Мы должны ожидать, что будущая война коренным образом изменит свой характер вскоре после того, как стороны закончат свою экономическую мобилизацию и тыл изготовится удовлетворять потребности армии в военном снабжении более обильным образом; эта война, если не закон-
[ 170 ]
чится в первые же месяцы, вероятно, как и мировая война, даст два различных образа стратегии и тактики; вначале — большая маневренность, более скупое расходование материальных средств и более живое проявление энергии войск; второй период будет знаменоваться технической массивностью, широким применением новых изобретений, материализацией военного искусства, потерей наступательного духа, разлагающими движениями, начинающимися в тылу и колеблющими выдержку фронта.
Экономика сумеет подчинить себе характер военных действий и наложить на них свою печать. Но стихийный процесс может иметь здесь катастрофические последствия, и получится несомненный выигрыш, если приспособление к экономическим условиям произойдет согласно директив сверху. С этой точки зрения, нельзя допускать стихийной материализации тактики. Вопрос, возникший у нас в связи с различением теоретической и «реальной пехоты», является первым предупреждением.
Этот вопрос заслуживает тем большего внимания, что тактика материального состязания с врагом, при неравном отношении экономических сил, грозит не только истощением и разрушением тыла, но и надломом духа войск. Гражданская война представляет ряд маневренных образцов, ценных особенно в том отношении, что они часто представляют весьма интересное маневренное решение задач с минимальной затратой материальных средств.
Нормы расхода материальных средств, которые иногда пытаются запротоколить и бюрократизировать, в действительности чрезвычайно растяжимы и допускают огромные колебания. От семи патронов на ружье, выпущенных прусской пехотой за всю войну 1866 г., до 300 патронов на человека, выпускавшихся в некоторых частях в один день в русско-японскую войну, один только шаг, а эффект, действительность ружейного огня в обоих случаях была приблизительно одинаковой. Аппетит автоматического оружия способен сжиматься еще больше, чем потребности человеческого желудка. В первом случае — машина, которая может помолчать, во втором — организм, который не может замереть ни на одни сутки. На войне несравненно больший % снаряжения теряется, умышленно оставляется на позициях, расходуется без нужды в бою, чем используется с толком в потребных случаях. Дисциплина, сознательность, твердость кадров, целесообразное руководство могут сделать чудеса в отношении уменьшения расхода снаряжения.
Важнее всего — изжить идеологию мотовства, мысль о победе, достающейся тому, кто может с большим пренебрежением относиться ко всякой затрате материальных средств. Отсутствие воли к победе сказывается, прежде всего, в преувеличенных материальных требованиях войск. Так, летом 1915 года по мере того, как германская пехота выдыхалась при наступлении в Россию, она требовала все больше и больше снарядов для атаки русских позиций, хотя и знала, что удаляется все на большее расстояние от железных дорог, и подача снарядов становится труднее. И мы полагаем, что кризис в снаряжении, который пережила русская армия в 1915 году, был, прежде всего, кризисом политическим; ссылки на недостаток снаряжения часто маскируют кризис в сознании.
ГРУППИРОВКА ОПЕРАЦИЙ ДЛЯ ДОСТИЖЕНИЯ КОНЕЧНОЙ ВОЕННОЙ ЦЕЛИ
1. ФОРМЫ ВЕДЕНИЯ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
Исходные положения. Если видеть в войне лишь хаотическое нагромождение событий, то следует вообще отрицать стратегическое искусство. Стратегическая мысль начинается тогда, когда в ходе военных действии начинает усматриваться известный путь, который надо пройти для достижения целей войны. Около этого пути и созидалось учение о стратегии на протяжении всех ста лет; начало их ознаменовалось трудом Ллойда, а конец — трудом Г. А. Леера. Однако, этот путь толковался, как геометрическая линия, представляющая абстракцию важнейших грунтовых дорог, по которым движется армия. Леер видел в этой операционной линии основную идею операции по цели и направлению; пройденный ее участок представлял территориальные пути, связывавшие вооруженную силу с ее базой (коммуникационную линию), непройденный ее участок представлял идею, замысел операции. Отдельные точки операционной линии характеризовали этапы (промежуточные цели) на пути к достижению конечной цели. Операционная линия у Леера охватывала все значение военных действий, голову и хвост явления, так как операция почти сливалась в его представлении с войной.
Мы не можем согласиться с этим учением даже по отношению к оперативному искусству, которое преимущественно имел в виду Леер. Промежуточные военные цели у Леера выражались геометрической точкой, что и позволяло слить их в одну операционную линию — линию целей, так как все они, с точки зрения Леера, были одинаковы — сокрушать противника в данном пункте. Никакая дозировка усилий не уясняется этим геометрическим методом. Он совершенно не выражает целей, преследуемых обороной; а между тем нельзя же утверждать, что оборона не преследует никаких целей. Да и наступление современных фронтов, растягивающихся вширь на тысячу километров, бои в крупных операциях, разбрасывающиеся на огромную площадь, очень плохо выражаются геометрической линией, не имеющей никакого измерения в ширину, или точкой, не имеющей вовсе измерений. Ясности не получается.
К стратегии этот метод нам представляется вовсе не приложимым, так как здесь отдельные операции перестают сливаться в одну главную операцию, и отделяются друг от друга новыми оперативными развертываниями. Цели отдельных операций оказываются разбросанными и являются логическими, но отнюдь не геометрическими этапами на пути к достижению конечной военной цели. Мы поэтому будем говорить о стратегической линии поведения, о той логике, которая связывает цели отдельных операций в один путь к конечному успеху, и которая, в геометрическом начертании, представляла бы слишком большие изломы и разрывы, чтобы получить
[ 172 ]
право именоваться линией. С геометрической точки зрения, военные действия утратили ныне последовательность; оставаясь на точке зрения Леера, мы должны были бы признать мировую войну хаосом. Однако, логическую последовательность развитие военных действий сохранило и наша задача заключается в том, чтобы подметить и запротоколить ее. Все существо стратегического искусства руководства военными действиями мы сводим к уяснению логики группировки операций, построенной для достижения целей войны.
Военные действия могут принимать различные формы — сокрушение и измор, оборону и наступление, маневренность и позиционность. Каждая из этих форм существенно влияет на стратегическую линию поведения. Поэтому мы начинаем наше изложение с изучения этих форм. Далее мы ознакомимся с капитальным влиянием, которое оказывают на стратегический образ действий сообщения. Затем мы бегло посмотрим, что представляют современные операции с ограниченной целью, в группировке коих заключается стратегическая деятельность. И, наконец, мы приступим к рассмотрению вопросов, входящих в понятие самой стратегической линии поведения.
Сокрушение. Говоря о политической цели войны, мы пришли к заключению, что на политическое руководство ложится обязанность ориентировать, после внимательного обсуждения со стратегом, действие вооруженного фронта на сокрушение или на измор. Противоречие между этими формами гораздо глубже, важнее и чревато более существенными последствиями, чем противоречие между обороной и наступлением.
Задача стратегии существеннейшим образом упрощается, если мы или неприятель стремится покончить войну сокрушительным ударом по примеру Наполеона и Мольтке. Труды по стратегии, имевшие в виду исключительно стратегию сокрушения, в сущности обращались в трактаты по оперативному искусству, и Г. А. Леер с полным правом поместил на обложке своих трудов, под заглавием «стратегия», второй заголовок — «тактика театра военных действий». Естественно пристрастие стратегов старой школы к анализу Наполеоновских походов: в последних целая кампания часто сводилась к одной лишь операции на главном театре; стратегические вопросы не представляли затруднения и заключались лишь в определении главного театра; группировка сил между главным и второстепенными театрами производилась по принципу решительного предпочтения интересов главного театра [135]), постановка цели для единственной операции на главном театре не могла вызывать сомнений, так как она при стратегии сокрушения сводилась к уничтожению развернутых на нем неприятелем живых сил. Изучение Наполеоновских походов в большинстве случаев сводилось, таким образом, к изучению оперативного, а не стратегического искусства. Естественно, что Жомини считал вопросы стратегии более простыми, чем вопросы тактики. Из сказанного отнюдь не следует, что мы не признаем за Наполеоном стратегического величия; но оно при тогдашних приемах ведения войны поглощалось политикой: войны 1805, 1806, 1807, 1809 годов мы можем рассматривать в одной общей перспективе, как отдельные гигантские операции против выдвигаемых Англией на континенте врагов, и нас тогда поразит верная постановка цели каждой войны, верный момент для начала военных действии и чрезвычайно искусное завершение, в нужный момент, каждой кампании. Несомненно, и в эпоху Наполеона сокрушительная операция не всегда приводила сразу к развязке, например, в войну 1796—97 г.г., 1812 г., 1813;