Мысль поражает меня, словно молния.
Ты должен сказать ей сейчас.
Обязан сказать правду о том, кто ты.
Мне кажется, меня бросает в холодный пот. Я знаю, что должен это сделать.
— Ты действительно милый, знаешь об этом? — говорит она, пробуя напиток в другом стакане.
Поднимаю бровь.
— Ты говоришь мне, что я, черт побери, милый?
Она ухмыляется мне.
— Ага. А что, у тебя с этим проблемы?
— Допивай, Рыжик, — говорю ей, хватая один из бокалов, к которому мы не притронулись. — Ты говоришь мне, что я милый, тогда я покажу тебе животное.
Мы сидим там и пьём виски. В конце концов, дождь заканчивается. Мы навеселе, выходим на улицу и отправляемся к воде.
И все это время я слышу голоса:
Расскажи ей, расскажи ей.
Мы останавливаемся на краю гавани, где стальная серая вода омывает траву, папоротник и остатки старой каменной стены. Вдали виднеются холмы небольших островов и заливов, лабиринт, который в конечном итоге где-то приводит к открытому морю.
Мой мозг затуманен из-за выпивки, сердце болит. Потому что я могу видеть слова, исходящие из моих уст, услышать, как они будут звучать для нее.
Джессика, я должен тебе кое-что рассказать.
Присядь, нелегко будет услышать такое.
Ты не поверишь в мои слова.
Я должен кое в чем признаться, и тебе это не понравится.
Я виноват в том, что тебя ранили.
Мужчина, который подстрелил тебя, был моим другом и подчиненным.
Я был младшим капралом в Британской армии. Этим я занимался последние восемь лет.
Когда я сказал, что бродил по свету, на самом деле я сражался в Афганистане.
Нас отправили назад. Я потерял людей. Моя вина в том, что Льюис Смит сошёл с ума.
Он говорил мне, что собирается причинить боль людям. Я должен был сделать больше, чтобы освободить его.
Должен был попытаться.
Я живу во лжи.
Я лжец.
Единственно, что я знаю точно правда - мои чувства к тебе.
Я влюбляюсь в тебя.
Я влюблён в тебя.
Пожалуйста, прости меня.
Внезапно она тянется и берет меня за руку, вырывая меня из моих мыслей, слова еще не вышли.
Я облизываю губы, чтобы что-то сказать, что угодно. Мое сердце начинает ударяться о грудную клетку, холодок пробегает по коже, пока я готовлюсь.
— Я должна рассказать тебе кое-что такое, что никому раньше не рассказывала, — внезапно говорит она, ее тон серьезен.
Несколько раз моргаю, глядя на неё, не ожидая такого.
Она громко вздыхает, прежде чем кисло улыбается мне.
— Я просто... мы говорили о шагах в отношениях, и я честно не знаю, как бы даже назвала все происходящее. Отношения, я думаю... мы не определили, кто мы друг для друга, и думаю, это меня немного беспокоило. Незнание, что произойдет с нами, когда мы вернемся в Эдинбург. Была ли эта поездка просто разовой акцией, и мы расстанемся.
— Нет, — заверяю ее. — Определенно, все не так. Абсолютно по-другому.
— Я этого и хочу, — говорит она. Я выдыхаю с облегчением. — Но... я была в отношениях, когда говорилось одно, а делалось другое. Может, лишь в самом начале все было как надо. Я не была самой собой, и все закончилось некрасиво. Я должна была понять, что с тобой все будет иначе, думаю, мне необходимо было осознать это. Когда ты сказал, что мы не собираемся поехать к твоей маме, я почувствовала себя идиоткой из-за того, что подумала о таком. Что мы были на том этапе. Я на самом деле именно это и имела в виду раньше.
Она отстраняется, опираясь на трость, когда смотрит на лодки, качающиеся на воде. Вдали виднеется дождь, который, вероятно, в ближайшие несколько минут дойдет и до нас. Мне хочется сказать ей, что нам следует вернуться, но у меня такое чувство, что она еще не закончила разговор.
— Я все сделала правильно с Марком, — продолжает она. — Он просто не способен на большее. Может быть, потому, что он спал со своей помощницей, кто знает. Это не имеет значения. Несколько месяцев назад, может быть, в мае у меня были планы оставить его. Я хотела убежать, чтобы у меня появился шанс найти то, что я хотела, что мне было необходимо, с кем-то другим. Или я просто была бы одна. — Она замолкает на пару мгновений. — А потом я забеременела.
У меня скручивает живот. Я открываю рот, чтобы сказать что-то, но не могу.
Она смотрит на меня через плечо, ее подбородок дрожит.
— Я думала, беременность поможет нам. Сблизит. Но, если честно, она облегчила идею ухода. Я была на третьем месяце и не говорила ему. Думала, что могу просто уйти и начать все с начала с ребенком. Я была идиоткой. Боялась. Я должна была сказать ему. Он имел право знать. Это был его ребёнок. Боже мой, мы ведь жили вместе. Если бы я сказала Марку правду, что я беременна, может быть, он бы не позволил мне отправиться в Лондон.
Бл*дь.
На меня словно сбросили бомбу.
— Ты была беременна, когда тебя ранили? — шепчу я, и мой голос надламывается. Шок парализует меня.
Она быстро кивает, закрывая глаза.
— Да. Была. И, хотя мир был одной огромной неопределенностью, я была счастлива. Но вот что получила. Расплата за содеянное. Карма. Я сама виновата. Я должна была сказать ему, мы должны были остаться вместе и воспитывать ребенка, и я должна была быть счастлива, но вместо этого все изменилось в один миг. Врачи сказали мне, что я потеряла ребенка. К счастью, они сохранили эту информацию в тайне от средств массовой информации. Не знаю, как бы я справилась с этим, и как бы пережил это Марк. Может, он не оставил бы меня. Возможно, нет. Какое это имеет значение сейчас?
Я пытаюсь подобрать слова, но все, что ощущаю - холодная ненависть к самому себе.
Не могу рассказать ей сейчас.
Не после такого.
Я долбаный монстр.
— Я действительно единственный, кому ты сказала? — тихо спрашиваю я. Чувствую себя так, словно проглотил клей: медленная липкая жидкость скользит в мои легкие.
— Да, — говорит она, возвращаясь ко мне, один осторожный шаг за раз. Я чувствую, что этот момент въелся мне в мозг, то, как быстро ее волоски метнулись обратно в конский хвост, ее джинсовая куртка, холодная вода и быстро приближающиеся серые облака. Момент, когда я понял, что причинил ей больший вреда, чем думал.
— Мне было слишком стыдно, — говорит она. — Я не хочу стыдиться тебя, Кейр. Я доверяю тебе и хочу, чтобы ты доверял мне. Ошибки, которые я совершила в прошлом... Я больше не хочу их делать. — Она торопливо убирает прядь волос с лица, заправляет их за ухо, и я знаю, как трудно было ей признать это.
Моя сладкая, любимая девочка.
Моя прекрасная русалочка.
Так хочется обнять ее.
Ты не заслуживаешь ее. Закончи все сейчас.
Но, конечно же, я не слушаю. Я трус.
И я люблю ее.
— Пойдём внутрь, — говорю ей. — До того, как начнётся дождь.
Мы на полпути в отель, когда снова начинается ливень.
— Проснись, Кейр.
Голос Льюиса Смита заставляет меня резко открыть глаза.
Меня встречает темнота.
Я медленно сажусь и оглядываюсь.
Джессика, тихо посапывая от слишком большого количества выпитого виски, спит рядом со мной, волосы разметались по ее лицу. Она выглядит невинной, красивой и маленькой, словно сказочная нимфа, которую мне посчастливилось словить.
Машинально тянусь, чтобы убрать волосы с ее лица, когда голос говорит:
— Нет. Не буди ее, — снова слышится его голос. — Ещё нет.
Снова оглядываю номер, собираясь с мыслями, и понимаю, что мы находимся в месте под названием Скори, где-то на северо-западе Шотландии. И я вообще не должен слышать этот голос.
«Тебя здесь нет, — мысленно говорю я. — Ты мертв».
— Я? — говорит Льюис, и фигура выходит из тени, я думал, что это небольшая дверь шкафа, на самом деле это Льюис в своей армейской форме. Одна сторона его головы покрыта кровью. В тусклом свете она похожа на смолу. Его глаза светятся пустотой. Той же пустотой, на которую я смотрел, когда мы в последний раз разговаривали лицом к лицу. Казалось, что он смотрит на замерзшую пустыню: ни души, ни жизни, ни надежды. Просто бесконечная тундра, где ничего не живет.