— Специалисты по искусственному… чему? — иронично переспросил сержант.
— Искусственному осеменению! — неожиданно брякнул припёртый к стенке разведчик.
Вениамину идея переквалифицироваться в ветеринара показалась оскорбительной.
— Вы, наверное, нас не так понимаете, товарищ старший сержант, — льстиво добавив лычку представителю власти, вклинился в диалог Веник.
— Как же вас прикажете понимать?
— А так! Мы занимаемся не осеменением, а освоением… Освоением искусственного синтеза триметилсатина, слыхали о таком?
Милиционер повеселел.
— А у товарищей специалистов по сатину документы имеются?
Сотрудники спецслужб разом полезли в карманы, после чего протянули паспорта. Сержант препроводил стушевавшихся разведчиков к ближайшему фонарю, где внимательно изучил документы.
— Та-а-ак, значит, улица Радиальная, дом 11, квартира 20? И оба прописаны в одной квартире?..
— Оба! — подтвердил Мочалин.
— Странно… На прошлой неделе троих подозрительных задержали и тоже из двадцатой квартиры! У вас там что, притон?!
— Нет, товарищ старшина. Общежитие квартирного типа, — собравшись с мыслями, ответил Герман.
— А причём тут немецкий труп, что на стройке вас дожидается? — не реагируя на повышение в звании, задал прямой вопрос сержант милиции.
Поскотин от неожиданности потерял дар речи. Вениамин, напротив, вспомнив диалог в магазине, поспешил на помощь.
— Никак нет, товарищ лейтенант, ваша подружка нас неправильно поняла!
— Евдокия Петровна не подружка, а должностное лицо!
— Извините! Ваше должностное лицо всё перепутало. Это не наш труп!
— Чей же? — милиционер сдвинул брови.
— Какого-то строительно-монтажного управления, где он работает сторожем.
— Кто, труп?
— Да нет же! — удивляясь бестолковости представителя власти, продолжил объяснения сутулый. — Наш приятель матрос…
— Чей труп вы нашли…
— Ну сколько можно об одном и том же! Объясняю: мы его не искали. Он сам нас по объявлению нашёл.
— Да, всё верно, сторож хотел сдать мне квартиру, — снова подключился к беседе Герман, — Мы пришли договариваться, а он лежит!
— Умер?
Молодые люди в отчаянии переглянулись.
— Разрешите всё с начала, товарищ лейтенант! — попросил Мочалин. — Моему другу надоело жить в общежитии, потому что…
— Довольно! — вскричал сержант милиции. — Впервые встречаю подобных бестолочей! Вы и в будни такие, или только по выходным?
— По праздникам! — поспешил с ответом Герман, чувствуя, что грозу проносит стороной.
Столь очевидное проявление коллективного кретинизма, по мнению милиционера, никак не соответствовало облику убийц или насильников. К тому же нарочитая покорность и неприкрытая лесть молодых людей, начинала ему импонировать. В том, что они не способны обидеть и мухи, сомнений не оставалось. Как раз в это время дождь закончился и вокруг служивых людей закружился плотный хоровод крупных снежинок. Взглянув на умиротворяющую картину начала зимы, сержант молча вернул документы и взял под козырёк.
— Вот что, ребята, по-первости прощаю, но слово даю, ещё раз Петровну обидите, — спуску не ждите! Понятно?
— Что тут непонятного, — радостно согласился пятящийся задом Вениамин, — мы очень даже понятливые! Да и как её обидишь без совковой лопаты…
— Заткнись! — прошипел Поскотин, увлекая болтливого друга за собой.
«Балбесы!» — резюмировал своё впечатление сержант, провожая взглядом растворяющиеся в пелене снегопада силуэты убегающих друзей.
Пошлость, грязь и романтика
Прибыв на стройку, молодые разведчики не сразу отыскали просвещённого матроса. Прежняя лёжка, уже запорошенная снегом, была пуста. Осмотр строительного вагончика завершился безрезультатно. Разочарованные молодые люди были готовы покинуть площадку, как вдруг заметили тусклые всполохи света в кабине огромного бульдозера. Оранжевый гусеничный гигант «Катерпиллер» стоял боком, скатившись в котлован. Его окна были забиты листами фанеры и лишь одно, покрытое паутиной трещин, озарялось отблеском вспыхивающей сигареты, застрявшей в губах впадающего в прострацию человека. Приятели аккуратно извлекли из кабины владельца излишков жилплощади и буквально на руках доставили в уютный вагончик, где тот немедленно потребовал продолжения банкета. Тосты следовали один за другим. Хозяин быстро хмелел. Тусклая лампа с жестяным абажуром, потревоженная головами тостующих, ритмично качалась из стороны в сторону, отсчитывая последние минуты его бодрствования. Михаил закатывал глаза, безуспешно пытался совместить стакан с ротовым отверстием, но вскоре, к радости друзей, рухнул на пол. Гости, переглянувшись, встали.
— Пора на «заготовку»! — прошептал старший лейтенант Мочалин, перешагивая через живой труп. Скрипнула дверь и свежий холодный воздух ворвался в каптёрку. Германа мутило. Ему хотелось в уютную казарму, а ещё больше — остаться в этом тёплом вагончике со старой тахтой и рваными телогрейками на ней.
— Веничка, мне бы домой… — начал скулить Поскотин, пробираясь вдоль котлована, — Или… Или ты иди на «заготовку», а я вернусь и подремлю с Мишей.
— Николаич! Ты же ветеран Афгана и гордость нашего курса! В конце концов, ты офицер или «где»?
— Я, Веня — «куда». Я устал от войны и от водки!
— Пить больше не дам. Покачаемся часок-другой под музыку и — домой, в казармы…
Вениамин тащил за рукав упиравшегося друга. Погода стояла божественная: ни ветерка. Всё видимое пространство было укрыто пушистой пеленой искрящегося в свете прожекторов снега. Большие белые мухи, будто устав от недавней безудержной пляски, вяло покачиваясь, опускались из тёмной выси. Ещё час назад зловещий пейзаж строительной площадки, как по мановению волшебной палочки, превратился в пасторальную картину альпийского высокогорья.
— Бог ты мой, красота-то какая!.. А мы тут водку пьянствуем, — не выдержал Герман.
— И я про то. Смотри, Герка, ночь какая! Будто Новый Год наступил. Одним словом — благодать!.. Нам бы к празднику парочку снегурочек себе подобрать, таких чтобы груди, как от мороза, под рукой скрипели. И будем мы с ними гулять до самого Рождества!
— Я женщин с крутым бюстом побаиваюсь. Мне бы такую, чтобы в ладошке вмещалось, или чтоб на два пальца за край! — мечтательно произнёс изголодавшийся по живой плоти приятель.
— Чудной вы, товарищ майор! Мой идеал — пара футбольных мячей за пазухой!
— Пошляк ты Веник! Я о святом…
— О чувствах, что ли?! Забудь, дружище! Женой обзавёлся — любовь свистнула и в форточку улетела! В нашей Конторе сторонние романы при наличии супруги оцениваются как измена родине.
Трезвеющие на свежем воздухе разведчики быстро покинули сказочное великолепие строительной площадки, переместившись в шахматное однообразие жёлто-оранжевых окон московской окраины. Где-то вдали, за искрящейся россыпью снежного полога, словно далёкий маяк, зелёными всполохами пробивалась яркая неоновая вывеска единственного в районе молодёжного кафе. По мере приближения к изумрудному маяку всё отчётливее доносились гулкие глухие басы танцевальной музыки. Веник ускорил шаг. Спутник, как мог, упирался в надежде, что друг сжалится и отпустит его, но сутулый поводырь был неумолим. Звуки становились всё более громкими, пока среди них не проявился голос Пугачёвой, выводившей, «Миллион алых роз…». Старший лейтенант перешёл на рысь. Майор ещё сопротивлялся, но вскоре тонизирующий аллюр ведущего взбодрил и его. Остатки пути они уже преодолевали галопом.
«Заготовка»
Герман окончательно смирился с неизбежностью участия в «заготовительной» кампании, когда друзья входили в кафе. На втором этаже грустная официантка усадила их за маленький столик в самом углу залы. Её настроение ещё более упало, когда скаредный Веник заказал два салата оливье, колбасную нарезку и двести грамм коньяка.
— Экономить надо, — пояснил свои действия сутулый напарник. — Если повезёт, придётся барышень на такси развозить.