В середине сентября госпиталь вывезли в район Владивостока – на станцию Седанка, врачи разъезжались. ППГ-2266 завершил свою работу.

В конце февраля 1946 года Бочаров, друг Амосова и главный хирург дальневосточного военного округа, вытребовал его к себе и назначил ординатором в окружной госпиталь в Ворошиловск-Уссурийский. Тогда же Амосов встретился с еще одним своим близким будущим другом – Кириллом Симоняном; они дружили всю жизнь.

Уйти из армии с дальнего Востока врачу, к тому же молодому мужчине, можно было только по блату. Когда летом 1946 года Амосовы и Кирилл Симонян, которого обещали демобилизовать, поехали в Москву (Лидия, уже свободная, – заканчивать учебу в пединституте, Николай – в отпуск), Аркадий Бочаров написал письмо академику С. Юдину с просьбой помочь.

Юдин отказал. Амосов воспринял отказ как должное, без обид: «Ну что ж, значит, так и будет. Не обиделся. В жизни ни разу по знакомству не пробивался. Как все, так и я. Будем служить».

Но Амосову помог его второй – инженерный – диплом и министр медицинской промышленности Третьяков. Организовалось новое министерство – медицинской промышленности, инженеров с медицинскими знаниями не было, а у Амосова имелось двойное образование.

И когда Амосов пришел во второй раз к Юдину и рассказал о своей идее работать в новом министерстве, тот сразу же ее одобрил и обратился к воинскому начальству, чтобы Амосова отпустили. Это подействовало, Амосову выдали ходатайство в Главное медико-санитарное управление армии. Тогда же Юдин пообещал ему работу в институте Склифосовского. Но для оформления отставки пришлось снова ехать на Восток. Там за два месяца ожидания Амосов написал еще одну – уже третью – диссертацию «Первичная обработка ран коленного сустава». Лидия Васильевна оставалась в Москве заканчивать педагогический институт.

В декабре Юдин назначил Амосова заведовать операционным отделением института Склифосовского: там было много неработающих аппаратов – хорошая задача для инженера, нужно было привести в порядок технику. Операционная когда-то была хорошо оборудована, но все было запущено. Юдин жаловался, что сам должен надевать спецовку и смазывать столы, когда они совсем теряли подвижность. Амосов отмечал, что обязанности его были несложными: «Составлять расписание операций – было четыре операционных на шесть столов, смотреть за порядком, подписывать рецепты. Еще одно: каждый день чинил эзофагоскопы. К другой технике что-то не лежали руки. Делать мне было просто нечего, поскольку была еще старшая операционная сестра – очень активная женщина. Обычно до конференции делал утренние дела и шел в операционную».

В институте Склифосовского в то время работали замечательные хирурги. Сам Юдин, величина мировая, к нему ездили учиться из Европы и Америки. Его ученики – Б. А Петров, д. А. Арапов, Б. С. Розанов, А. А. Бочаров, на войне они были главными хирургами фронтов, флотов, армий.

Отношение институтской элиты к Амосову менялось. Сначала, пока он работал больше как инженер, – попросту не замечали («бродит тут какой-то мальчишка»). Потом, когда Амосов уже ушел из института Склифосовского и приезжал из Брянска – приглядывались. А еще чуть позже смотрели уважительно, как на равного, в чем-то Амосов их превзошел. Сергей Сергеевич Юдин даже позже говорил об Амосове – мой ученик! «Хотя, – признавался Николай Михайлович, – я даже скальпель в его институте не держал. Нет, ни к какой школе я не принадлежал, учителя у меня не было. Честно. Но кое-что у юдинцев подсмотрел – да».

Но Амосова угнетало отсутствие самостоятельной работы, не было хирургии. Техника не интересовала, тем более что не было мастерской для полноценной ее наладки, а оперировать не давали, ему надоело смотреть на чужие операции, но никто не предлагал даже ассистировать. Без хирургии Москва не прельщала, и он задумал уезжать: «С 18 лет, с электростанции, привык командовать и делать дело. А тут – вовсе безделье». В Москве Амосовы прожили только до марта 1947 года.

Амосов изучал объявления в «Медицинском работнике», ходил в Минздрав. Трудно было устроиться после войны. Помогла бывшая госпитальная старшая сестра из Брянска Л. В. Быкова, она рассказала о вакантном месте в Брянской областной больнице, и Амосова взяли туда заведующим отделением и главным хирургом области. Амосов восхищенно вспоминал, что о таком месте не смел даже мечтать!

Больница была вполне приличная, здание ее было выстроено перед войной. Главный врач, Николай Зинонович Винцкевич, пожилой терапевт, еще из дореволюционной интеллигенции, принял Амосова тепло. А Юдин его не задерживал, видимо, Николай не оправдал надежд в плане инженерной премудрости – технику все-таки не починил, да и карьерную премудрость не освоил. Сказал только: «Что ж, поезжайте».

Шесть лет работы в Брянске прошли, по словам Амосова, как в сказке – отличная работа, отличные люди: помощницы – врачи из бывших военных хирургов, – и хорошая администрация больницы. Но главное – работа, где все зависело от него, от хирурга. Много сложных больных и новых операций – на желудке, на пищеводе, на почках – во всех областях тела. Но самыми важными были резекции легких – при абсцессах, раке и туберкулезе. Такие операции в Советском Союзе никогда не делались, методику Амосов разработал самостоятельно и за четыре года прооперировал больных больше всех хирургов в Союзе. Была также интересная работа в области с районными хирургами: нужно проверять и учить, Амосов много ездил, проводил конференции, показывал операции. И завоевал заслуженный авторитет, хотя вначале был беспрецедентно молод для такой должности.

В Брянске наряду с другими разделами хирургии Н. М. Амосов целенаправленно и увлеченно занимался проблемами грудной хирургии, в то время еще мало разработанными в нашей стране. Он широко и успешно стал оперировать при хирургических и онкологических поражениях легких, пищевода, кардиального отдела желудка. Результаты его операций были тогда одними из лучших в стране.

Амосов часто говорил, что хирургом его сделала война. Но настоящим – Брянск: «Самое главное для хирурга – много оперировать, только опыт дает уверенность».

Кроме непосредственно хирургии, Амосов продолжал заниматься и наукой, ездил в Горький (ныне – Нижний Новгород) по делам диссертации. Его научный руководитель профессор Давид Лазаревич Цимхес – тот самый Цимхес, от которого Амосов «сбежал» в сороковом году, – в Горьком заведовал кафедрой факультетской хирургии АГМИ. Отношения между ними наладились теплые, прошлых обид никто не держал. Амосов поведал ему свои эпопеи с тремя диссертациями. Работа над третьей проходила успешно. Диссертацию Амосов блестяще защитил в 1948 году в Горьком. А через год он уже выбрал тему для докторской – «Резекции легких при туберкулезе». Амосов провел огромное количество операций на грудной полости, причем с великолепными результатами, его методики были действительно революционны для тех лет. Николай Михайлович начал по-новому оперировать больных туберкулезом легких. Тогда частичное и полное удаление легких почти не практиковалось, применяли торакопластику – удаляли ребра, и легкие срастались с мягкими тканями. Амосов писал об этом: «Именно операции на легких вывели меня в люди, читай – в хирурги. Долгое время был лидером в легочной хирургии, особенно в туберкулезе. Когда после первых семи операций удаления легкого с одной смертью послал статью в журнал „Хирургия“, редактор левит вернул: „Пришлите заверенное подтверждение от администрации“. Не поверил: откуда, дескать, такой взялся? А ведь были посланы рентгеноснимки до и после операции. Я рассердился, не стал посылать. – Подите вы… туда-сюда! Бенефис был в Москве, в большом зале был, в декабре 1951 года, когда уже сделаны сотни операций и вчерне написана докторская диссертация».

Лидия Васильевна по вечерам печатала ее на машинке – в то время найти в Брянске машинистку было невозможно. И в 1952 году докторская диссертация была готова. Грудная хирургия в те годы в Союзе только зарождалась, и академики А. Н. Бакулев и П. А. Куприянов труд Амосова одобрили, прослушав его доклад на конференции по грудной хирургии в Москве.