Девушка запрокинула голову, резко выбросив вперед руку, будто обращаясь куда-то в пространство, видимое только ей. Голос, похожий на клекот птицы, разрезал тишину. Он был наполнен жгучей болью. Болью существа, потерянного, оставленного и преданного. Песней назвать это было нельзя. Как мы условно называем звуки, издаваемые птицами песней, так можно сказать и про девушку, что она запела, начав двигаться. Ее гибкие, с тоненькими пальчиками руки словно начали перебирать пространство вокруг себя, разглаживая в нем складки какой-то невидимой ткани — ткани Мироздания. Двигаясь, она перебирала пальцами каждую складочку, каждый невидимый шовчик, пытаясь найти ту расщелину, в которую можно было выйти. Глаза зрителей не успевали следить за движениями её тела. Танец напоминал порыв ветра, который закруживает в себе всё, что попадёт под его влияние, и, набирая силу, превращается в ураган. Танцующая будто стала невидима, а перед глазами зрителей стали разворачиваться невиданные ими досель чудесные виденья. Они словно погрузились в сон наяву. Каждый грезил своим, отличным от сна другого, рядом стоящего соседа. Внезапно призрачный ветер стих, девушка резко остановилась и замерла. Казалось, она нашла то, что искала. Нашла и погрузилась в неведомое искомое.
Люди смотрели, открыв рот, но не совсем понимали, о чем она пытается им рассказать. Но воспринимая её танец, они все чувствовали боль и безысходность её поиска, красоту, которая заполняла все пространство и погружала людей в легкий транс. Невозможно было описать танец простыми человеческими словами.
Йодра — так звали девушку. Она каждый раз перед выходом на подиум ожидала, что хоть кто-нибудь откликнется на ее рассказ. Ждала, что кто-то поймет ее речь, и она найдет родственную себе душу на этой заброшенной планете, куда волею судеб ее завела Вечность. Йодра каждый раз рассказывала новую песню, беря совершенно другую интонацию, другое пространство, предполагая, что вот на этот раз кто-то почувствует и откликнется, или может быть, вспомнит. Но ничего такого не происходило. Люди приходили, с каждым разом их становилось больше, с каждым разом они все плотнее обступали подиум, но отклика в их сердцах, такого, какой ей был необходим, не было.
Это примерно то же, что и танцевать у бушующего моря или океана. Волны плещутся, они живые, они каким-то образом пытаются достать твои ноги, выплеснуть себя. И тебе кажется, что они понимают и откликаются на твою эмоцию. Ты начинаешь сильней изливать эмоции и разговаривать с океаном, но тебе его трудно перекричать. Он гудит, и гонит волну за волной, волну за волной. В отчаянии ты хочешь броситься в него, пытаясь получить отклик. Он поглотит тебя. Можно обидеться, отвернуться и уйти прочь - он только брызнет морской пеной тебе в спину, и все. И на мокром песке останутся твои следы, медленно смываемые набегающей волной. И скоро твоих следов не будет, они исчезнут. На песке останется едва заметная цепочка ямок, похожих на след. Их занесет песком подоспевший ветер. И ничего у тебя и от тебя не останется.
Такое чувство она испытывала каждый раз, уходя с подиума, заканчивая свой танец. И в этот раз ее уже не разочаровало отсутствие отклика. Йодра теперь не ждала его от душ этих существ. Ей просто некуда было деваться — она была жива, пока танцевала, пока имелась потребность в ее танце. Пока народ стекался на представления и нес в этот храм свои подношения за возможность посмотреть на маленькую птичку, сошедшую с небес. Послушать ее щебет, непонятный, но ласкающий слух. Посмотреть на чудные движения и получить необычные впечатления.
И она танцевала. Без напряжения, без признаков того, что это была жизненная необходимость, а с удовольствием от делания и желанием рассказать о чем-то сокровенном. Она вынимала его из глубин своей души и россыпью самоцветов бросала в толпу. Но это видела и понимала только она. Люди просто радовались красоте, которая растекалась вокруг них, поглощали ее и уходили довольные. От этого в их сердцах радости становилось больше.
Закончив танец, она застыла, как изваяние, вознеся тонкие руки к небу, и пыталась вымолить милость у богов, которые упрятали ее сюда, в покинутую небом Землю. Но каждый раз боги молчали в ответ.
Йодра никогда не ждала от зрителей благодарности. И в этот раз, подойдя к своей одежде, она нырнула в нее и в сопровождении двух охранников спустилась по ступенькам. Толпа так же молча расступилась и пропустила их. Люди расходились, погруженные в свои переживания. Возможно, их затронуло все это, но они до конца не понимали всей полноты случившегося. Через время пространство храма опустело, и только скомканные бумажки валялись на полу. Оброненное кем-то украшение пыталось сверкнуть каменьями и просилось обратно к людям, на чью-нибудь руку. А возле колонны в пыли валялась сандалия с порванными завязками. Кто-то не заметил и ушел почти босиком. Впечатления для него были такими необъятными, что он, погрузившись в них, забыл про себя.
В храме стало пусто. Залетевший ветерок сначала нехотя начал лениво облизывать колонны, затем, развеселившись и набрав силу, стал гудеть. Все закончилось на сегодня, как будто ничего и не было.
Йодра, придя в жилище, где коротала свои дни, вышла на террасу, нависшую над морем. Зачирикала на своём необычном языке, словно продолжая прерванный разговор с ветром. Он усилился, загудел, словно подтверждая, что слушает её.
— Я танцую уже давно, и когда это началось, не помню. Вероятно, еще в тех пространствах, когда была еще бестелесной. Движение энергий переполняло меня, и подчиняясь направлению времени, я создавала свой танец. Со-творяла фантастические пространственные структуры, которые потом растворяла в прах и создавала новые.
Я танцую уже давно. Пытаюсь рассказать всем существам повесть о тех переливах материи, о тех переливах сознания, через которые я проходила, тем языком, который мне подвластен. О тех промежутках безвременья, где зависало мое тело, сознание и чувство. О тех промежутках безмолвия, где я была и где меня не было.
Я танцую телом, танцую душой, танцую эмоциями. Они двигаются вокруг меня искристыми волнами и создают свой необычный танец, который касается душ других людей. Эмоции создают пространство танца вокруг них. Я пытаюсь в танце показать то, что невозможно сказать языком. Я пытаюсь донести то, что невозможно высказать или объяснить. Это можно только почувствовать. Мой Танец прерывался неоднократно, и остановленное время холодцом застывало вокруг меня. И в этом холодце невозможно было танцевать, можно было только петь. А потом и песнь остановилась, оставалось только дыхание. И теперь, когда осталось только дыхание, я пытаюсь снова начать танцевать.
Танец — это гораздо больше того, что они видят. Это больше того, что они чувствуют. Танец — это нечто необъятное. Я танцую перед ними, потому что у меня нет языка, понятного людям. Того, на котором я могла бы говорить с ними. Могла рассказать о своих переживаниях и различных движениях моей души. О падении и взлётах. Всём том, что происходило во временных промежутках, в тех состояниях и в тех пространствах, которые остались в прошлом. Как остается пепел от костров переживаний, от костров самости. От всего того, что многие называют жизнями.
Глава 33
В основу «Танцев Хартум» легло то понимание мира, о котором говорил Дон Хуан в своем учении, то, о чем пишет господин С. Н. Лазарев в своих трудах «Диагностика кармы». И много понимания почерпнуто из книг В. Жикаренцева. Огромная благодарность этим людям за правдивое изложение своего видения и понимания мира. Именно Правдивое. Почему? Да дело в том, что авторы описывают не только как весело и задорно у них все проходит, и работа с клиентами, и личные проблемы, которые возникают. Вот это и самое важное, для меня, во всяком случае. Потому что, описывая возникновение своих проблем, они пытаются найти причину и каким-то образом решают ее, более или менее успешно. И когда начинающая я, не имевшая рядом Учителя и попадавшая по своему незнанию или глупости в крутые переделки, находила аналогичные случаи в трудах этих авторов, и мой ум наблюдал закономерность происходящих «неприятностей». И уже отношение к этим событиям в корне изменилось. И пришло определенное понимание этого Мира. Его законов и принципов. И если это озарения, то они стали появляться после долгих лет упорной и постоянной работы над собой, в выявлении своих, как я называю, «залипух», то, что С. Н. Лазарев называет «блоками».