– Стой!
Тракторист, не слыша моего голоса, продолжал ехать. Тогда я заорал во все горло:
– Стой! Стрелять буду! – И почувствовал, что сорвал голос.
А трактор ревел уже совсем близко. Наконец водитель разглядел меня и остановил машину. К этому времени я уже успел зарядить винтовку, нацелил ствол на окно кабины и, дрожа от напряжения, был готов выстрелить, если трактор не остановится…
Тракторист выскочил из кабины. Срывающимся голосом я скомандовал:
– Руки вверх!
Потом нажал на кнопку звонка для вызова начальника караула. Тот прибежал, проверил документы "нарушителя", выругал его и отпустил.
– Ты зарядил винтовку? – спросил меня начальник.
– Да!
– Разряди!
Я осторожно открыл затвор, но патрона в темноте не заметил. Мне показалось, что он упал на землю. Минут десять мы оба ощупывали руками замерзшую, уже припорошенную первым снегом землю, пока начальник караула не догадался проверить, сколько патронов осталось в магазине. Оказалось, что все пять были на месте. Второпях я не до конца отвел затвор, патрон не пошел в патронник и остался в магазине. На радостях (а за потерянный патрон тогда строго наказывали) начальник караула не стал меня ругать, только смачно сплюнул и ушел.
После окончания полковой школы мне присвоили звание младшего сержанта и перевели в 108-й гаубичный артиллерийский полк. Это был кадровый полк Красной Армии, вооруженный мощными 203-миллиметровыми гаубицами. Начало истории этой части положил тяжелый артиллерийский дивизион, который был сформирован 8 июля 1920 года в составе 48-й стрелковой дивизии Второй Конной армии. Бойцы дивизиона отличились в годы гражданской войны, и дивизион был преобразован в полк, а за отличные показатели в боевой и политической подготовке приказом Реввоенсовета в 1923 году был удостоен звания "Образцовый". В то время в Красной Армии только три части имели это высокое звание.
Первым командиром полка был будущий герой национально-революционной войны испанского народа, кавалер трех орденов Красного Знамени В.И.Димитров, болгарин по национальности. Долгое время полком командовал Н.М.Хлебников, бывший начальник артиллерии Чапаевской дивизии.
В сентябре 1939 года полк принял участие в освободительном походе советских войск в Западную Белоруссию, а с ноября 1939 года в составе частей 56-го стрелкового корпуса 23-й армии участвовал в боях против белофиннов.
Я попал в этот полк, когда он возвратился под Ленинград. Здесь я прошел хорошую школу сержанта-артиллериста. Особенно нравились занятия по подготовке данных для открытия огня и по управлению огнем артиллерийской батареи. Эту сложную науку я одолел быстро и гордился тем, что во время занятий на полигоне мог быстрее всех младших командиров подготовить данные, безошибочно вел пристрелку и стрельбу на поражение. Выполнение таких задач не входило в обязанности младших командиров, однако это, вероятно, делалось с той целью, чтобы подготовить в будущем из нас младших лейтенантов. Последние месяцы в полку упорно говорили, что тех, кто имеет среднее образование, вместо демобилизации пошлют на курсы подготовки командного состава. Мне же очень хотелось вернуться в институт, и эти слухи, а они не были беспочвенными, очень тревожили меня.
Хотя наша страна и подписала с гитлеровской Германией договор о ненападении, чувствовалось нарастание военной опасности. "Странная война" на Западе кончилась разгромом Франции. Почти вся Европа оказалась под сапогом фашистских оккупантов. К нам в полк за последние месяцы пришло большое пополнение из числа "приписников". Это было похоже на негласную мобилизацию.
Новый нарком обороны Маршал Советского Союза С.К.Тимошенко требовал максимального приближения военных занятий к боевой обстановке. Увеличилось количество боевых стрельб, росли масштабы учений. Мы выезжали в лагеря и тренировались вести артиллерийский огонь в суровые морозы, чего раньше не практиковали. "Делать все так, как в бою" – стало основным лозунгом армии. Все это невольно заставляло задуматься… Отправляя домой фотографию, на которой были сняты все сержанты нашей батареи во главе со старшиной, я написал на обороте: "Сержант Малиновский – будущий участник боев и войн". Не думалось тогда, что эти слова окажутся пророческими!
Роковое воскресенье
Субботним вечером 21 июня 1941 года я получил увольнительную на целые сутки и пригородным поездом выехал из военного городка, где стоял наш 108-й гаубичный артиллерийский полк, в Ленинград.
В воскресенье туда должна была приехать сестра моего отца – Павла Васильевна, или просто Паля, как звал я ее в детстве. Об этом мне сообщили родители, жившие в Иванове.
На Суворовском проспекте в Ленинграде, в старом трехэтажном доме, жила дочь Пали, Зоя. К ней я и поехал. Она встретила меня, как всегда, очень тепло и радушно. Но было уже поздно, а ей надо было встать пораньше, чтобы навестить мужа, призванного в армию месяц назад. Обменявшись наскоро новостями, мы легли спать.
ИЗ СВОДКИ ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ ЗА 22.VI.1941 ГОДА
С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии…
Утром 22 июня я поехал на вокзал к поезду и долго искал Палю, но, не найдя ее, вернулся обратно. А между тем Паля была уже дома, видно, где-то я с ней разминулся. Обсудив ивановские новости, мы отправились посмотреть Ленинград. Было часов десять утра. Город жил обычной жизнью. День выдался солнечный. Мы вышли на Невский проспект, заполненный людьми и машинами. Постояли на Аничковом мосту, любуясь красотой зданий и скульптур, освещенных ярким солнечным светом.
Я рассказал Пале, как принимал участие в Первомайском параде. Полк тогда выехал в Ленинград за неделю до праздника. Несколько ночей шли тренировки на Дворцовой площади перед Зимним. Первого мая, в прекрасный солнечный день, состоялся большой парад, каких раньше не видали в Ленинграде: необычно много техники, парашютно-десантные войска, тяжелая артиллерия… Мы ехали в автомашинах, за нами тягачи тащили мощные гаубицы. Восторженное настроение, пришедшее с первыми минутами парада, не оставляло меня весь день.
А теперь мне было радостно и весело от встречи с Палей. И я и она не придали значения звучавшим из уличных репродукторов словам о правилах поведения во время воздушной тревоги. Бывая в Ленинграде раньше, я не раз слышал такие передачи и считал это естественным: ведь Ленинград – приграничный город…
Увидев по дороге домой фотоателье, мы сфотографировались. Было около 12 часов дня. Радость встречи наложила отпечаток на наши лица – они были веселыми и беззаботными. Такими и запечатлела их фотография…
Паля устала от ходьбы и дома сразу прилегла отдохнуть, а я расположился у окна и стал читать "Хромого барина" А.Н. Толстого. Около двух часов в коридоре раздался сильный шум. Паля проснулась и вышла из комнаты. Вернувшись, сказала, бледнея прямо на глазах:
– Боря, война! Дворник обходит квартиры. Говорит, чтобы запасли песок – тушить пожары от зажигательных бомб.
"Мне же надо быть в части!" – молнией пронеслось у меня в голове.
Я вскочил, сунул книгу на полку и сказал Пале, что должен ехать в полк. Она пыталась уговорить меня поесть. Но до еды ли было? Пулей выскочил на улицу. Паля побежала за мной. На улице немного успокоился,- там все было по-прежнему. Садясь в трамвай, на всякий случай попросил Палю:
– Если все это выдумка дворника, не пиши домой, что я убежал от тебя…
По дороге на вокзал смотрел на ленинградские улицы, пытаясь отыскать на них признаки начавшейся войны. Лишь перед самым вокзалом навстречу провезли зенитную пушку.