— Сейчас дежурная будет открывать соседние ячейки, — Сабодаш уверенно проводил в жизнь методику Денисова, — смотрите внимательно, не пропустите сетку с лещом!

…Заместитель министра обязательно будет интересоваться деталями проведения операции «Магистраль». Что можно сказать? Все органы милиции, участвовавшие в поиске, сработали четко. Результаты говорят сами за себя: с момента поступления первого заявления о краже до установления преступников прошло менее трех суток.

Холодилин поднялся по эскалатору, прошел в центральный зал, незнакомый молоденький милиционер что-то объяснял женщине, окруженной детьми, по-видимому воспитательнице.

Когда он снова спустился к автоматическим камерам хранения, Сабодаш и заявительница стояли у телефона, рядом со столиком дежурной. Вид у Сабодаша был растерянный.

— В ячейках нет, все осмотрели, товарищ полковник. Я позвонил помощнику. Сейчас он ищет магнитофон по ориентировкам — среди вещей, изъятых в базовых ячейках Ильи Маевского…

— Меня так успокоили! — перебила потерпевшая.

— Одну минуточку.

Она выразительно закатила глаза к потолку.

— «Одну минуточку»! Сколько мы уже времени потеряли?! Может, как раз мой магнитофон сейчас пропивают и закусывают моим же лещом?!

Заливисто прозвенел телефон, Сабодаш снял трубку.

— Хорошо проверил? — Он посмотрел на Холодилина. — Нигде нет, товарищ полковник.

— Действуйте, — приказал заместитель начальника управления.

Он не собирался подменять дежурного, по крайней мере на этом, начальном этапе поиска — включение в розыск необходимого числа сотрудников, организация их работы, знал Холодилин, много важнее для дела, чем появление сейчас в отсеке еще одного дежурного или, в лучшем случае, еще одного инспектора в звании полковника.

Сабодаш словно только и ждал этого распоряжения.

— …Вызывайте наличный инспекторский состав по схеме «Кража в камере хранения», поставьте в известность следователя и эксперта-криминалиста. Дежурного по управлению я проинформирую сам. — Он положил трубку. — Вокзал есть вокзал! Ушки надо держать топориком!

Холодилин заметил время. Потекли минуты, из тех, что оставляли след в «Книге учета происшествий». Заместителю начальника управления неожиданно представилась возможность наблюдать подчиненный аппарат как бы со стороны.

Все так же шли вдоль отсеков пассажиры, их становилось все больше. Заявительница и Сабодаш ждали. Холодилин поглядывал на часы.

Первой появилась в камере хранения капитан Колыхалова, старший инспектор уголовного розыска.

— Что случилось? Здравия желаю, товарищ полковник…

Через минуту прибежал Блохин, вскоре за ним в конце отсека возник Денисов. Инспектора здоровались с заместителем начальника управления, пристраивались рядом с Сабодашем и потерпевшей. Три инспектора — три характера, Холодилин, как опытный работник розыска, представлял их себе в целом: увлекающаяся первой версией Колыхалова; осторожный, недоверчивый Блохин; внешне простоватый, старающийся заглянуть чуть дальше, чем все, Денисов. Каждый из инспекторов словно уже нашел точку приложения своих сил. Блохин присматривался к любопытствующим, собравшимся у бокового отсека. Кира не спускала глаз с потерпевшей. Денисов осматривал автоматическую секцию.

— Вы хорошо помните, что оставили ячейку закрытой? — спросила Колыхалова. — За ручку подергали?

— Извините, родненькая, вы не за ту меня принимаете. Я могла оторвать — так дергала. Ничего, если я буду курить? Дико волнуюсь за вещи…

— Может, кто-то подсмотрел ваш шифр?

— Никто! Я же все понимаю! Если вы написали «Держите в тайне набранный шифр!», — она ткнула в «Правила эксплуатации», висевшие посреди отсека, — будьте уверены: я набрала шифр так, что никто не увидел.

— Тогда я что-то упустила…

— Разрешите, я помогу, не обижайтесь… Давайте рассуждать логически! Раз никто посторонний не мог узнать шифр, тогда… Продолжайте развивать вашу мысль! Эти женщины, дежурные… Вы меня извините, родненькие! — Она обернулась к работникам камеры хранения и тут же снова к Колыхаловой: — Разве нельзя у них посмотреть?! Должны быть какие-то ящички, подсобные каморки… Вы уголрозыск, вам лучше знать! В крайнем случае можно потом извиниться. Я сама, родненькие, перед вами извинюсь…

Даже Холодилин, заинтересовавшись, на время оставил без внимания своих сотрудников.

— Может, вы доверили шифр кому-нибудь вне вокзала? — Колыхалова прервала потерпевшую величественным жестом примадонны. — Кто знал, что ваши вещи здесь?

Женщина застыла, словно наткнулась на неожиданное препятствие.

— Господи, как я могла забыть?! Своей подруге…

— Кому еще? Вспомните.

Денисов участия в разговоре не принимал, рассматривал наружные цифры соседних секций.

— Только ей — я просила съездить за моими вещами. Она вчера приехала ко мне поздно, сказала, что ячейка не открылась. Какая же я слепая…

— Подождите! — возмутилась Колыхалова. — Какие у вас основания подозревать?

— …Я решила, что она что-то напутала, не придала значения! — Заявительница снова закатила глаза к потолку. — Тут мне надо самой… Я ей скажу: «Тоня, родненькая! Пока не поздно! Милиция ничего не знает! Не бери грех на душу!»

— А если не она?

Колыхалова и Блохин обсуждали ситуацию серьезно: потерпевшая не вызывала симпатии, но они не имели права руководствоваться такими критериями, как «симпатия» и «антипатия».

— Извинюсь! «Тоня, — скажу, — родненькая, извини, ради Бога!» — У нее было два обращения — «родненькая» и «друзья мои», — и она поочередно пользовалась обоими. — Вы не могли бы сделать у нее обыск?

Блохин снял шляпу-«дипломат», основательно размял поля.

— А если кто-нибудь вот так покажет на меня, на вас? Что тогда? Обыск?!

— Надо же что-то делать, друзья мои! Не век же стоять здесь!

— Мария Ивановна, — неожиданно обратился Денисов к дежурной по камере хранения, — откройте еще раз ячейку. Пожалуйста.

Зуммер не привлек внимания других пассажиров, они продолжали заниматься своими делами. Денисов заглянул внутрь: несколько пачек в типографской обертке, отрывные календари… Ячейку занимал книгоноша, тот самый, что рекламировал все поступавшие к нему издания как детективы.

Денисов не спеша произвел тщательный осмотр. Книгоноша был человеком предприимчивым, острым на язык, некоторые подходили нарочно, чтобы его послушать. Как-то один из покупателей вернулся к нему с жалобой:

— Вы говорили, детектив! А здесь об осушении торфяника…

Книгоноша и глазом не моргнул:

— Жизнь работяг вас не интересует?! Вам только про жуликов подавай! Где вы трудитесь, любопытно? С удовольствием бы приехал к вам на службу…

Денисов вынул голову из ячейки.

— В этой ячейке лещ не лежал. А если лежал, то давно, — книгоноша никогда не положил бы товар в ящик, пропахший рыбой.

— Извините, друзья мои! — Женщина с силой погасила сигаретку о край урны. — Всему существует предел. Кто-то есть и повыше вас… — Она неплохо разобралась в ситуации и косвенно обращалась к прохаживавшемуся по отсеку Холодилину.

— Мария Ивановна, пожалуйста, проверьте монетоприемник. — Денисов привычно откинул воротник куртки назад.

Дежурная по камере хранения другим ключом — не тем, каким открыла ячейку, — извлекла монетоприемник, стальную копилку, в которой скапливались пятнадцатикопеечные монеты.

— Я так и думал, — Денисов потряс металлической погремушкой, — здесь только одна монета!

— Выходит, я не платила?!

— Выплатили…

Колыхалова на лету поймала его мысль.

— …Только до тридцатого декабря. Тридцатого у нас выемка денег. Раз второй монеты нет, значит, вы опускали свою до выемки…

— Что из того?

— Надо было на третий день приехать и доплатить. Здесь же написано — срок хранения три дня!

— А мои вещи…

— На складе забытых вещей. Сейчас я позвоню туда.

Сабодаш пошел проводить заместителя начальника управления к машине.

— …Денисов в таких делах как рыба в воде. Уот! Чувствую, возьмете его от нас, товарищ полковник! В добрый час.