«Пять лет назад…»

Кустарного изготовления колокольчик в углу у окна тоже привлек внимание.

«Еще один жизненный пласт…»

Пока Денисов присматривался, в купе появился Эргашев. Бритоголовый был все в том же чапане, с непокрытой, несмотря на морозное утро, головой.

— Слышу, шум, — он приложил руку к груди. — Оказывается, милиция. Уголовный розыск…

Денисов кивнул, мысли его были заняты своим.

— А это зачем? — проводница ткнула в металлическую отливку, которую держал Денисов. — И у них на коров вешают?

— Как же! — подтвердил ассистент по реквизиту. — Как везде! Чтоб слышно, куда идут.

Денисов кивнул, он вспомнил:

«В Сосногорске! Овчинникова упомянула в разговоре…

Он обернулся к проводнице:

— Старик приезжал к Жанзакову? Чудаковатый. С бусами на шее. В халате?..

Женщина закивала:

— Ну! Мороз, зима. А он в халате, с бубенчиками, со значками. А на голове шапочка белая. Был!

— Давно?

— Месяца два прошло…

«Перед поездкой в Сосногорск…»

Денисов понял: лекарь, которого Жанзаков привозил к бывшей жене.

«Один раз профессора привез, чуть ли не академика. Потом знахаря…»

— Долго был в поезде?

— Да нет. С Сабиром приехал и с ним вместе и уехал. Может, с час. Не больше…

Бритоголовый Эргашев подтвердил:

— Я его тоже видел. Даже разговаривал. «В Москве много людей… — говорит. — Еще больше приезжает! На всех вагонов не наберешься…»

— Откуда он?

— Каракалпак. Там и живет. В ауле.

— Уверены?

— Кыпчак по разговору. Мы их так называем. По-русски плохо говорит. Где же ему еще жить?

— Если он появится, дайте, пожалуйста, знать.

Эргашев запахнул чапан, вышел проводить.

Стоял мартовский холодный утренник. Днем наверняка должна была быть плюсовая температура; с покрытой шифером крыши старого пакгауза свисали сосульки.

— Мои друзья, — показал Эргашев.

Метрах в трехстах цепью стояли стрелки ВОХР. Заметив бритоголового, участники рейда, как по команде, оглянулись.

— Не виделись после вчерашнего? — Денисов кивнул на стрелков.

— Пока нет.

— Обрадовались, увидев!

— Не без этого…

Из ближайшего автомата он позвонил в отдел:

— Что ко мне?

— Вам звонили из Тарту и Риги директора кинотеатров. — Младший инспектор Ниязов был единственным в отделении, кто упорно, на пятом году службы, обращался к Денисову только на «вы». — Жанзаков собирался к ним по линии пропаганды киноискусства.

— Когда?

— В апреле. Остальные директора не звонили. Но, видимо, тоже речь шла о выступлениях. Тереза Жанзакова будет вам звонить через час…

Он подражал Денисову — старался говорить коротко и вел блокнот наподобие денисовского «Фише-Бош», в который переписывал из справочников все, что когда-нибудь могло пригодиться, — таблицы особенностей выбрасывания гильз в пистолетах, виды петель веревочных узлов.

— Что-нибудь срочное?

— Она и ее друзья хотели с вами позавтракать. Но я объяснил, что вы завтракаете на вокзале, — Ниязов принимал все всерьез.

— Это ты кстати сказал.

— Что-нибудь не так?

— Так.

— Если вы не дозвонитесь до Жанзаковой, значит, она едет к нам.

— От Кравцова есть известия?

— Да. К Жанзакову в Крылатское приезжали гости. Мужчина и женщина.

— Давно?

— В марте.

— Их можно установить?

— Не знаю. Кравцов вам позвонит.

— Бахметьев приехал? — поинтересовался Денисов напоследок.

— У себя.

Выходя из будки, Денисов увидел написанное на стене мелким почерком на уровне локтя:

«Девочка 15 лет хочет познакомиться с другом. Телефон… Спросить Таню».

Номер был тщательно замазан.

«Детский розыгрыш? Или месть? А если наивная надежда найти родственную душу?»

Он вернулся к своей модели, связанной с рассказом бритоголового о Жанзакове и поразившем его фильме:

«Мальчик-боксер оказался более глубокой личностью, чем думали все, кто извлекал выгоду из его победы на ринге. Где мог, доставал книги с мудреными названиями. Свободное время проводил в чтении, тянулся к людям, которые в какой-то мере казались ему необычными…»

Денисов пошел быстрее, он словно боялся упустить пришедшую счастливую мысль:

«Мужчина и женщина, приезжавшие в Крылатское к Жанзакову! Нетрудно угадать, кто это!»

Чем ближе к вокзалу, тем оживленнее становилось кругом, хотя и здесь в воскресенье людей и тесноты было гораздо меньше, чем в будни.

Суета вокруг вызывала странные ассоциации, вытягивала образы и мысли, потерянные в подсознании.

«Всего два раза в «Илиаде» Гомера гениальный переводчик вместо слова «параллельно» употребил русский синоним «л е ж е в е с н о»… — как-то еще во время учебы на юрфаке, заметил им профессор-криминалист. — Всего два раза! И все же нельзя не обратить внимания на это повторение! В уголовном деле, бывает, и три, и пять раз попадаются детали, возвращающие нас к главному. Но мы не замечаем их, потому что каждый раз видим по-другому, с разных сторон…»

«Безусловно, это они, — подумал Денисов. — Сын и мать…»

Кравцов позвонил уже через несколько минут, принялся сразу объяснять:

— Хозяева квартиры уехали в прошлом году, оставили ключи Жанзаковым. Иногда Тереза и Сабир живут здесь по нескольку дней. Но чаще только субботы и воскресенья. Об образе жизни почти ничего неизвестно.

— С соседями говорил?

— Это мало что дало. Дом — кооперативный, новый… Взнос паевой и вступительный вносят в свободно конвертируемой и приравненной к ней валюте…

Он обожал этот язык. Поколения Кравцовых, подвизавшихся на службе внешней торговли, вместе с безупречными манерами и вкусом с детства привили ему интерес к банковскому делу. Но что-то там не заладилось с приемом в МГИМО, как обещали…

Кравцов, впрочем, быстро утешился: новая работа в милиции открывала новые перспективы. Правда, для этого следовало вначале поработать внизу, на земле.

— …Кроме того, от них принимается замкнутая валюта, покупаемая Госбанком. Сумма взноса в инвалютных, остальное в обычных рублях.

— С лифтершами говорил?

— Со всеми. Их четверо. Терезу вспомнила только одна, Сабира — трое. Живут тихо.

— Гости?

— Почти не бывают.

— Почти?

— Об этом я и хотел сказать. В среду, то есть почти накануне исчезновения, к Сабиру приходили. Мужчина и женщина. Остались ночевать.

— Приметы есть?

— Как всегда: если нужно — никто не запоминает. Либо забывают.

— Молодые, пожилые?

— Мужчину не запомнили. Но женщина определенно немолодая, в сером платке. Ее видели сзади.

— А другая лифтерша? Если они ночевали — вторая должна была видеть, когда уходили.

— Вторая вообще ничего не знает…

Положив трубку, Денисов, раздумывая, походил по кабинету. В здании было по-прежнему тихо. Никого, кроме дежурного наряда и Бахметьева…

Он спустился вниз, к коммутатору оперативной связи, набрал номер:

— Сосногорск, Коми АССР… — Он назвал номер телефона в Сосногорске, свой номер и условное слово, вводившее систему экстренной связи. Женский голос ответил:

— Сейчас…

Сосногорск дали через несколько минут, у телефона была Овчинникова.

— Такое дело… — Он поздоровался. — Это — Денисов. Из Москвы.

— Я узнала.

— Лекарь… Помните? Табиб. Он приезжал с Жанзаковым. Как его звали?

— Эркабай.

— Фамилию знаете?

— Нет.

— В чем он был одет?

— В халате, сверху пальто.

— А женщина?

— Его мать? Она слепая… Пальто, шаль.

— Серая?

— Да.

— Что у нее за прическа? Шпильки носит?

— Косы седые и гребенка.

— Деревянная? Не помните?

— Гребенка? Да.

— Спасибо. Откуда они приезжали?

— Откуда-то из Каракалпакии. О Сабире… — Она вдруг словно задохнулась. — Ничего?

— Почти ничего. Табиб с матерью ночевали у него со среды на четверг. А с четверга Жанзакова уже никто не видел. Старик может что-то знать?

Она подумала: