Сын хана не спускал глаз с побеждённой змеи. Он думал о своём отце, о своём роде. Они сейчас подобны этой полумёртвой змее. Вот такие же искусанные убежали в крепость, сидят в ней, дрожа за жизнь. Где-то идёт битва, а кто кого в ней одолеет: золотоордынцы — турок или турки — золтоордынцев? А ему и отцу его, Менгли-Гирею уже не подняться, как этой змее…

Прошло некоторое время. Молодой хан заметил, что змея стала шевелиться, силиться поднять голову. С трудом ей это удалось. Медленно поползла она к воде. Напрягши остаток сил, приблизилась к реке и погрузилась в неё. Извиваясь всё быстрее и быстрее, полуживая змея приобретала гибкость в движениях. Когда она выползла на берег, на ней даже следов от ран не осталось. Затем змея снова окунулась в воду, быстро переплыла реку и невдалеке от изумлённого человека скрылась в кустах.

Возликовал сын Менгли-Гирея. Это счастливый знак! Им суждено подняться! Они ещё оживут, как эта змея…

Он вскочил на коня и помчался в крепость. Рассказал отцу, что видел у реки. Они стали ждать известий с поля битвы. И пришла долгожданная весть: Оттоманская Порта одолела ордынского хана Ахмеда, который когда-то истребил всех воинов Гирея, а его самого загнал в крепость на крутой скале.

На том месте, где схватились в смертельной битве две змеи, старый хан велел построить дворец. Около дворца поселились его приближенные. Так возник Бахчисарай. Двух перевившихся в схватке змей хан велел высечь на дворцовом гербе. Надо было бы трёх: двух в борьбе, а третью — полумёртвую. Но третью не стали высекать: мудрым был хан Менгли-Гирей.

Фонтан слез в Бахчисарае (Сельсибиль) создан иранским мастером Омером в 1764 году в память о рано умершей жене хана Крым-Гирея. Первоначально фонтан был установлен у стены мавзолея Диляры-Бикеч. Мусульманские законы запрещали изображать человека и животных. Поэтому художники широко употребляли язык символов. Фонтан украшен растительным орнаментом, в нише мастер расположил чаши. В верхней части ниши вырезан цветок лотоса из пяти лепестков, символизирующий человеческое лицо. Из середины цветка по капле вытекают «слезы». У подножия памятника мастер Омер изобразил похожую на улитку спираль, что символизирует и печаль, и продолжение жизни. Бахчисарайский дворец и фонтан восхищали многих художников и поэтов: Жуковского, Пушкина, Мицкевича.

Свиреп и грозен был хан Крым-Гирей. Никого он не щадил, никого не жалел. К трону пришел Крым-Гирей через горы трупов. Он приказал вырезать всех мальчиков своего рода, даже самых маленьких, кто был ростом не выше колесной чеки, чтобы никто не помышлял о власти, пока он, хан, жив.

Когда набеги совершал Крым-Гирей, земля горела, пепел оставался. Никакие мольбы и слезы не трогали его сердце. Трепетали люди, страх бежал впереди имени хана.

— Ну и пусть бежит, — говорил он, — это хорошо, если боятся…

Какой ни есть человек, а без сердца не бывает. Пусть оно каменное, пусть железное. Постучишь в камень — камень отзовется. Постучишь в железо — железо прозвенит. А в народе говорили — у Крым-Гирея нет сердца. Вместо сердца у него — комок шерсти. Постучишь в комок шерсти, — какой ответ получишь? Разве услышит такое сердце?

Но приходит закат человека. Постарел некогда молодой хан, и ослабело его сердце.

Однажды в гарем к старому хану привезли невольницу, маленькую худенькую девочку. Деляре её звали. Привёз её главный евнух, показал Крым-Гирею, даже зачмокал от восхищения, расхваливая невольницу.

Деляре не согрела лаской и любовью старого хана, а всё равно полюбил её Крым-Гирей. И впервые за долгую жизнь свою он почувствовал, что сердце болеть может, страдать может, радоваться может, что сердце — живое.

Недолго прожила Деляре. Зачахла в неволе, как нежный цветок, лишенный солнца.

На закате дней своих любить мужчине очень трудно. От этой любви сердцу всегда больно. А когда любимая уходит из жизни, сердце плачет кровью. Понял хан, как трудно бывает человеческому сердцу.

Вызвал Крым-Гирей мастера иранца Омера и сказал ему:

— Сделай так, чтобы камень через века пронёс моё горе, чтобы камень заплакал, как плачет мужское сердце.

Спросил его мастер:

— Хороша была девушка?

— Что знаешь, ты о ней? — ответил хан. — Она была молода. Она была прекрасна, как солнце, изящна, как лань, кротка, как голубь, добра, как мать, нежна, как утро, ласкова, как дитя.

Долго слушал Омер и думал: как из камня сделать слезу человеческую?

— Из камня что выдавишь? — сказал он хану. — Молчит камень. Но если твоё сердце заплакало, заплачет и камень. Если есть душа в тебе, должна быть душа и в камне. Ты хочешь слезу свою на камень перенести? Хорошо, я сделаю. Камень заплачет. Он расскажет и о моём горе. О горе мастера Омера. Люди узнают, какими бывают мужские слезы. Я скажу тебе правду. Ты отнял у меня всё, чем душа была жива. Землю родную, семью, имя, честь. Моих слёз никто не видел. Я плакал кровью сердца. Теперь эти слезы увидят. Каменные слезы увидят. Это будут жгучие слёзы мужские. О твоей любви и моей жизни.

На мраморной плите вырезал Омер лепесток цветка, один, другой… А в середине цветка высек глаз человеческий, из него должна была падать на грудь камня тяжелая мужская слеза, чтобы жечь её день и ночь, не переставая, годы, века…

И еще вырезал Омер улитку — символ сомнения. Знал он, что сомнение гложет душу хана: зачем нужна была ему вся его жизнь — веселье и грусть, любовь и ненависть, все человеческие чувства?

Стоит до сих пор фонтан в Бахчисарайском дворце и плачет, плачет день и ночь…

Так пронес Омер через века любовь и горе, жизнь и смерть юной Деляре, свои страдания и слезы…

Развалины мускусной мечети сохранились. Они образуют параллелограмм, свод которого поддерживался столбами по три с каждой стороны. Вокруг мечети ещё в середине XIX века были видны красивые, местами с позолотой арабески.

Мускус — ароматный, коричневого цвета порошок, добываемый из мускусной крысы и гималайского оленя, под брюхом которого имеется мешочек с этим веществом. Мускус считался в древности драгоценнейшим препаратом благодаря его лечебным свойствам, он использовался также в литургиях, являясь символом добродетели и милосердия к бедным.

Когда пройдёт дождь, старокрымские татары идут к развалинам Мюск-джами, чтобы вдохнуть аромат мускуса и потолковать о прошлом. Вспомнить Юсуфа, который построил мечеть.

Когда жил Юсуф? Кто знает когда. Может быть, ещё когда Эски-Крым назывался Солгатом.

Тогда по городу всюду били фонтаны, по улицам двигались длинные караваны, и сто гостиниц открывали ворота проезжим. Тогда богатые важно ходили по базару, а бедные низко им кланялись и с благодарностью ловили брошенную монету.

— Алла-разы-олсун, ага.

Но был один, который не наклонялся поднять брошенного и гордо держал голову, хотя и был носильщиком тяжестей.

Мозоли на руках не грязнят души.

Да будет благословенно имя Аллаха!

Носильщик Юсуф не боялся говорить правду богатым и бедным, все равно.

Ибо время — решето, через него пройдет и бедность и богатство.

— Богатые, — говорил Юсуф, — у вас дворцы и золото, товары и стада, но совесть украл кто-то. Нет сердца для бедных; разрушается мечеть, скоро рухнет свод. Отдайте часть.

— Пэк-эй, так, так, — думали про себя бедняки, но богатые сердились.

— Ты кто, чтобы учить? Посмотрели бы, если бы был богат.

Покатилась слеза из глаз Юсуфа, и взглянул он на небо. Плыл по небу Божий ангел.

И сказал Юсуф ангелу:

— Хочу иметь много золота, чтобы построить новую мечеть; и чтобы помочь тому, кто в нужде, хочу быть богаче всех.

Унёс ангел мысль сердца Юсуфа выше звёзд, выше света унёс. А люди, злые люди хотели бросить его в пропасть в Аргамышском лесу. Много костей человеческих там на дне, если только есть дно.