Так продолжалось пять тысяч лет. Люди постепенно обретали наши качества и знания, а мы, как ни прискорбно, ассимилировали их качества и образ мышления. Править стало также приятно, как и находиться в телах людей.

Конец благословенному правлению наступил, когда клан Кроноса отказался принимать смену и передавать трон следующему клану Грога. Небесный Египет также раскололся. Горг — старейшина кланов на тот период в небесном Египте — также отказался от передачи власти. Его стало заботить сохранение власти не только на Небе, но и на Земле. План был достаточно прост: отдать трон на земле людям и добиться от них полного повиновения своей воле. Люди его также предали и стали править сами. Потом пришли римляне и рассеяли по земле последних из нас.

Переворот в Небесном Египте совпал с моим пребыванием на троне в роли Тутмоса третьего. После мумификации тела мне не суждено было попасть на Небо. Мой клан там уже истребили, и мне, как духу, пришлось скитаться в поисках тела. Выбрав небогатую семью, я родился мальчиком. Первый ребенок в семье имел право на духовное служение. Когда немного подрос, я упросил отдать меня в школу жрецов. Что они и сделали в соответствии со своей верой. Семья в этом случае получала религиозное благословение и могла рассчитывать на рост благосостояния, дарованный богами за жертву первого сына.

Достигнув семнадцати лет, я все еще пребывал в роли послушника и старался ничем не выдавать своей марсианской принадлежности. Волею случая в одну из ночей я стал свидетелем обсуждения заговора против главного жреца. Неосторожный шорох выдал мое местопребывание за колонной, и я был схвачен охраной храма. Дальше было две недели пыток. Убивать меня по каким-то причинам не стали, а постарались стереть память о той ночи. Когда стало понятно, что я даже имени своего не могу вспомнить, мне выжгли рабское клеймо на лбу и бессознательного выбросили ночью на большую дорогу. Первый же торговец, ехавший на рынок, подобрал мое тело.

Рассвет я встретил в скрипучей повозке. Помню его радостное лицо с редкими гнилыми зубами во рту. Торговец широко улыбался. Я силился и не мог понять, что его так радует. Дошло до меня это, когда он выставил меня на продажу. Купил меня какой-то финикиец. Много раз меня потом перепродавали. Ближе к тридцати годам я вместе с другими рабами прибыл в Грецию. Там меня купил один богатый человек.

У него была молодая жена, а я был достаточно безобразен от многочисленных побоев. Он дешево купил надежного слугу для дома.

Ксанф считал себя философом. Но все знали его как болтуна. За годы, проведенные в рабстве, я постепенно вспомнил то, чему меня учили в школе жрецов. Меня часто выручала та иносказательная мудрость, которой пользовались жрецы в общении с народом. Вот и теперь в доме у Ксанфа я позволял себе исподволь отпускать короткие реплики по тем или иным вопросам. Жена Ксанфа была хоть и молодой, но очень умной женщиной. Чувствуя мой ум, она прониклась симпатией ко мне и стала проявлять заботу обо мне. Ксанф тоже быстро уловил выгоду для себя в общении со мной. Он стал цитировать мои высказывания среди друзей, чем вызвал их недоумение. Вскоре, конечно, они прознали, где Ксанф берет свою мудрость. Кроме того, что Ксанф был весьма недалеким человеком, он еще любил прихвастнуть в обществе. Еще он умудрялся каждый раз ставить деньги на свои глупые пари. Друзьям было весело подтрунивать над Ксанфом, а на выигранные деньги они могли хорошо погулять.

Однажды, после изрядного возлияния, речь зашла о том, кто сколько может выпить. Ксанф не мог устоять перед искушением вступить в спор и начал всех уверять, что может выпить хоть море вина.

Находчивый Перикл, который и начал этот спор, не замедлил подсунуть пергамент Ксанфу для расписки. Ксанф был уже настолько пьян, что не смог даже дописать последнего слова. На радость Перикла, заявление Ксанфа оказалось совершенно невыполнимым.

На следующий день у дома Ксанфа собралась целая толпа народа в ожидании очередного представления. Весть о невыполнимом обязательстве облетела всю округу. Публика пришла потешиться над незадачливым Ксанфом. Когда Перикл вошел в дом и предъявил расписку, Ксанф выпучил глаза от удивления. Его рукой было записано заявление, что он обязуется выпить море. Про вино слов не было.

Эта была не первая ситуация, когда он просил меня помочь ему выкрутиться из подобных проблем, и однажды я сторговал у него за это вольную. Однако Ксанф все тянул с этим и не хотел меня отпускать.

В это время возбуждение снаружи у дома нарастало. Перикл ходил и потрясал пергаментом. Сумма была немалая — тридцать динариев. В итоге я дал спасительный ответ Ксанфу, за что на этот раз получил вольную.

Город мне этот нравился, и я решил осесть на окраине неподалеку от виноградников. Я остался доживать свою старость в этом месте, а люди стали приводить ко мне своих детей на обучение. После этой жизни я вовсе перестал грезить и о Египте, и о Марсе, как о несбыточной мечте.

Очень красива эта жестокая планета, конечно, по нашим меркам. И существа, населяющие ее, жестокие, они пытаются убивать все, что им непонятно или наводит страх. Они управляются эгоистичными полубогами с их же согласия, отдали им свою волю. С содроганием наблюдаем, как эти существа продолжают убивать свой рассудок, свой разум, погружаясь в животное состояние. Тела их со временем становятся плотнее и плотнее, некогда легкие и послушные, превращаются в твердые и ленивые. Мир крови, мир убийств.

Уже давно наши армады ушли. А с орбиты ещё много лет передается информация, та, что поможет этой горстке потерянных адаптироваться, приспособиться и выжить. Приходится править людьми, чтобы они не вмешивали своих богов в разборки, их интерес надо перенаправить в другое русло.

Строить иллюзии насчет изменения людей, наверное, глупо. Вот они, стиснутые рамками программы, какие это люди? Животные, обладающие речью! Они так много хотят, вырывают друг у друга золото, камушки, пищу. Так много обращают внимания на мелочи и не видят себя самих. Это бесполезное занятие, они будут такими, какие есть, и наше правление и наше вмешательство только отодвигает то море крови, которое грядет в человеческом мире. Мы приложили все возможные усилия для передачи нашей культуры, потому что нам было некуда деваться. И здесь мы будем строить то, что строили там, откуда ушли. Срок нашего проживания на Марсе закончился, планета стала гаснуть, и холод сковал ее недра. И мы ушли. Теперь вот Гея, живая, как океан, с непокорным, переменчивым характером, дающая приют таким различным по своей сути существам. Ее атмосфера — как океан. Для нас она такая же плотная, как для людей вода, вязнешь в ней, телом, мыслями, намерением. Гея, планета-сновидица. Она легкая снаружи, вязкая и липкая изнутри.

Тяжело двигаться в жидкости, она, как плотный ветер, сбивает с пути.

Какое наследие, какие поступки, и снисхождение по спирали человечества, и атомные бомбы. Кто-то дальновидный предлагает уничтожить их всех, как деградирующих существ и вернуть их к своему духу, пока еще не поздно. Спустя время линии пространства сильно перепутаются, и вернуться к себе они смогут только с огромным усилием. И уже сейчас они привязаны к этим телам из мяса и костей, отождествляют себя с ними, а Боги помогают им в этом, привязывают, выдавливая с Небесного Плана, вдавливают в тела.

Много внимания и сил уходит на погашение конфликтов, которые люди не устают создавать. Понятно, им они необходимы для развития, а нам это все уже становится опасно.

Совет старейшин предлагает кардинальное решение.

Песчаная Буря продолжительностью несколько суток, чтобы тела задохнулись, и это будет выглядеть как естественная планетарная катастрофа. Они считают, что всё происходящее здесь, дает созревание идейной катастрофы, именно здесь расположен рассадник духовной и душевной заразы.

— Это нужно сделать, — большинство из Совета считает такое решение наиболее целесообразным. Но я не могу подчинить свои чувства, душу научным выкладкам и расчётам. Есть какой-то необъяснимый интерес к этому человейнику. Можем же мы, не уничтожая их, построить такое гармоничное общество, что со временем их мышление и навыки просто сотрутся и сольются с нашими. Человечество тогда превратится в великую расу. Я вижу нашу мощь, нашу силу, знания, а с другой стороны — их активность. Есть причина, по которой, я считаю, мы не имеем права вмешиваться в судьбу молодой расы. Потом я, наверно, пожалею и подумаю, что это надо было сделать. Но, вероятно, под влиянием личного интереса и своих заблуждений. Мнения разделились. Трое требуют уничтожения людских тел, и нас двое, придерживающихся другого мнения. И это требование, их решение на ментальном плане уже начинает уничтожать людей в реальности.