«Я Вас люблю всю жизнь и каждый день...»

Я Вас люблю всю жизнь и каждый день,

Вы надо мною, как большая тень,

Как древний дым полярных деревень.

Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.

Но мне не надо Ваших губ и глаз.

Всe началось -- и кончилось -- без Вас.

Я что -- то помню: звонкая дуга,

Огромный ворот, чистые снега,

Унизанные звездами рога...

И от рогов -- в полнебосвода -- тень...

И древний дым полярных деревень...

-- Я поняла: Вы северный олень.

                                           7 декабря 1918

Когда-нибудь, прелестное созданье

Когда-нибудь, прелестное созданье,

Я стану для тебя воспоминаньем,

Там, в памяти твоей голубоокой,

Затерянным - так далеко-далеко.

Забудешь ты мой профиль горбоносый,

И лоб в апофеозе папиросы,

И вечный смех мой, коим всех морочу,

И сотню - на руке моей рабочей -

Серебряных перстней, чердак-каюту,

Моих бумаг божественную смуту...

Как в страшный год, возвышены бедою,

Ты - маленькой была, я - молодою.

«Дорожкою простонародною...»

Дорожкою простонародною,

Смиренною, богоугодною,

Идем -- свободные, немодные,

Душой и телом -- благородные.

Сбылися древние пророчества:

Где вы -- Величества? Высочества?

Мать с дочерью идем -- две странницы

Чернь черная навстречу чванится.

Быть может -- вздох от нас останется,

А может -- Бог на нас оглянется...

Пусть будет -- как Ему захочется:

Мы не Величества, Высочества.

Так, скромные, богоугодные,

Душой и телом -- благородные,

Дорожкою простонародною --

Так, доченька, к себе на родину:

В страну Мечты и Одиночества --

Где мы -- Величества, Высочества.

                                                       (1919)

«Поцеловала в голову...»

Поцеловала в голову,

Не догадалась -- в губы!

А все ж -- по старой памяти --

Ты хороша, Любовь!

 Немножко бы веселого

Вина, -- да скинуть шубу, --

О как -- по старой памяти --

Ты б загудела, кровь!

Да нет, да нет, -- в таком году

Сама любовь -- не женщина!

Сама Венера, взяв топор,

Громит в щепы подвал.

В чумном да ледяном аду,

С Зимою перевенчанный,

Амур свои два крылышка

На валенки сменял.

Прелестное создание!

Сплети -- ка мне веревочку

Да сядь -- по старой памяти --

К девчонке на кровать.

-- До дальнего свидания!

-- Доколь опять научимся

Получше, чем в головочку

Мальчишек целовать.

                                    Декабрь 1919

«Та ж молодость, и те же дыры...»

Та ж молодость, и те же дыры,

И те же ночи у костра...

Моя божественная лира

С твоей гитарою - сестра.

Нам дар один на долю выпал:

Кружить по душам, как метель.

- Грабительница душ! - Сей титул

И мне опущен в колыбель!

В тоске заламывая руки,

Знай: не одна в тумане дней

Цыганским варевом разлуки

Дурманишь молодых князей.

Знай: не одна на ножик вострый

Глядишь с томлением в крови, -

Знай, что еще одна. .. - Что сестры

В великой низости любви.

                                             (Март 1920)

x x x

А следующий раз - глухонемая

     А следующий раз -- глухонемая

     Приду на свет, где всем свой стих дарю,

         свой слух дарю.

     Ведь все равно -- что говорят -- не понимаю.

     Ведь все равно -- кто разберет? -- что говорю.

     Бог упаси меня -- опять Коринной

     В сей край придти, где люди тверже льдов,

         а льдины -- скал.

     Глухонемою -- и с такою длинной --

     -- Вот -- до полу -- косой, чтоб не узнал!

             7 апреля 1920

--------

Глаза участливой соседки...

     Глаза участливой соседки

     И ровные шаги старушьи.

     В руках, свисающих как ветки --

     Божественное равнодушье.

     А юноша греметь с трибуны

     Устал. -- Все молнии иссякли. --

     Лишь изредка на лоб мой юный

     Слова -- тяжелые, как капли.

     Луна как рубище льняное

     Вдоль членов, кажущихся дымом.

     -- Как хорошо мне под луною --

     С нелюбящим и нелюбимым.

             29 апреля 1920

--------

Так из дому, гонимая тоской...

          "Я не хочу -- не могу --

          и не умею Вас обидеть."

     Так из дому, гонимая тоской,

     -- Тобой! -- всей женской памятью, всей жаждой,

     Всей страстью -- позабыть! -- Как вал морской,

     Ношусь вдоль всех штыков, мешков и граждан.

     О вспененный высокий вал морской

     Вдоль каменной советской Поварской!

     Над дремлющей борзой склонюсь -- и вдруг --

     Твои глаза! -- Все руки по иконам --

     Твои! -- О, если бы ты был без глаз, без рук,

     Чтоб мне не помнить их, не помнить их, не помнить!

     И, приступом, как резвая волна,

     Беру головоломные дома.

     Всех перецеловала чередом.

     Вишу в окне. -- Москва в кругу просторном.

     Ведь любит вся Москва меня! -- А вот твой дом...

     Смеюсь, смеюсь, смеюсь с зажатым горлом.

     И пятилетний, прожевав пшено:

     -- "Без Вас нам скучно, а с тобой смешно"...

     Так, оплетенная венком детей,

     Сквозь сон -- слова: "Боюсь, под корень рубит --

     Поляк... Ну что? -- Ну как? -- Нет новостей?"

     -- "Нет, -- впрочем, есть: что он меня не любит!"

     И, репликою мужа изумив,

     Иду к жене -- внимать, как друг ревнив.

     Стихи -- цветы -- (И кто их не дает

     Мне за стихи?) В руках -- целая вьюга!

     Тень на домах ползет. -- Вперед! Вперед!

     Чтоб по людскому цирковому кругу

     Дурную память загонять в конец, --

     Чтоб только не очнуться, наконец!

     Так от тебя, как от самой Чумы,

     Вдоль всей Москвы -- ....... длинноногой

     Кружить, кружить, кружить до самой тьмы --

     Чтоб, наконец, у своего порога


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: