Оказалось, у него шрам от затылка до лопатки. «Где это его так?»

Заметив сострадание во взгляде Эндрю, он улыбнулся ему, сказал:

— Когда-то играл в хоккей и футбол, жил спортом. Затем дали клюшкой так, что в мозгу развилось что-то вроде рака. Но все прошло. Только о хоккее пришлось забыть... Начал жить сначала, — и он улыбнулся и подмигнул Эндрю: мол, не тушуйся, тут все свои.

Проурчал мотор. Приехала Кэрен. Андрейка кинулся навстречу ей, как к родной. Она обняла Эндрю, расцеловалась с остальными.

Барри втащил ее чемодан в свой угол, составил вместе два матраса. «Жучок» Рассел угостил Керен своими булочками. Уселся поудобнее.

— Прочитай-ка, дровосек, стихи, — попросил Рассел.

К удивлению Андрейки, Барри не отнекивался. Достал из сумки блокнот и стал читать вполголоса, как читают письмо.

Мои родители любят друг друга

Холодновато.

По-канадски.

Отец пьет, а мать играет в бинго,

Изредка выигрывает. Чаще врывается домой

Фурией.

Что делать мне, дровосеку, Кэрен?

Собью сосновый гроб

Из замороженной любви...

Все молчат. Дико, страшновато хохочет Поль. Поль — гора мускулов, культурист лет двадцати. Андрейка покосился на него боязливо. У Поля черные волосы до пояса. Рассыпаны по его белой безрукавке. Взгляд антрацитовых глаз пристальный, немигающий. «Сатанинский», — сказала Кэрен.

Кэрен, хозяйка дома, не умела сидеть без дела, она видела, как Поль мучился, прибивая к стенам свои картины. Лупит молотком по пальцам. Окликает Барри и вместе с ним помогает Полю.

Картины Поля страшноваты, как и его взгляд. Ведьма с распущенными волосами Поля. Черная кошка с пронзительными глазами Поля. Голова Пикассо с рыжей бородой Барри и двумя пальцами над затылком, вроде рожек.

Рожки означают дьявола, объяснил Поль.

Андрейка спросил: не иллюстрации ли это к Булгакову?

Поль пожал плечами:

— А кто этот Булгаков?

Поль пил пиво, бутылку за бутылкой. Сказал, что он с французского севера. «У нас все пьют».

Поль включил свой огромный, как чемодан, магнитофон и задергался, закружился все быстрее и быстрее.

«У–у, черт!», — восторженно пропела Кэрен, когда он повалился на пол, обессилев от своей танцевальной дьяволиады. — Эндрю, не бойся Поля. Тут каждый сходит с ума по-своему... Поль — сатанист, — объяснила она благодушно, когда Поль отправился в душ. — Он делает кресты, ставит их на вершины холмов вверх тормашками и сжигает... Называет это молитвой дьявола.

— Он что, как ваши инструменты... — тихо говорит Андрейка, покрутив пальцем у своего виска. — Ку–ку?

— Ты сам ку–ку, — миролюбиво сказал Поль, вернувшийся за несессером с бритвенным прибором, — мы живем, мальчик, в провале между войнами. Еще год–два–пять, от нас и пепла не останется. Только тени на камнях, как в Нагасаки...

Когда я зажег свой первый крест, на городской горе, богобоязненные родители выгнали меня из дома. Осенью сожгу крест в Оттаве, назову это молитвой политиканов. Меня погонят дальше. Вот только куда?

Андрейка поверил, что Поль — Сатана, уже на следующее утро.

— Надо действительно быть Сатаной, чтобы перемывать все эти вороха посуды с такой быстротой, — сказал Андрейка уважительно.

Андрейка таскал дрова для «жучка» Рассела, помогал разносить простыни, пахнувшие свежестью утра. Свою роль он понял сразу: «Подай — прими — пошел вон!..»

— Меня почему-то пошатывает, — сказал Андрейка.

— Это ку–уда лучше, чем галлюцинации, — сказала Кэрен, и они оба засмеялись. Кэрен подала ему мыльницу и зубную щетку, которую купила в городе для Эндрю. — Это от лесного воздуха.

— Спасибо, Кэрен. Вы все–все помните!.. Честное слово, если бы не вы, мне было б тут очень тоскливо!

Утром до него донесся ее высокий добрый голос:

— Пойдемте за черникой, Андрэ?

День выдался пасмурный. Вода темная, мрачноватая. Надели ярко–желтые спасательные нагрудники. Столкнули каноэ в воду. Теплынь. Водяные блохи носятся на длинных ногах как сумасшедшие.

Озеро длинное, конца не видно. Берега — красный или беломраморный скалистый хаос. Нависают круто, «бараньими лбами». На пологих склонах зеленеют плешины мха. У самого берега торчат из земли огромные коряги. Комариное д–з–з–з вдруг затихло. Исчезли и слепни — проклятые черные мухи.

Дрожит на воде солнечный луч, и снова страшновато, озеро без дна.

У Кэрен руки сильные, гребанет веслом — несет, как на пароходе.

Андрейка не успевает за ней, и каноэ время от времени разворачивает. Тогда Кэрен кладет весло поперек лодки. Ждет. Капли падают с весла со звоном. Звон разносится далеко над водой. Звенящая тишина.

— Кэрен, много озер в парке?

— Более полутора тысяч. Бивер–лейк, Конью–лейк, Рок–лейк — всех не перечислишь.

— Сколько–сколько?!

— Это же Алгонквин–парк, Андрэ! Тайга. Шоссе лишь с краю. Японцев там видел? Мчат, как на Ниагару.

— Японцев? Видел! Медвежонка снимали...

— Медведи тут — кинозвезды, — Кэрен улыбнулась. — Привыкли к дармовщине.

Зашуршал под днищем берег. Галька крупная. Долго скакали с камня на камень, до травы. Андрейка увидел поляну и глазам своим не поверил. Она влажно сияла черничным отливом.

— Ложись на живот и пасись, — сказала Кэрен. Она заполнила свою корзину минут за двадцать, а потом легла неподалеку от Андрейки и стала бросать в рот ягоды пригоршнями.

Их отвлек треск ломающихся сучьев. Неподалеку стоял облезлый лось и чесал бок об угол деревянной будочки с надписью «Women» (женский туалет).

Андрейка засмеялся, захлопал руками по земле.

— Ты чего, Андрэ?

— Не могу привыкнуть! Таежные дебри. Лоси, медведи. И вдруг, в самой глухомани, зеленая будочка. А внутри — рулон туалетной бумаги. Странно ужасно!..

Давно уж Андрейке не было так хорошо! Вытер руки о траву. Побегал по лесу, обсыпанному желтыми иглами. Хвоя пружинит. Вдохнул одуряющий запах нагретой хвои.

У северной сосны лапы сверху, внизу ствол голый, видно далеко–далеко, — ты один на земле. Иди, куда хочешь...

Свернули в ельник. Остановился. У ели напротив — лапы вниз. Мол, сдаюсь на милость победителя. Сдается, а... пугает. Земля закрыта ветвями, не видно, что ждет тебя через десять шагов. Душно. Комарье точно ждало его. Налетело тучей.

Бросился назад, к озеру. Комариный звон поутих. Появился бурундук, полосатенький, с крысиным хвостиком. Кэрен достала из кармана своего белого комбинезона орешков, позвала бурундука, кинув орешки на землю.

— Чипманчик!

Андрейка засмеялся: — Чипман? Так его зовут? В переводе на русский «дешевый человек»? Странно ужасно! — Хотел еще что-то сказать. Промолчал. Только губы сложились в горькой усмешке.

— Кэрен, муж твой знает, куда мы пропали? — спросил Андрейка, когда они садились в каноэ.

— Барри? Он вовсе не мой муж. Он мой друг, — голос ее стал чуть напряженным и печальным. — Бой–френд. Что с тобой, Андрэ? Ты огорчен? — Она попыталась перевести все в шутку. — Разве ты не заметил? Он тебя зовет Эндрю, а я Андрэ. Я из Квебека. У нас вечные споры с англичанами.

— Сорри, Кэрен, — Андрейка поежился. — Я вечно влезу, куда не надо.

Плывут молча. Чуть плещет весло. Кэрен тихо запела что-то очень грустное. Опять «love, love, love... » Но без радости.

«Люди замечательные. Живут вместе годами. И, оказывается, вовсе и не муж. Бой–френд, герл–френд... Луна!»

Когда каноэ подплывало к берегу, Андрейка не выдержал.

— На месте Барри я бы женился на вас, не задумываясь. Честное слово!

Господи, как Кэрен смеялась! Чуть каноэ не перевернула.

— За доброе сердце я покормлю тебя малиной, Андрэ! Тут малинники милями. Медвежьи пиры... Медведи все обдерут, к нам придут... Как куда? В кэмп! Прорычат в окно: «Где малина?»

— Кэрен, а тут полиции нет?

— Я же сказала, здесь опасны только медведи.

Медведь заглянул в лагерь следующей ночью. Во всяком случае, крышка огромного железного бака для мусора была сломана и изогнута. Барри пришлось выбросить ее. Вместе с Андрейкой он натаскал тесу, и они заколотили бак с мусором толстыми необструганными досками. Доски выбирали потолще. Заколотили плотно, и, когда кончили, Андрейка почувствовал, что у него нет сил. Он лег на доски, вдыхая запах смолы, хвои и так лежал, пока его не окликнул «дьявол» Поль, чтоб Эндрю сменил его в их дьявольской работе: ему некогда. Часа через два Андрейка ошпарил руку и в ярости грохнул тарелку об пол. С трудом добрался до своего спального мешка. Каждая косточка ныла. Кожа на руке покраснела, на пальце вздулась пузырями.