал нехотя жевать это необычайное для человеческого вкуса блюдо. Но едва от только начал пережевывать сухое сено, как в ту же минуту почувствовал к этому странному блюду полное отвращение и с величайшим омерзением выплюнул его вон, дивясь в то же время, как это мог есть его работник такую отвратительную гадость, да к тому же еще твердую настолько, что все зубы переломаешь.

Итак, не став продолжать предложенного его работником ужина, наш хозяин остался на всю ночь голодным, и потому, желая как-нибудь поскорее скоротать предстоявшую впереди только что начавшуюся ночь, хозяин решил лучше опять лечь спать и таким образом незаметно дождаться следующего утра.

Но видно судьба преследовала нашего хозяина в эту злополучную для него ночь. Едва только улегся он спать на дно своей повозки, как вдруг неожиданно задул сильнейший северный ветер, и наш хозяин так здорово продрог от стужи, что не зная, чем и как спастись от нее, так как сам он был одет по-летнему, а с собою на случай холода ничего не захватил. И вот опять обратился хозяин к своему работнику, мысленно надеясь, узнав, как тот спасается от холода, перенять от него пример и самому поступить так же. На вопрос хозяина: «на чем ты лежишь?» работник отвечал ему: «на мешке». — «А что у тебя в головах?» — продолжал допытываться хозяин. — «Мешок же». — «А в ногах?» — «Тоже мешок, сударь» — «А чем ты одеваешься?» — «Мешком же и одеваюсь я, сударь». — «Тьфу ты! что за черт! да сколько же у тебя мешков? Дай мне хотя один». — «Да у меня, сударь, у самого всего только один мешок имеется, который все нужды мои исправляет».

Так и пришлось хозяину, оставшись ни с чем, мучаться всю ночь до самой зари от голода и холода. А хозяйский работник спал во всю эту ночь самым преспокойным образом, так как плотно поужинав запасенной им на дорогу провизией, тепло и уютно устроился себе на сенном стогу, весь с головой залезши в большой и толстый мешок, который ни малейшей не пропускал сквозь себя стужи и ветра.

На следующее — после описанной ночи — утро, едва только стало рассветать, хозяин, промучившийся всю эту ночь, приказал своему работнику немедленно же готовиться в дальнейший путь и как можно скорее запрягать лошадь. Когда все было уже готово и можно было отправляться в дорогу, то хозяин вздумал почему-то разыграть из себя что-то такое, что было одному ему только понятно. Он вдруг обратился к своему работнику и начал отдавать ему следующее приказание: — «Как только мы придем к дому сестры моей, то я, войдя в комнату и сев на стул, закричу тебе неизвестные слова, а ты, услыхав это, тотчас же объясни сестре моей, что это по-немецки я приказываю тебе накрывать немедленно же на стол, что в точности сию же минуту и исполни». Выслушав сказанное хозяином, работник отвечал ему, что все это будет исполнено так, как он, хозяин, того желает.

Наконец, после неближнего пути, хозяин с работником приехали в место жительства сестры хозяина. Когда последний взошел в дом, то, как и говорил ранее, уселся в комнате на стул и закричал неизвестные и ни для кого не понятные слова, полагая, что сестра его, не знавшая по-немецки, будет крайне изумлена, услышав от брата незнакомую речь.

Но работник, хотя и обещал хозяину исполнить его желание, тем не менее, все-таки вздумал поступить иначе и проучить своего хозяина, чтобы впредь он был умнее и не разыгрывал бы из себя образованного господина, когда на самом деле этого нет, а потому работник, вместо накрывания стола, подошел к сестре хозяина и тихонько шепнул ей на ухо, чтобы она поскорее приказала затопить свою баню, и, сказав это, сам тотчас же вышел вон из комнаты. Оставшись один, хозяин полагал, что его работник пошел приготовлять посуду для накрывания стола, а потому все время терпеливо сидел и ожидал: когда же будет, наконец, накрыт стол и подано кушанье. Но сколько он ни сидел, а все никто не являлся в комнату, и прошло уже несколько часов, когда наконец в комнату вошла его сестра и согласно его приказанию на немецком языке, предложила ему идти в баню.