В кирпичном домике у самого блокпоста было по-больничному тихо и чисто. Несколько свободных от смены машинистов и их помощников разбирали за столом шахматную партию. Доска и фигуры, которые передвигали игроки, обращали на себя внимание — потемневшие, закопченные, они наводили на мысль о поколениях кочегаров, игравших в шахматы до ввода электрической тяги.

В другой комнате сидел дежурный диспетчер по обороту электропоездов — сероглазая, с высоким начесом белых кукольных волос девушка.

— Слушаю, — сказала она Денисову.

Он представился.

— Хочу с вашей помощью восстановить картину станции на двадцать один пятнадцать тридцать первого декабря…

— Постараемся. — Она поправила волосы и встала из-за стола. Под начесом мелькнул нежный, казавшийся хрупким, как яйцо, девичий затылок. Денисов поймал себя на том, что ему сейчас куда проще каламбурить, чем думать серьезно.

— Присядьте.

— Позвольте, я постою.

Сидя он бы мгновенно уснул.

Откуда-то из глубины сознания всплыла история об Ахиллесе и черепахе — ее разбирали на семинаре по философии. Ахиллес никогда не догонит ползущую впереди черепаху. Пока он пробежит разделяющее их расстояние, черепаха успеет проползти еще немного, Ахиллес преодолеет его — черепаха тем временем снова продвинется… Расстояние между ними будет только бесконечно сокращаться…

«Таинственные карманы времени, безграничные, как миры, процессы деления, — Денисов совсем зарапортовался, — мы могли бы их использовать для сна: высыпаться в то самое время, в какое Ахиллес и черепаха пробегают свои чудовищно малые отрезки пути…»

Казалось, не тридцать с лишним часов, а уже несколько месяцев прошло с той минуты, когда была обнаружена первая обворованная ячейка.

Дверь к машинистам оставалась открытой, один из игравших в шахматы вошел в комнату, снял со шкафа рулон бумаги.

— Я помогу тебе, Эдит.

Вдвоем они развернули на столе схему станции. Четыре вытянутых прямоугольника обозначали ближайшие к вокзалу платформы.

— Так, — сказала кукольная Эдит, — в двадцать один пятнадцать тридцать первого декабря все пути были заняты. С какого начнем?

— С шестого.

— На шестом пути первой платформы стояла электричка до Валеева-Товарного отправлением в двадцать один час двадцать семь минут…

— Дальняя, — сказал машинист.

Оставалась еще надежда ограничить пункты розыска.

— Остановки не по всем пунктам?

— По всем, кроме трех-четырех станций.

Машинист поддерживал рулон, который ежесекундно грозил свернуться. Эдит называла номера электричек, время отправления, остановочные пункты.

Денисов постигал суть с трудом, но главное все-таки уловил: моряк сел не в первую отправлявшуюся от вокзала электричку. У платформ стояли поезда, уходившие в двадцать один шестнадцать и двадцать один двадцать одна. Последняя — в двадцать один двадцать одна — была самая дальняя, она делала остановку и в Валееве-Товарном. Преступник или человек, которого Денисов принимал за преступника, выбрал тем не менее электричку, отправлявшуюся позже. Выходит, ему не надо было спешить.

— Извините, — Денисов достал блокнот и авторучку, — на слух ничего не получилось — тупею.

Ей пришлось повторить объяснение сначала.

Вскоре стала проглядывать некая система.

«Почему же преступник не воспользовался поездом, который отправлялся раньше, — Денисов пробежал глазами по схеме, — куда он ехал?» Денисов стал рассматривать каждую строчку в отдельности и вдруг почувствовал, что без помощи со стороны ему ничего не сделать.

— Как по-вашему? Есть станции, до которых можно добраться только этой электричкой, а не другой?

Машинист внимательно посмотрел на него.

Эдит ответила первой:

— Есть. Деганово.

Денисов вновь заставил себя сосредоточиться.

Эдит оказалась права. Только в Деганово можно было попасть с электричкой, отправлявшейся в двадцать один двадцать семь. Две другие электрички в Деганове не останавливались. Ничего загадочного в поведении моряка не было.

— Спасибо, Эдит.

Уже на перроне Денисов почувствовал незначительность этой своей фразы, хотел вернуться, но вместо этого еще решительнее зашагал к вокзалу.

Обычная уверенность в себе вернулась в кафе, на антресолях. Приземистая официантка-коротконожка, про которую говорили, что она неравнодушна к Денисову, плеснула было в стакан тепловатого кофе с коричневой пенкой.

— Сейчас принесут новый термос. Будете ждать?

Сбоку от стойки стоял музыкальный автомат. Денисов опустил пятак, наугад нажал клавиш. Автомат сработал не сразу.

— «…а может быть, нам этот день запо-о-мнится, — родилось наконец в глуби не музыкального ящика, — как самый светлый день из сотен тысяч дне-е-ей…»

Денисов посмотрел на часы.

«Деганово. Жилой массив, где ночью была украдена куртка штурмана…»

Как «блуждающий форвард», Денисов имел право на самостоятельную отработку собственной версии. Он снова посмотрел на часы: в Деганово лучше было отправляться сейчас же, до дневного перерыва в движении электропоездов.

Дача выглянула сразу, как только Илья свернул с шоссе.

Увидев ее, он тут же забыл о своих злоключениях.

Было мучительно вспоминать, как в столовой он выпросил старую промасленную телогрейку у стропальщика. Стропальщик, чудак, наотрез отказался взять деньги… Как поехал в ГУМ за пальто.

Пальто купил первое попавшееся, особенно не выбирал. Сразу, на контроле, надел на себя. Упакованную продавщицей телогрейку оставил там же, в ГУМе, у фонтана, — кто найдет, будет несколько разочарован находкой.

Вспоминать, в общем, было не о чем, только страх не проходил.

Тишина и спокойствие исходили от утонувших в снегу построек. Островерхая черепичная крыша плыла между высоченными соснами.

«Моя дача!»

Дорогу к крыльцу давно не расчищали, рассохшийся почтовый ящик на калитке покосился. Илья уже не раз бывал здесь. Не заходя в дом, он остановился полюбоваться деревьями — их колеблющиеся вершины обозначали верхнюю границу недвижимого имущества высоко в небе.

Хозяин, уже немолодой, в вытертых джинсах и ватнике, вышел на крыльцо. Он жил одиноко, Илья ни разу не спрашивал у него, кто ухаживал раньше за гладиолусами в парниках, катался на трехколесном велосипеде, ржавевшем теперь за сараем. Во всем доме Илья не встретил ни одной женской вещи.

— Сколько этим соснам? — Илья виделся с хозяином дачи довольно часто за последние дни, и в обоюдных приветствиях не было необходимости.

— Лет сто — сто двадцать, кто знает? — Мужчина смотрел куда-то в сторону, такая была у него манера. — Я в сарай иду. Хотите со мной?

Из сарая они прошли в дом.

Не глядя на Илью, хозяин дачи снова открывал и закрывал двери, поднимал на террасе доски, показывая состояние полов и фундамента. Так же торопливо и до обидного равнодушно открыл погреб, свел с крыльца, продемонстрировал пустой гараж.

— В прошлый раз мне показалось, что у вас яма не облицована.

— Все как в настоящем гараже. Страшно вспомнить, чего все это стоило.

— Рабочих нанимали со стороны?

— Я не об этом. Свет, между прочим, включается с террасы.

— Верстак с собой увезете?

— Еще не решил. — Мужчина снял с верстака масленку, подержал, поставил на место. — У вас нет машины?

— Пока нет.

— Ну и не надо.

— Меня беспокоят жуки, вредители дерева. Говорят, если заведется, в несколько недель все изведет.

— Пока Бог милует. Кроме того, сейчас есть химикаты.

— Там тоже парники? — Илья показал в конец участка.

Хозяин дачи на секунду оживился:

— Цветы. Жена разводила отличные гладиолусы… Не интересуетесь?

«Все-таки здесь жила женщина», — подумал Илья.

Набирая полные туфли снега, Илья прошел к парникам, в дальний конец сада, под вишни.

«Сюда поведет тропинка, выложенная каменными плитами… Перед гаражом надо будет посадить зелень, пусть поглощает выхлопные газы… Под вишнями — круглый стол, камышовые кресла. Хочу пожить красиво!»