Ее мать не очень-то хотела, чтобы дочь вышла замуж за политика, отец которого находился вне высшего общества Бостона, однако, учитывая кругленькую сумму, которая лежала на счету избранника дочери, Джейнет Очинклосс назначила помолвку на 25 июня 1953 года, как раз через неделю после того как в газете «Сэтердей ивнинг пост» появилась статья под названием «Джек Кеннеди — молодой сенатор-холостяк».

Воспользовавшись случаем, будущая теща отвела жениха в сторонку и сказала: «Прошу вас, Джек, пусть это будет приличная свадьба. Не станем поднимать шумихи, не надо прессы, фотокорреспондентов. Пусть о свадьбе напишут только ньюпортские газеты».

Кеннеди рассмеялся, услышав такие слова. «Послушайте, — сказал он, — ваша дочь выходит замуж за известного человека, сенатора, который когда-нибудь может стать президентом Соединенных Штатов. Хотим мы этого или нет, но на свадьбе обязательно будут фотокорреспонденты. Пусть Джекки предстанет в лучшем виде».

Наделенный природой хорошими внешними данными, Кеннеди одевался довольно неброско и часто появлялся на людях в мятых костюмах, в старых рубашках и безвкусных носках. Но ради этого бракосочетания он решил приодеться, заказав одежду у портного фирмы «Х. Харрис и компани», обслуживающей Рокфеллера. Он также пригласил парикмахера из отеля «Низерланд» в Нью-Йорке.

Тем временем список гостей все увеличивался. Джон Кеннеди пригласил почти весь сенат США, а отец добавил к списку своих друзей-бизнесменов из Голливуда. Видя, что счет приглашенных пошел уже на тысячи, миссис Очинклосс расстроилась и стала настаивать на том, чтобы Джекки позвонила в офис Кеннеди в Нью-Йорке и поговорила бы с Кей Донован, которая рассылала приглашения от имени посла.

Мисс Донован немедленно позвонила в Вашингтон и переговорила с Эвелин Линкольн, личной секретаршей Кеннеди в сенате. «Джекки считает, что на свадьбу приглашено слишком много гостей, — сказала она. — Нельзя ли сократить список?»

Об этом разговоре стало известно Кеннеди, который, если верить миссис Линкольн, добавил к списку еще несколько новых фамилий, полностью проигнорировав просьбу невесты.

Затем архиреспубликанка, мать невесты, стала спорить с будущими родственниками-демократами по поводу организации бракосочетания. Она боялась, что старший Кеннеди может пригласить свою любовницу, Глорию Свеннсон, дав повод для сплетен, а это испортит все мероприятие, которое должно быть проведено на высшем уровне. Даже тетя Джекки, Мишель Бувье Путман, выразила свое недовольство событием. «Клан Кеннеди помешан на рекламе, — сказала она. — Мы придерживаемся другого мнения. Они объединены, а мы нет».

К утру 12 сентября сады, окружающие ферму Хаммерсмит, являющуюся загородным поместьем Очинклоссов, были приведены в полный порядок. Посыпанные гравием дорожки были готовы к приезду 1200 гостей, огромная эстрада ждала оркестра Мейера Дэвиса. Вдобавок ко всему Джейнет Очинклосс велела установить на лужайках столики под зонтиками, неподалеку от которых на лугах бродили низкорослые лошадки. Все это имело весьма пасторальный вид.

Внутри особняка в викторианском стиле бесшумно сновало множество слуг и служанок, одетых в черное. Они расставляли букеты цветов и сотни свадебных подарков, зарегистрированных в нью-йоркском офисе Джо Кеннеди. Накануне семейная портниха закончила шить шелковое платье для невесты. На втором этаже в коробке лежала кружевная вуаль, которую надевало не одно поколение невест семейства Ли.

В «Кинг-отеле» заказали номер для сенатора Джозефа Маккарти, близкого друга Кеннеди и известного антикоммуниста, который обещал прибыть на свадьбу, если ему позволят сделать это сенатские дела. Старший Кеннеди остановился в ньюпортском особняке Роберта Янга, который частенько принимал у себя герцога и герцогиню Виндзорских, а теперь собирался принять Уэстбрука Пеглера, Мортона Дауни, Бернарда Гимбела, Марион Дэвис и других людей, приглашенных на свадьбу.

Джекки дала двенадцати подружкам свои портреты в серебряных рамках, на которых стояла дата свадьбы, а жених вручил друзьям черные шелковые зонтики, на ручках которых имелись серебряные монограммы. Тем временем лакеи отеля «Викинг» отглаживали полосатые брюки Джона Бувье-третьего, любимого папочки невесты, который, несмотря на свою ненависть к Очинклоссам, прибыл в Ньюпорт, чтобы выдать дочь замуж. Хотя его супружеская жизнь с Джейнет Ли закончилась разводом много лет назад, он гордился своими детьми, а их процветающего отчима именовал не иначе, как неотесанным болваном. Оба мужчины были маклерами, но лишь это, не считая Джейнет, и объединяло их. Женившись во второй раз в 1942 году, Джек Бувье бросил крылатую фразу, находясь в зале нью-йоркской фондовой биржи. Эту фразу потом часто повторяли на Уолл-стрит: «От Очинклоссов одни потери».

Эта фраза оказалась пророческой, так как через несколько лет вашингтонская фирма Хью Очинклосса оказалась на грани разорения, и его вдове пришлось продать свое любимое поместье Хаммерсмит Фарм практически за бесценок. Но в описываемое нами время Джек Бувье понес значительно большие потери, так как после нового замужества Джейнет он лишился еще и двух своих дочерей.[4]

Джек Бувье более не обременял себя браком и старался как можно чаще видеть своих дочерей. Он давал им деньги, платил за их обучение, покупал лошадей для верховой езды и в целом относился к ним скорее как ухажер, чем как отец, завоевывая их любовь и расположение.

Его прозвали Черным Джеком, так как он имел смуглую кожу и черные волосы. Он был красавцем, и Джекки боготворила его.

«Джек говорил мне, что Жаклин помешана на отце, — вспоминает Джордж Смазерс, сенатор от штата Флорида, свидетель жениха на свадьбе Кеннеди. — Он показал мне ее старика и сказал, что это Черный Джек[5] с синими яйцами. У Бувье кожа была с синеватым оттенком, как результат какой-то болезни, но он был весьма привлекателен на лицо. Он производил большое впечатление, и Джекки с ума по нему сходила».

Мужество, которым обладал Джек Бувье, привлекало к нему не только женщин, но и мужчин. Ходили слухи, что он бисексуал и когда-то находился в интимной связи с композитором Коулом Портером, который закончил вместе с ним Йельский университет в 1914 году. «Я с ума схожу по Джеку», — признавался Коул близким друзьям в разгар своей дружбы с Бувье. Впоследствии они редко виделись, но сохранили дружеские отношения на всю жизнь.

Джекки и Ли обожали своего жизнерадостного, экстравагантного папочку. Они не простили свою мать за то, что она развелась с ним. Распад семьи негативно повлиял на них. В то время Джекки исполнилось только тринадцать лет, и переезд в Мерривуд с отчимом и его тремя детьми означал для девочки конец свободной жизни в Нью-Йорке. «Для них я была великаншей-людоедкой, — вспоминает миссис Очинклосс, — я учила их манерам, заставляла прямо сидеть за столом и чистить зубы. А муж позволял им делать все что угодно».

Чувствуя себя стесненной в новом доме, Джекки оживала лишь тогда, когда навещала отца и семейство Бувье в Ист-Хемптоне, где она родилась.

«Джек Кеннеди напоминал Джекки ее отца», — уверяет близкий родственник. Хотя Черный Джек являлся консерватором и республиканцем, а Кеннеди был демократом, оба мужчины отлично поладили и имели много общего, начиная с легкомысленного отношения к женщинам, которых они часто меняли. Они так никогда и не стали верными мужьями.

Оба обладали острым умом и не терпели глупости. Имея большой опыт отношений с женщинами, они слыли светскими людьми. Они любили спорт, страдали от болей в пояснице и умели хорошо жить. В то время, когда они встретились, Джеку Бувье исполнилось пятьдесят три и он испытывал определенный спад, он растранжирил большую часть своего состояния и страдал от алкоголизма. А Джек Кеннеди в свои тридцать шесть находился в расцвете жизни. Его только что избрали в сенат США, он метил в президенты.

Вспоминая их первую встречу, Джекки говорит: «Они были очень похожи друг на друга. Мы обедали втроем и разговаривали о спорте, политике и девушках — то есть о том, о чем любят разговаривать все жизнелюбивые мужчины».