Юноша давно бросил поводья, и Понита брела сама по себе… Что-то особенное всплывало в памяти, во время этих одиноких прогулок летними ночами, когда переживания и трусость уступает место спокойствию, храбрости и решительности, когда в любое мгновение ожидаешь нападения, когда меч оживает и проситься в руки, надеясь на горячую схватку, впервые за многие годы.

Под развесистыми кронами орешника дорога делала крутой поворот и здесь было самое мрачное место во всем центральном Лазурье. Справа, сквозь заросли пробивался манящий блеск мертвенно бледного сияния луны, отражающего от безмолвной глади лесного пруда, черной и пугающей. Здесь всегда собирались они, люди «Темноты и Тумана», каждую ночь устраивая свои тайные советы. Их загадочные заклинания столь остро отдавались в памяти мальчика, что увидев водоем вновь, он презрительно скривил рот и зажмурился, схватившись за безнадежно больное сердце. Путник собрался с силами, сжав поводья, перевел дух. Понита остановилась и дольно всхрапнула, её хозяин редко делал остановки. Подросток спрыгнул с коня. Он осторожно огляделся и, убедившись в абсолютном уединении, привязал монстра к одному из деревьев. Это был не высокий молодой человек, уже много повидавший и познавший, сухой, подтянутый; на грязном коричневом лице, под густыми черными бровями выделялись ярко — голубые глаза, столь глубокие и столь печальные, что казались колодцами, уводящими в свой, особенный, параллельный мир. У него было четко округленное лицо, выраженный и строгий подбородок, от самых крыльев носа, до уголков рта — кожу покрывала отвратная красная сыпь; от уха до уха тянулась едва заметная полоса выступившей щетины, девственно чистой, ни разу не сбритой. На нем был узкий черный камзол, наброшенный на него темный плащ и низкие сапожки, весьма и весьма поношенные, но не лишенные изящества; он был туго опоясан простым кожаным ремнем, на котором крепился один покеболл, с правой стороны, и свисал короткий меч в потертых кожаных ножнах, с левой стороны; черные волосы на голове ничем не скрывались и они, слегка удлиненные, не доходя до плеч, множественно раз переплетались, по причине редкого обращения к расческе. Странник невольно закрыл глаза, как закрываются они под неистовым наступлением сна, и увидел их, вновь. Шестеро, облаченных в ночь, фигур: их черные одеяния, их черные боллы, их черные монстры, сотканные из мрака, отчаяния и тьмы, покемоны, не знающие ни добра, ни зла. Порожденные ночью, они навсегда покинули свет, живущие лишь в ночи, они мчаться и мчатся по просторам земли, не ведая усталости и страха, для них не существует никаких человеческих чувств, от них ни защиты, ни спасенья, нет смысла молить их о пощаде. А за ними скрывается седьмой, в сто крат превосходящий своих прислужников, воин «Темноты и Тумана». Вот-вот и он опрокинет свое величие и могущество на очередное беззащитное селение, сотрет в порошок всякое сопротивление, выполняя приказ, отданный ему свыше, с самой верхушки айсберга. А он… слабый, неуверенный, с надеждой на счастье, восстанет против принципов, встанет напротив детей тьмы и даст им отпор. Пусть безнадежный, но это будет отпор, а не позорное бегство, обреченное на провал. Страшно, но так заманчиво! Позор… Ведь, на самом деле, в том памятный вечер он просто испугался и спрятался в темном углу, надеясь на спасение. «Безумный трусливый щенок!» — часто ругал он себя, когда восходил к минувшим дням. Внезапно, раздался шорох и очень громкий, будто специальный, трест веток у кого-то под ногами. Дангерс спокойно открыл глаза и посмотрел вперед, там в проеме между, свисающих к тропе, ветвей, стояла фигура стройного мужчины, высокого и гордого, чей силуэт сейчас казался мраморным изваянием великого героя прошлого. Понита заметно занервничала, задергала головой, испуганно вскрикивала. Не крепко завязанные путы соскочили и конь спустился с привязи, дернулся — раздался торопливый перестук копыт, Понита удирала назад, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого незнакомца. Юноша не двигался и даже не обернулся, когда его покемон исчез за поворотом, лишь хладнокровно взирал на пришельца. Потянувшаяся было, к эфесу меча, рука, остановилась, словно в неуверенности, а затем и вовсе опустилась, мальчик заговорил:

— Капитан, что это все значит? — спокойно, угадывая ответ, заговорил юноша, обращаясь к безымянной фигуре. Она оставалась неподвижной, долго, очень долго она оставалась незыблемой, пока вдруг не сдвинулась, медленно выплывая из мрака, на свет, мертвый лунный свет. Лицо человека озарилось. Бледное и худое, оно принадлежало уже очень не молодому мужчине, стоявшему в самой середине лунной дорожки, вылезающей из-за придорожных кустов. Он изо всех пытался сохранить твердость голоса и спокойствие, сжимая кулаки за спиной, от наступающей бури эмоций.

— Фиростр, тебе нужно уходить… немедленно! — заговорил мужчина, повышая голос, почувствовав попытку собеседника что-то сказать. Он приостановился, ожидая ответа, но подросток молчал, слегка опустив взгляд, но не голову, она оставалась высоко поднятой. И когда тот уже собирался заговорить, капитан вновь продолжил, — Уходить, уходить и не останавливаться! Меня переводят в Джотто, я более не смогу тебе помогать, ты полностью превратишься в одного из нас…

— Но я хочу быть одним из Вас, — весьма неучтиво перебил речь капитана, юный воитель. Командир не двигался, он опустил взгляд, словно сожалея о чем-то. Мальчик смотрел на него с волнением, ожидая хорошей взбучки за нарушение этикета, но такой не последовало — он продолжил, — Моя судьба служить нашей организации, сражаться за неё, убивать если потребуется и найти покой из-за неё. Да… — говоривший на секунду прервался, увидев на себе тяжелый вопросительный взгляд, — Я хочу, нет… я мечтаю об этом… мне нужно это, капитан Малрон, пожалуйста…!

— Я принял решение, Фиростр… я лишаю тебя имени и освобождаю от своего командования, я имею на это право, сам знаешь, ты не имеешь возможности на пререкания!

— Но почему, я что плохо служил вам эти годы? Я где-то допустил промах? Кто спас Широ во время засады на берегах Лавинды, кто выручил вас с Иллрадом, когда ваших призраков перебили силы менталов? Кто?

— Ты… ты Танар Дангерс…

— Что? — на лице у юноши изобразилась такая гримаса ужаса и страха, что стоящий пред ним, невольно предстал самым настоящим воплощением зла.

— Что? Ты думал, что никто не узнает твоего истинного имени, если ты соврешь? Брехня! Знаешь ли ты, что случается с семьями тех, кто попадает в наши сети, — Малрон замолчал и отвернулся, на глазах появились слезы… установилось изматывающее молчание. Мужчина незаметно вытер влагу с лица и вновь заговорил, уже не оборачиваясь, — Беги на юг, в Орхидеус, там тебя будет ждать женщина, она узнает тебя. Ей можно верить, она поможет тебе.

Танар Дангерс молчал… он не мог говорить… Малрон уходил прочь, на север, ему же было суждено повернуть назад. Ноги подкосились, не выдержав напряжения, он упал ничком, раздавленный поражением, лишенный сил и всяких желаний; ни как не шли из головы мысли о самоубийстве, покончить с собой и навсегда прекратить душевные трепки! В руках блеснул короткий, самый обычный клинок, хорошо заточенный, готовый к схватке. Приятный скрежет металла всегда приподнимал настроение, сейчас он предал уверенности, — Дангерс гордо поднялся, развязал узел на шее и отстегнул плащ. Через мгновение, меч уверенно проткнул ему брюхо.

Стоял приятный бриз, благотворительное спокойствие в самой середине ночи, что было совсем редким явлением на восточном окончании Холодных Гор, словно кто-то нарочно поменял погоду. От бывалой бури не осталось и следа, воздух казался приятным, прохладным, по-зимнему свежим, не улавливалось никаких следов минувшего пожара. Дангерс открыл глаза и поежился — бока, руки, ноги, шея, затылок, поясница изнывали от боли, подросток с трудом подавил стон, постепенно переходя к оценке окружающего. Он лежал на удобных, словно отполированных каменных глыбах, накрытых сверху теплыми покрывалами, рядом горел костер, его тепло ощутимо помогало отогнать болезненный зуд. По другую сторону лежал кто-то еще, но не поднимая головы, Танар не мог ничего разглядеть. Прямо напротив костра, усевшись на ровном валуне сидел неизвестный науке покемон. Увидев его, юноша заметно занервничал. «Это же покемон, в конце концов!» — мысли не лезли из головы, минувшее вспоминалось смутно… «Драка, пожар… тот шаман… я его убил, где он?» Тут Дангерс вскочил, как укушенный, позабыв о всякой боли. Он ровно сел, покрывало под которым он лежал бессильно соскользнуло к ногам, он остался совсем беззащитным перед холодом. Ничем не прикрытое тело было глубоко изрезано во множественных местах, места ран покрывала хорошо сработанная перевязка — бинты в нескольких местах покраснели, но весьма в немногих. Танар не долго изучал свои ранения, его мучила неясная тревога, странное напряжение уже нарастало в воздухе и это он почувствовал. Пламя внезапно резко поменяло цвет на светло-зеленый, горячая волна гнева толкнулась в виски, он все вспомнил… Тренер заметно посмотрел на титана. Мьюту сидел, вытянув ноги, накидка была откинута в сторону, рядом лежал его клинок. Покемон смотрел на огонь, отрешенно и безмолвно, словно только что умер. Дангерс не решился ничего произнести, он забыл родную речь, лишь беспомощно оглядывался: в глаза попадались личные вещи, заботливо сложенные в стороне, торба с покеболами, танто и… бокуто, тот самый, которым Йо пытался одолеть своего соперника. Взгляд донесся до человека напротив, волосы юноши встали дыбом. Его охватил леденящий сердце ужас, голос провалился, крик умер на губах. На точно такой же глыбе, укрытый точно таким же покрывалом, лежал Йо. Голова перевязана, из-под края накидки, торчали еще бинты, видимо его раны были обработаны с тем же усердием, но главное… он дышал, спокойно, как дышат все люди во время приятных снов. Он был жив! С Танара буквально сняли многотонный груз, расцепили путы и сказали: «Ты свободен, продолжай жить!». Дангерс попытался встать, но тут же осел, ноги оказались слишком слабыми, измученными неистовой схваткой, при том они также были перевязаны. И тут он задумался… Почему он жив? Почему жив Йо? Чьими стараниями все закончилось столь хорошо? Ответ был, он сидел в трех метрах на два часа, но подросток до последнего момента отбивал его от себя, пока не сломался: