Однажды дочь архонта пошла на могилу своей рабыни покормить птиц и увидела там пастуха. Юноша сидел задумавшись. Красивое смуглое лицо его выражало грусть, а пышные кудри рассыпались по плечам и шевелились на ветру.

Девушка спросила юношу, кто он, откуда родом.

— Как видишь — пастух, — ответил он. — А родом… Мать нашла меня в огороде.

Она улыбнулась.

— А почему ты грустный?

— Потому что некому приласкать меня.

И засмеялся, да так хорошо, что ей показалось, будто никто никогда так не смеялся.

Болтая, они не замечали, как бежало время. Обоим было легко и радостно, и ничто не напоминало, что она — дочь архонта, а он — пастух. Разве для сердец это важно?

С тех пор только мечтами о пастухе и жила прекрасная девушка, а пастух считал, что среди богов и людей не было его счастливей.

Но как-то увидели их вместе и донесли об этом архонту. Приказал архонт схватить пастуха и бросить его в каменный колодец.

Прошло несколько дней, пока узнала обезумевшая от горя девушка, где её возлюбленный. Лаской, подкупом, хитростью она сумела освободить узника.

Без сознания лежал пастух в комнате девушки, когда открылась дверь и вошёл архонт. Он гневно поднял руку, хотел что-то сказать людям, которые пришли с ним, но, увидев смертельно бледную дочь, её горящий решимостью взгляд, отступил. Легкая усмешка скользнула по его лицу.

— Позовите лекаря, — велел он.

Когда пришел врач, архонт сказал ему громко, чтобы все слышали:

— Я не хочу омрачать добрые чувства моей дочери. Ты должен спасти его ради её счастья.

И юноша был спасен.

Но архонт вовсе не думал согласиться с выбором дочери. Один вид пастуха вызывал в нём глухую злобу. Он решил хитростью разъединить их, а затем как можно быстрее выдать дочь замуж.

Вскоре уходил корабль в Милет. С этим кораблем архонт задумал отправить пастуха в Грецию якобы с важным поручением.

— Через год, — сказал он дочери, — корабль вернётся назад. Если твой возлюбленный не изменит тебе, ты увидишь на мачте белый знак. И тогда я не буду противиться твоему счастью. Но если на корабле не будет этого знака, значит, он недостоин тебя. И ты должна будешь согласиться, чтобы твоим мужем стал Диофант.

А мореходам архонт приказал умертвить пастуха по дороге в Милет.

Прошёл год. Всё тревожнее становилось на душе у девушки, всё чаше выходила она смотреть, не появился ли корабль с белым знаком.

Однажды всё население города собралось на пристани: прибыл корабль из далекого Милета. Но ожидаемого знака дочь архонта не увидела на мачте.

Позвала она рабынь и велела подать себе самую лучшую тунику и диадему из сапфира и опала. Потом девушка поднялась на вершину башни, туда, где её опоясывают зубцы.

— Позовите Диофанта, — попросила она.

Вскоре на вершину башни вбежал влюблённый полководец и кинулся к дочери архонта. Она остановила его жестом.

— Ты домогался меня, не спрашивая, нужен ли ты мне, — сказала она. — А ты ведь знал, что я люблю другого. Чего же ты добивался, если тебе не нужно было моё сердце? Я должна была стать твоей наложницей, называясь женой. Ничтожные люди и ты, и отец мой. Вы не знаете, что любовь сильнее жизни…

Дочь архонта быстро подошла к просвету между зубцами и бросилась вниз.

С той поры башню на скале называют Девичьей.

Говорят, в те времена, когда над Сугдеей господствовали греки, эта башня уже существовала, и в ней жила дочь архонта, гордая и неприступная красавица, какой не было в Тавриде.

Говорят, Диофант, лучший военачальник Митридата, тщетно добивался ее руки, а местная знатная молодежь не смела поднять на нее глаз.

Не знали, что девушка любила. Любила она простого деревенского пастуха, как казалось по его одежде.

Однажды дочь архонта пошла на могилу своей рабыни под скалой, в лесу. Несчастная девушка, любимая прислужница ее, сорвалась со скалы и убилась. По обычаю, ее там и похоронили и, по обычаю, на могильной плите сделали углубление, чтобы собиралась роса и птицы, утолив жажду, порхали над нею и пели усопшей песню рая.

Дочь архонта пошла прикормить птиц и увидела у могильной плиты пастуха. Юноша задумался; благородное лицо его дышало грустью, а кудри пышных волос смеялись встречному ветру.

Дочь архонта спросила, кто он.

— Как видишь — пастух, а откуда, и сам не знаю. Смутно помню какую-то иную, чудную страну, высокие колонны, храм. А был или не был там — не знаю.

И девушка улыбнулась. Она тоже, как сон, вспомнила тот город с колоннами, храмами и мавзолеями, откуда ее привезли в раннем детстве.

Разговаривая, не заметили, как ушла грусть и пришла радость, как не стало между пастухом и дочерью архонта разницы их положений и как согласно стали биться их сердца.

С тех пор только прекрасным пастухом жила дочь архонта, а пастух знал, что среди богов и людей не было его счастливее.

Плита стала алтарем, небесная роса сближала их с горной высью, а песнь птиц казалась священным гимном любви.

Но как-то увидели их вместе и донесли архонту. Вне себя архонт приказал схватить пастуха и бросить его в каменный мешок под башней Кыз-Кулле.

Прошло несколько дней, пока ветер донес до слуха обезумевшей от горя девушки стон заключенного. Поняла она все и ночью спустилась по веревке в колодец и спасла любимого.

Без сознания лежал пастух на полу в замке царевны, когда отворилась дверь и вошел архонт. Он гневно поднял руку, но тотчас опустил ее. На груди юноши он прочел знак, только ему одному известный, и узнал, кто был пастух.

Молнией пронеслась в памяти битва двух городов, плен его семьи и его горе без границ, когда из плена не вернулся его первенец.

Смертная бледность покрыла чело архонта. Ужас овладел им. Но, придя в себя, он потребовал врача и приказал спасти умиравшего.

— Я не хочу отравить печалью добрый порыв моей дочери. Ты должен спасти его.

И юноша был спасен.

Вскоре отходил корабль в Милету. Архонт приказал выздоравливающему готовиться в путь — отвезти государственную запись.

— Через год, — сказал он тихо дочери, — корабль вернется назад. Если твой возлюбленный не изменит тебе, ты увидишь на мачте белый знак, и я не буду противиться вашему счастью. Но если ты не увидишь этого знака, ты не должна печалиться, что не отдала руки недостойному, и ты должна обещать, без слез и возражений, отдать ее Диофанту.

Отошел корабль с приказом вернуться через полгода и с тайным наказом корабленачальнику оставить юношу в Милете до следующего прихода корабля.

Потянулись серые дни, ползли, как медленная черепаха.

Полную свободу дал дочери архонт, но свобода одиночества — самая полная из всех, в то же время и самая тоскливая.

Заперлась дочь архонта в Девичьей башне и только изредка спускалась к могиле, где впервые узнала пастуха.

Так прошло лето, на исходе был месяц сбора винограда, наступал листопад. Стал чаще посещать страну бог туманов и по ночам являлся царевне неясным стариком, седая борода которого обвивала замок и тонула где-то в морской дали, на серебристом отсвете луны. Закрывал туман эту даль, и туманился взор девушки безотчетною тоскою.

Однажды, когда проглянувшее солнце угнало туман в горные ущелья, сугдейцы увидели свой корабль, опускавший паруса у самой пристани.

Увидела его и дочь архонта, но не увидела на нем белого знака.

Бледной, гордой и красивой, как никогда, вышла она к рабыням и приказала подать лучший хитон, лучшую тунику и диадему из опала и сапфира. Одевая царевну, прислужницы удивлялись ее ушедшей от земли красоте.

— Теперь позовите Диофанта.

Вбежал влюбленный военачальник Митридата по ступеням башни Кыз-Кулле и, очарованный, бросился к ногам красавицы.

— Слышал ли ты, Диофант, когда, как любит греческая девушка? Скажи Евпатору, что ты сам это узнал.

И дочь архонта, сверкнув на чужеземца гордостью и красотой, быстро подошла к арке окна и бросилась в бездну.