Сентябрь.
На три месяца погрузившись с головой в работу и перепробовав всевозможные способы отвлечься, Том так и не смог выбросить леди Кассандру Рэвенел из головы. Воспоминания о ней не покидали его, как частички рождественской мишуры, застрявшие в ворсистом ковре.
Ему бы никогда не пришло на ум, что Кассандра может нанести ему визит на кухне, более того, он этого и не хотел. Том предпочёл бы совсем другую обстановку для их встречи, где-нибудь в укромном месте в окружении цветов и свечей или на террасе в саду. И всё же, когда они вместе сидели на грязном полу, паяя трубы в помещении, полном кухонной прислуги, он ощутил неподдельный восторг. Она была такой умной и любознательной, словно излучала солнечную энергию, которая сразила его наповал.
А потом вдруг так бесхитростно заявила: “Вы мне нравитесь таким, какой вы есть”. И Северина потрясла его собственная реакция.
В мгновении ока Кассандра превратилась из объекта желания в слабость, которую он не мог себе позволить. Она представляла для него опасность, олицетворяла нечто новое и странное, а он не хотел ничего подобного. Северин никому не позволит обладать над ним такой властью.
Том был преисполнен решимости её забыть.
Жаль, что это, по всей видимости, невозможно.
Дружба с Рисом Уинтерборном, который был женат на сестре Кассандры, Хелен, нисколько ему не помогала. Том часто встречался с Рисом, чтобы быстро пообедать в харчевне или закусочной, недалеко от их контор. В один из таких случаев друг сообщил, что Уэст Рэвенел обручился с Фиби, леди Клэр, молодой вдовой с двумя маленькими сыновьями, Джастином и Стивеном.
– Я так и думал, – сказал Том, довольный новостью. – Позавчера вечером мы вместе посещали клуб Дженнера, и Уэст только о ней и говорил.
– Я слышал, – заметил Уинтерборн. – Похоже, вы с Рэвенелом попали в небольшие неприятности.
Том закатил глаза.
– Бывший поклонник леди Клэр наставил на нас пистолет. Всё было далеко не так интересно, как может показаться. Его быстро обезоружили, а ночной портье выволок из клуба. – Он откинулся на спинку стула, когда подошла официантка и поставила перед ними тарелки с охлаждённым крабовым салатом и сельдереем. – Но до того, как это произошло, Рэвенел молол всякий вздор о леди Клэр, о том, что из-за своего сомнительного прошлого он её недостоин, что боится подать дурной пример её детям.
В тёмно-карих глазах Уинтерборна зажёгся интерес.
– Что ты ему сказал?
Том пожал плечами.
– Брак сыграет ему на руку, а что ещё имеет значение? Леди Клэр богата, красива и дочь герцога в придачу. Что же касается её сыновей... какой бы пример им не подавали, дети всё равно вырастут такими, какими вырастут. – Том сделал глоток эля и продолжил: – Угрызения совести только излишне усложняют принятие решения. Они как те ненужные нам части тела.
Уинтерборн замер с вилкой крабового салата у рта.
– Какие ненужные части тела?
– Аппендикс. Мужские соски. Ушные раковины.
– Мне нужны уши.
– Только внутренняя их часть. Ушные раковины абсолютно бесполезны.
Уинтерборн насмешливо на него посмотрел.
– На чём тогда держаться шляпе?
Том ухмыльнулся и пожал плечами, признав правоту друга.
– В любом случае Рэвенел сумел завоевать прекрасную женщину. Молодец.
Они подняли бокалы и чокнулись в честь молодых.
– Дату свадьбы уже назначили? – спросил Том.
– Пока нет, но скоро. Церемония состоится в Эссексе в поместье Клэр. Тихое мероприятие, только для близких друзей и родственников. – Уинтерборн взял стебель сельдерея, присыпал его щепоткой соли и добавил: – Рэвенел хочет тебя пригласить.
Пальцы Тома рефлекторно сжали дольку лимона. Капля сока брызнула ему на щёку. Он бросил раздавленную кожуру и вытер лицо салфеткой.
– Не могу понять зачем, – пробормотал Северин. – Раньше он никогда не вносил моё имя в список гостей. Я удивлюсь, если он вообще знает, как оно пишется. Во всяком случае, надеюсь, что Рэвенел не станет тратить бумагу и чернила на моё приглашение, я всё равно его не приму.
Уинтерборн бросил на него скептический взгляд.
– Ты пропустишь его свадьбу? Вы дружите, по меньшей мере, десять лет.
– Он переживёт моё отсутствие, – раздражённо заверил его Том.
– Это как-то связано с Кассандрой? – спросил Уинтерборн.
Глаза Северина сузились.
– Трени тебе рассказал, – скорее констатировал, чем спросил Том.
– Он упомянул, что ты познакомился с Кассандрой, и она тебе понравилась.
– Конечно, понравилась, – холодно ответил Том. – Ты же знаешь, как я люблю красивые вещи. Но из этого ничего не выйдет. Трени счёл брак плохой идеей, и я не мог не согласиться.
– Интерес был взаимным, – безучастно сообщил Уинтерборн.
Заявление мгновенно вызвало у Тома нервную дрожь в животе. Внезапно потеряв интерес к еде, он принялся гонять по тарелке веточку петрушки зубцами вилки.
– Откуда ты знаешь?
– На прошлой неделе Кассандра пила чай с Хелен. Судя по тому, что она сказала, ты произвёл на неё сильное впечатление.
Том коротко рассмеялся.
– Я на всех произвожу сильное впечатление. Но Кассандра сама мне сказала, что я не смогу дать ей ту жизнь, о которой она всегда мечтала, как и не смогу стать мужем, который её полюбит.
– Не сможешь?
– Конечно, нет. Её не существует.
Склонив голову, Уинтерборн кинул на него насмешливый взгляд.
– Любви не существует?
– Как и денег.
Теперь Уинтерборн был сбит с толку.
– Денег тоже не существует?
Вместо ответа Том сунул руку в карман пиджака и, порывшись, вытащил банкноту.
– Скажи мне, сколько она стоит.
– Пять фунтов.
– Нет, сколько стоит бумага, на которой она отпечатана.
– Полпенни, – предположил Уинтерборн.
– Именно. Но эта бумажка в полпенни стоит пять фунтов, потому что мы все договорились так считать. А теперь вернёмся к браку...
– Yr Duw 2, – пробормотал Уинтерборн, поняв, к чему ведёт Северин.
– Брак - это экономическое соглашение, – продолжил Том. – Могут ли люди жениться без любви? Конечно. Способны произвести без неё потомство? Очевидно. Но мы притворяемся, что верим в эту мифическую, зыбкую субстанцию, которую никто не может ни услышать, ни увидеть, ни потрогать, хотя истина заключается в том, что любовь - это всего лишь искусственная ценность, приписываемая отношениям.
– А как же дети? – возразил Уинтерборн. – Разве для них любовь тоже искусственная ценность?
Том засунул пятифунтовую банкноту обратно в карман и ответил:
– То, что дети считают любовью, на самом деле инстинкт выживания. Способ побудить родителей заботиться о них до тех пор, пока они не смогут делать это сами.
Лицо Уинтерборна приняло ошеломлённое выражение.
– Боже, Том. – Он откусил кусочек краба и принялся методично его пережёвывать, не торопясь отвечать. – Любовь реальна, – наконец, проговорил он. – Если ты когда-нибудь испытаешь её...
– Знаю, знаю, – устало перебил его Том. – Всякий раз, когда я совершаю ошибку и завожу этот разговор, все мне говорят одно и то же. Но даже если бы любовь существовала, какой мне от неё прок? Из-за неё люди принимают иррациональные решения. Некоторые даже умирают. Я чувствую себя гораздо счастливее без любви.
– Правда? – усомнился Уинтерборн и замолчал, когда к их столику подошла официантка с кувшином эля. После того как она снова наполнила их кружки и ушла, Рис сказал: – Моя мать часто говорила: "Несчастен тот, кто жаждет завоевать мир, несчастен тот, кто его завоевал". Я знал, что она ошибается, как может человек, завоевавший весь мир, не быть счастливым? Но, разбогатев, я, наконец, понял, что она имела в виду. Те вещи, которые помогают нам вознестись на вершину успеха, потом мешают им наслаждаться.
Том хотел было возразить, что вполне счастлив. Но Уинтерборн, чёрт бы его побрал, оказался абсолютно прав. Он тосковал уже несколько месяцев. Проклятье. Неужели именно такой будет вся его дальнейшая жизнь?
– Тогда я безнадёжен, – мрачно изрёк Северин. – Я не могу верить во что-то без доказательств. Слепая вера не для меня.
– Я не раз видел, как ты принимаешь неверные решения из-за излишних рассуждений. Но если бы тебе хоть ненадолго удалось выбраться из этого лабиринта сознания, чтобы понять, чего ты хочешь... не то, что ты счёл нужным хотеть, а, что подсказывает чутьё... Тогда, возможно, ты бы обнаружил, к чему взывает твоя душа.
– У меня нет души. Её не существует.
– Что, по-твоему, заставляет мозг работать, а сердце биться? – раздражённо спросил Уинтерборн, не переставая удивляться.
– Электрические импульсы. Итальянский учёный по имени Гальвани доказал это сто лет назад на примере лягушки.
– Я не могу говорить за лягушку, – убеждённо сказал Уинтерборн, – но у тебя душа есть. И мой тебе совет, давно пора обратить на неё внимание.
После обеда Том вернулся в свою контору на Ганновер-стрит. Стоял прохладный осенний день, резкие и внезапные порывы ветра беспрестанно меняли направление. "Фланелевый" день, как выразился Уинтерборн. По улице разметало выброшенные перчатки, окурки сигар, газеты и тряпьё, сорванное с бельевых верёвок.
Том остановился перед зданием, в котором располагались головные конторы пяти его компаний. Неподалеку юный паренёк усердно собирал окурки сигар в сточной канаве. Позже табак извлекут и поместят в дешёвые сигары по два пенса за штуку.
Внушительный парадный вход, увенчанный массивной фронтонной аркой, достигал двадцати футов в высоту. Первые пять этажей были облицованы белым известняком, а два верхних - красным кирпичом и искусной белокаменной резьбой. В вестибюле разместился световой колодец, тянувшийся к застеклённому окну в потолке, а внутри располагалась широкая лестница.
В этом месте всё говорило о том, что важные люди делают здесь важную работу. В течение многих лет, когда Том приближался к зданию, его охватывал неподдельный трепет.
Теперь же ничто его не радовало.