Банщик отказался. Опять побои, выбитый зуб и дикая боль во всём теле. И теперь он сознания не терял. Тело, видимо привыкло к такому обращению.

После побоев его отволокли в камеру. На следующий день его никуда не вызывали. Ещё через день тоже. Затем, на третий день из камеры стали исчезать люди. Исчезли многие самострелы и вредители. Исчезли шпионы и большая часть диверсантов.

Славу никуда не вызывали, как и водолаза. Было время познакомится. Водолаз оказался водолазом Петром Семёновым, вредителем со стажем. Он входил в команду «Чёрной смерти». Так назывался в среде моряков водолазный бот?13 который уничтожал донные мины на фарватерах, соединяющих острова, контролируемые КБФ.

Мины эти были цилиндрическими и покрашены в тёмно-серый цвет. У них было два взрывателя, прибор кратности и прибор неизвлекаемости. Взрыватели срабатывали на шум винта или магнитное поле корабля, прибор кратности позволял некоторым кораблям проходить над миной без последствий, взрываясь только под тем кораблем очередь которого была выставлена перед установкой. Неизвлекаемость достигалась тем, что в мине, которая ударялась при постановке о грунт срабатывал гидростат и при подъёме её на глубину до пяти метров она благополучно взрывалась. Мины ставились с использованьем парашюта, который отстегивался при соприкосновении мины с поверхностью воды.

Поэтому наблюдатели следили за такими постановками, если могли, и сразу засекали место постановки по нескольким пеленгам. Передавали координаты на водолазный катер, а тот доставлял водолаза в предполагаемую точку установки мины. Там водолаз уходил на глубину и шарил в мутной воде, иногда часами, в поисках мины. Аквалангов в то время не было, водолазы использовали скафандр с подачей воздуха от помпы, установленной на катере. Найдя мину, водолаз устанавливал на ней заряд с электрическим запалом, который подрывался после подъёма водолаза на борт.

Нет, конечно, задумка была классная. Для идеальных условий, но в Финском заливе того времени были не только шторма и льды иногда, но ещё постоянно летали асы Геринга. Спуск водолаза проходил, как правило, отлично, но он ходил долгое время в поисках мины под сильным давлением воды и его кровь насыщалась кислородом именно под этим давлением. Чтобы он не походил при подъёме на борт на открытую бутылку шампанского в Новый год, ибо не ко времени праздник, поднимали его долго и муторно, давая крови постепенно освобождаться от растворенного в ней газа. И это всё под атаками самолётов, а иногда и обстрелами береговых орудий. Не редко от детонации бомб взрывалась и сама мина, поднимая высоко в воздух ил, чёрную воду, водолаза и часть катера. Отсюда и название катера «Чёрная смерть».

Если водолаза поднимали быстро, то он умирал в страшных мучениях, ибо специальной декомпрессионной камеры на кораблике не было. Экономика должна же быть экономной или нет? Бабы ещё водолазов нарожают. Если сроки декомпрессии в море не выдерживались водолаз получал легкую форму кессонной болезни от которой страдала голова. Но голова — это мелочи и пуская слюни тоже можно жить и спокойно ею есть. Самое ужасное, страдали детородные органы испытуемого на прочность и твёрдость яиц краснофлотца, зачастую кастрируя его без крови. На одной стороне весов были яйца, а на другой катер. Моряки, обычно выбирали первое, мужики же. Только Шиндель восстал против законов природы. После того, как катер номер тринадцать получил ощутимые повреждения гальюна, он решил, что яйца не стоят катера и арестовал саботажника Петра Семёнова.

Не знаю это Банщику показалось или Шиндель и в самом деле был психом ненормальным, но это решать вам.

Дошло до того, что Банщик с Водолазом остались в камере одни. Это уже было явно ненормально. Сидя в запертой камере они рассуждали о том куда делись остальные. Банщик настаивал, что их выпустили, а Водолаз на том, что их шлёпнули.

В любом случае Банщик решил не выдавать тайну секретной комнаты своей квартиры, а сказать, что и десятка, и камешек, это остатки приданного и, по совместительству, наследства мамы. Хрен вам, а не золото, злорадно думал он, трогая языком место головы, где недавно спокойно рос и помогал ему кушать прекрасный зуб. Вот такой зуб вырос у Славы на существующую систему.

Между тем за воротами Большого Дома жизнь кипела и бурлила. В тот вечер, когда Славу последний раз допрашивал Шиндель, капитан-лейтенант собрался отдохнуть дома. Жил он недалеко и одиноко, в нарушении всех инструкций, иногда, забирал с собой некоторые дела на дом, чтобы в спокойной обстановке их обдумать. В этот вечер он взял протокол допросов Банщика и всё дело Водолаза с собой. Отчёт Банщика и его представление к ордену он оставил в своем сейфе, а ключ от сейфа сдал дежурному. Царскую десятку и зелёненький камешек он бережно завернул в свой носовой платок и положил в карман. С Банщиком вопрос уже был почти решённым. Тот подпишет признательные показания и отправится к червям, золотишко и изумруды уже ему не нужны, тем более, что и в протокол он их не заносил. Раздуть большую группу немецких шпионов из этого не получится, а вот с Водолазом необходимо будет поработать, возможно тут вскроется некая террористическая организация.

Положив бумаги в свой портфель, он покинул Большой Дом и пошёл домой. Вдруг прямо с неба в него ударил яркий и страшно горячий шар. Шиндель умер мгновенно. Шар не просто испепелил его, он мгновенно высушил его останки, сжег портфель, расплавил царскую десятку и закоптил камешек. Размерами пепел Шинделя стал с большую детскую куклу и тут-же рассыпался. Немногие очевидцы этой картины в последствии утверждали, что немцы применили какой-то новый всё сжигающий снаряд, но им мало верили. На месте Шинделя нашли оплавленный кусочек золота, черненький закопчённый камешек зеваки затоптали на мостовой, где он лежит и сегодня.

На следующий день место Шинделя было занято капитан-лейтенантом Дмитрием Ваютским. Он родом был из-под Полтавы и отличался добрым нравом и дотошностью в работе. До этого он был командиром роты заградительного отряда. Даже на этой должности он понапрасну крови не лил. Мало этого, даже расстрелы дезертиров и самострельщиков, неминуемых на такой работе, проводил только в самых крайних случаях, после досконального исследованья и делая из них поучительный спектакль. Начальство его ценило и выдвинуло на должность капитана третьего ранга.

Первое, что сделал Ваютский, это детально прочитал все дела. После этого только трое настоящих дезертиров пошли под высшую меру, ещё двенадцать, в том числе и подводник Сережка с Малой Бронной, пошли в штрафбат, а Витька Мамонтов, которому повезло, что нашлись трое свидетелей его боя, поехал в санчасть, где ему руку заштопали быстро, мало этого именно этой рукой он что-то написал, в свое время, на стене развалин Рейхстага так как был он, господа товарищи, левшой.

У Дмитрия в сейфе осталось только дело Банщика. Он прочитал рапорт Банщика и отзыв Клепикова, отослал реляцию на орден по команде, и отложил папку в соответствующую категорию подобных папок. Так как он не знал, что Банщик содержится в камере номер три, он не отдавал больше никакого распоряжения. О наличии в камере Водолаза просто никто не знал, так как его дело было утрачено полностью.

Волна расследования началась и понеслась с Клепикова. Озаботившись тем, что Банщик не вернулся из отпуска, тот послал запрос в Большой Дом, где поднялась большая суматоха из-за пропажи офицера третьего отдела КБФ. Следы Банщика искали трое суток всем отделом. Его фамилию случайно увидел интендант, который ведал отпуском продуктов на сидельцев. Доложил по инстанции и вот Банщика вызвали к Ваютскому.

Войдя в кабинет теперь уже Ваютского, Слава узрел другое лицо и на вопрос о том, почему он сидит в камере, а не воюет в крепости он ответил, что его туда посадили до разбора его рапорта, превентивно. В конце, когда ему уже выдали его ремень, его вещи без монетки и камешка, и даже медаль, он набрался смелости и заикнулся об участи Водолаза. Того вытащили пред светлы очи и очень удивлялись тому, что он сидит в камере, не имея на то права.