Чтение «берези харалужные» можно признать по сравнению с «горами каменными» первичным и по текстологическим причинам. Д. С. Лихачев справедливо пишет: «В текстологической практике более трудному чтению (lectio difficilio) приходится обычно отдавать предпочтение, считая его более древним, так как естественнее допустить образование легкого чтения из трудного, чем трудного из легкого».[Лихачев Д. С. К вопросу о реконструкциях древнерусских текстов//Исторический архив. 1957. № 6. С. 164.]

Если считать, что «горы каменныя» в Задонщине появились под влиянием Слова о полку Игореве и лишь позднее были заменены «харалужными берегами», то нам придется столкнуться и еще с некоторыми трудностями. В самом деле, почему современник и очевидец битвы 1380 г., упоминая о «горах каменных», обнаружил полное незнание места, где происходило побоище? Зачем понадобилась позднейшему редактору замена понятного образа «каменных гор» на столь вычурный, как «харалужные берега»? Но может быть, замена была произведена для придания памятнику большей образности? Тоже сомнительно. Откуда вообще автору могло быть известно значение столь редкого слова — «харалужные»? Упоминание в Задонщине «харалужных копий» не дало бы ему прочной опоры для создания образа «харалужных (гибельных) берегов». Словом, допущение первичности чтения «горы каменные» ведет к стольким несуразицам, что от него приходится отказаться.

«Горы каменыа» на Дону автор Пространной Задонщины ассоциировал с «берегами харалужными» под влиянием Никоновской летописи, где он нашел это наименование в Хождении Пимена (1389 г.) в Царьград при рассказе о путешествии его по Дону.[ПСРЛ. Т. 11. С. 96.] Мы помним, что в фрагменте № 8 также могут быть обнаружены следы знакомства составителя Пространной Задонщины с этим Хождением («Межу Чюровым и Михайловым»).

Глагол «прорыла» (И2, У, С) выводится из «пробила» (К-Б) палеографически: в XVI–XVII вв. есть сходные начертания «б» и «р».[Черепнин Л. В. Русская палеография. М., 1956. С. 362, 365. «Перемена „р“ на „б“, — пишет по другому случаю Д. С. Лихачев, — легко оправдывается палеографически — особенно для скорописи» (Лихачев. Текстология. С. 152). Возражения, сделанные Р. П. Дмитриевой, Л. А. Дмитриевым и О. В. Твороговым, нам не представляются убедительными. Так, наши оппоненты считают маловероятным совпадение палеографических описок «в четырех независимых друг от друга списках» (Дмитриева, Дмитриев, Творогов. По поводу. С. 114). Ну почему же в «четырех» — всего в двух текстах: К-Б и Слове. Замена грамматической формы («пробилъ» — «прорыла») объясняется не опиской, конечно, а изменением подлежащего (вместо Дона — река), а совпадение — тождеством рода двух разных подлежащих (Дон в К-Б и Днепр в Слове). Буква «б» не была «в выносном положении перед гласной», а выносилась с нею (случаи вынесения согласной со следующей за ней «и» очень хорошо известны). Далее, оппоненты считают, что тексты должны быть написаны «полууставом или в крайнем случае беглым полууставом, в котором выносные „р“ и „б“ различались довольно четко» (Там же). И опять презумпция: список, имевшийся в распоряжении автора Слова, скорее всего, был поздний. Во всяком случае эту возможность отвергнуть нельзя. Наконец, соображение Р. П. Дмитриевой о том, что в данном случае К-Б передает первоначальное чтение, так как С мог подвергаться влиянию «извода Унд.» (Дмитриева. Взаимоотношение списков. С. 114), не может приниматься во внимание, ибо сам тезис об этом влиянии не доказан исследовательницей (см. Приложение).] Выражение «прилелей моего государя ко мне» стилистически нескладно: речь идет о том, чтобы Дон приголубил погибшего Микулу Васильевича (К-Б). Дон, кроме того, никак не мог доставить в Москву тело убитого Микулы.[ «По Дону нет пути для возвращения в Москву» (Лихачев. Черты подражательности «Задонщины». С. 97).] Формула «слава пониче» (К-Б) была заменена словами «веселье мое пониче» (в другом случае «солнце померкло»). Фраза И1 и сходных списков «въспели бяше птицы жалостные песни» повторяется еще раз ниже в фрагменте № 21 («Туто щурове рано въспели жалостные песни… то ти было не щурове рано въспеша жалостныя песни»), а «суженое место» — в фрагментах № 17, 27 и Сказании.[ «вам, братьа… сужено место лежати» (Повести. С. 75).] Наконец, фраза о диве навеяна предшествующим текстом («кликнуло диво» в фрагменте № 16) и Сказанием о Мамаевом побоище. В данном случае, как и в фрагменте № 16, «диво» выступает провозвестником («кличет») новостей, но на этот раз, как «девицы» Сказания, — печальных. По О. Кралику, «диво» генетически связано с «дивными» (удальцами) из К-Б.[Krälik. S. 87.] «Под саблями татарскими» погибли многие русские воеводы. Вместе с дивом жалостные песни поют и «щурове» (маленькие пичужки).

Выражения «уже… в животе нету», «от быстрого Дону» Пространной редакции восходят к фрагменту № 21 Краткой.

А. Вайян обратил внимание на то, что наречию «горко» К-Б соответствует «рано» И1, У, С или, точнее, — «рамно». Он полагает, что в одном из списков XV в. в К-Б «горко» было заменено словом «рамно», а уже это наречие в XVI в. (в протографе Пространной Задонщины) дано как «рано».[Vaillant A. Jaroslavna rano plaćet//RES. 1949. Т. 25, fase. 1–4. P. 106–108.] Действительно, в древнерусских текстах наречие «рамьно», «рамено» (сильно, сурово) употребляется в сходных контекстах: «въскрича рамено» (Георгий Амартол, рукопись XV в.), «Кличь рамня» (Ипатьевская летопись под 1174 г.), «рамяне глагола им» (Златоструй XII в.) и др.[Срезневский. Материалы. Т. 3. Стб. 66.] Таким образом, «рано» списков И1, У, С (и сходного контекста Слова о полку Игореве) следует считать вторичным по сравнению с «горко» К-Б.[Кстати, «восплакашася горко» К-Б находит параллель и в «прослезися горко» (И 1, И 2, У) или «заплакал горко» (С), а также «въсплакася горько» Сказания (Повести. С. 67).] Вероятно, превращение «рамно» в «рано» произошло под влиянием фольклоризации текста. Плач ранним утром хорошо известен в песенной традиции[Jakobson R. За шоломянем / За Соломоном. Р. 538–539.].

Формула «вси въсплакалися кне<гини> и болярыни избьенных, воеводины жены» (И1) или «вси княгини и боярыни и вси воеводские жены о избиенных» (У) восходит к Сказанию: «княгини же великаа… с воеводскыми женами и з боярынями».[Повести. С. 55.]

Фрагмент № 21. Плач коломенских жен.

Краткая редакция:

Не одина мати чада изостала, и жены болярскыя мужей своих и осподарев остали, глаголюще к себе: «Уже, сестрици наши, мужей наших в животе нету, покладоша головы свои у быстрого Дону за Русскую землю, за святыя церкви, за православную веру з дивными удалци, с мужескыми сыны» {К-Б, л. 128 об.}.

Пространная редакция:

Туто щурове рано въспели жалостные песни у Коломны на забралах на воскресение на Акима и Аннин день.

То ти было не щурове рано въспеша жалостныя песни, все въсплакалися жены коломенскыя: «Москва, Москва, быстрая река, чему еси у нас мужи наши залелеяла в земълю Половецъкую?». А рькучи: «Можеши ли, господине князь великый, весла Непра запрудити, а Дон шлемом вычерпати, а Мечю трупы татарскыми запрудити? Замъкни, князь великый, от сих ворота, чтобы потом поганые к нам не ездили. Уже бо мужи наши рати трудили» (И1) {л. 221–221 об.}.

И восплакалися жены коломеньские,[в ркп. бумага вырезана.] <а рку>т тако: «Москва <Москва, бы>страя[в ркп. бумага вырезана.] река, чему еси залелеяла мужей наших от нас в землю Половецкую?». И ркут тако: «Можешь ли, господине князь великий, веслы Непр запрудить? Замкни, государь князь великий, Оке реке ворота, чтобы потом поганые татаровя к нам не ездили. Уже мужей наших рать трудила» (У) {л. 185 об. — 186}.

Не щурове рано воспели в Коломных городах но заборолех но воскресение Христово на Акыма и Анны днесь. То ти быша не щурове рано воспели, восплакалися жены поломяныя. И рекучи так: «Москва, Москва, быстрая река, чему еси золелеела мужей наших от нас в землю Половецкую? Государю княже великий Дмитрей Иванович, можеши ли реку Дон зоградити и шеломы ичерпати, а реку Мечну трупы татарскими зоградити? Замкни, государю великий княже Дмитрей Иванович, реце отчин ворота, што ж бы тые поганые татарове и потом к нам не бывали. Уже бо мужей наших прибыла от рати поганых татар» (С) {л. 41}.