Эту открытость Зингера жизни не способны ограничить даже его собственный скепсис и неоспоримое знание того, что «на всех путях жизни плевел больше, чем зерен», а человек всегда одержим страстями и даже в отношениях с Богом греховен. Но в то же самое время непредсказуем, велик в своем изначальном стремлении к познанию и возвышенной любви, доходящей в лучшие минуты его жизни до amore intellectuale к Богу, по выражению любимого философа писателя — Спинозы. К Создателю, который говорит делами, не словами и чей словарь — Вселенная. Только это высокое стремление позволяет ему в эти редкие минуты прикоснуться к Тайне. И для Зингера, неизменно готового смотреть, слушать и думать, как бы ни были неожиданны повороты судеб и игра обстоятельств, самым увлекательным остается жизнь Души — этой частицы Вечности в обреченном теле.

Однако при всей значительности этих «промежуточных» мгновений, искр озарения, понимания чего-то, что стоит за пределами земного бытия и навсегда остается для живых загадкой, они размываются столь же вечным Сомнением в достоверности чувственного опыта. Один герой Зингера заявляет: «…столько невероятных вещей произошло за мою жизнь, что пора стереть слово „невозможный“ в моем словаре». Другой с той же убежденностью говорит: «По моей теории — ничего нельзя объяснить».

Каббала, рассказы окружающих, ранний литературный успех, которым юный автор в немалой степени был обязан своим интересом к потусторонним силам, обострили его внимание к этой мистической области земного опыта, а дар воображения и писательский талант позволили ему густо населить страницы своих книг демонами разных рангов, душами, застрявшими между мирами, и даже мертвецами. Эта грань его таланта представлена в сборнике рассказом «Ханка», прекрасно иллюстрирующим неразрывную связь между знанием и сомнением.

Последний рассказ — «Сын» — возвращает читателя к началу сборника. Даже краткое знакомство с творчеством Зингера позволяет представить идейный и временной диапазон размышлений писателя — от начала века в Европе, определившего все духовные и интеллектуальные искания этого столетия, до наших дней. Изменился мир, изменились и герои Зингера. В этом рассказе сын приезжает к отцу из Израиля, а отец встречает его в уже обжитой Америке. Той самой, которая персонажам первого рассказа представлялась местом, где люди ходят вниз головой. Этих отца и сына роднит не кровь, а возможность взаимопонимания, надежда на духовную близость. Мысли отца в ожидании встречи с незнакомым сыном, их первый разговор позволяют почувствовать эволюцию взглядов тех поколений, которые разделяют героев первого и последнего рассказов сборника.

Подводя итог этому по необходимости конспективному обзору творчества И. Б. Зингера, представляется лучшим привести его собственные слова о литературе, которой дана «магическая власть над смесью случайностей и цели, сомнения и веры, страстей плоти и устремлений души… [литература] уникальна и всеобща, национальна и универсальна, реалистична и мистична…

Для читателей, желающих услышать обо мне нечто более личное: моя отъединенность от всего остается неизменной. Я покорился меланхолии, и она взяла меня в плен. Я предъявил ультиматум Творению: скажи мне свой секрет или дай мне погибнуть. Мне нужно было бежать от самого себя. Но как? И куда? Я мечтал о гуманизме и этике, в основе которой лежал бы отказ от оправдания тех напастей, что наслал на нас Господь и которые он нам еще уготовляет. В лучшем случае искусство могло бы быть средством, помогающим на время забыть об ужасе человеческого бытия…

И я все еще продолжаю работать над тем, чтобы сделать этот отрезок времени достойным времяпрепровождением».

Наверное, автор около тридцати книг не сомневался, что преуспел в этой работе, которую он не оставлял до конца своих дней. В 80-е годы писатель отдал в перевод восемь новых книг, в том числе роман «Царь полей», действие которого происходит в древности, и свою последнюю книгу «Пена», мрачную притчу о человеческой морали. Скоро посмертно выйдет еще одно произведение Зингера — «Вознаграждение». Широкая известность пришла к нему уже в зрелые годы, особенно после того, как С. Беллоу перевел его рассказ «Дурак Гимпель». Зингер удостоен практически всех мировых литературных премий. В 1983 году Б. Стрейзанд экранизировала его рассказ «Йентель, мальчик из ешивы», а в 1989-м П. Мазурский снял фильм по его роману «Враги. История любви». Это позднее признание было настоящим, и читатели нередко благодарили его за то, что его книги помогли им выжить.

«Тот, кто пережил экстаз смерти, — утверждает в разговоре со своим любимым писателем одна из его героинь, пытавшаяся покончить с собой из-за несчастной любви и теперь прикованная к инвалидной коляске, — может лишь смеяться над остальными так называемыми удовольствиями». То, чего человек боится от колыбели до могилы, есть высшая радость. И все же редко кто-либо спешит ее пережить. «Ожидание есть часть радости», — продолжает ее мысль автор. Еще в юности ему показалось, что «на лицах мертвых — одно выражение: „Ага, вот оно как на самом деле! Если бы мы только знали…“» Вечная загадка «послездесь» занимала его всегда. Но «все они безмолвствовали — Бог, звезды, мертвые».

И. Б. Зингер прожил долгую жизнь. Писатель родился в июле 1904 года, а умер в июле 1991-го. Его книги еще долго будут помогать людям осознавать пребывание Здесь «достойным времяпрепровождением». Сам он не спешил узнать Ответ. И если и знает сейчас, то не может подсказать его своим читателям.

Т. Ротенберг

Местечко Ленчин было крохотным — вытоптанная до песка базарная площадь, где окрестные крестьяне собирались раз в неделю. Площадь была окружена лачужками, крытыми соломой или замшелой дранкой. Трубы на крышах походили на горшки. Между лачугами были клочки земли, на которых владельцы сажали овощи или пасли коз.

В самой маленькой из этих лачуг жил Бёрл, старик лет восьмидесяти, с женой, которую звали Бёрлиха. Старый Бёрл был из тех евреев, что после изгнания из России поселились в Польше. В Ленчине смеялись над ошибками, которые он делал, молясь вслух. Букву «р» он выговаривал твердо. Низкорослый, широкоплечий, с небольшой белой бородкой, зимой и летом он носил барашковую шапку, холщовую кацавейку на вате и крепкие сапоги. Ходил он медленно, шаркая ногами. У него было немного земли, корова, коза и куры.

У стариков был сын Самуил — он уехал в Америку сорок лет назад. В Ленчине говорили, что там он стал миллионером. Каждый месяц ленчинский почтальон приносил старому Бёрлу денежный перевод и письмо, которое никто не мог прочесть, потому что в нем было много английских слов. Сколько денег присылал Самуил своим родителям, оставалось тайной. Трижды в год Бёрл с женой отправлялись пешком в За́крочим и там получали деньги по переводам. Но кажется, они вовсе не тратили этих денег. Зачем? Сад, корова и коза давали им почти все, что нужно. Кроме того, Бёрлиха продавала кур и яйца — вырученных денег хватало на то, чтобы купить муку для хлеба.

Никого не интересовало, где Бёрл держит деньги, присылаемые сыном. В Ленчине не было воров. Их лачуга состояла из одной комнаты, в которой заключалось все их добро: стол, полка для мяса, полка для молока, две кровати и обмазанная глиной печь. Порой куры ночевали в дровяном сарае, а когда холодало — в клети рядом с печью. Коза тоже укрывалась от непогоды в лачуге. У обитателей местечка, из тех, кто побогаче, были керосиновые лампы, но Бёрл и его жена не верили в новомодные изобретения. Чем плох фитиль в плошке с маслом? Только для Субботы Бёрлиха покупала три сальные свечи в лавке. Летом старики вставали с восходом солнца и отходили ко сну вместе с курами. Долгими зимними вечерами Бёрлиха сучила лен, а Бёрл сидел рядом с ней и молчал так, как молчат довольные покоем люди.

Порой Бёрл, вернувшись домой из синагоги после вечерней молитвы, приносил жене новости. В Варшаве забастовщики требовали, чтобы царь отрекся от престола. Один еретик по имени доктор Герцль додумался до того, что евреи должны снова поселиться в Палестине. Бёрлиха слушала и качала головой в чепце. Лицо у нее было желтоватым и сморщенным, как капустный лист. Под глазами были синеватые мешки. Она почти ничего не слышала. Бёрлу приходилось повторять каждое слово, когда он рассказывал ей новости. И она говорила: «Чего только не случается в этих больших городах!»