В расписании экзаменов испытание на везучесть стояло в самом конце. К тому моменту мы уже сдали остальные предметы и в последний день сессии взволнованной толпой томились перед закрытыми дверями.

Первой вызвалась идти Маша Лакина. Перед тем как войти, она взялась за дверную ручку и на мгновение застыла. После чего решительно распахнула дверь и скрылась в аудитории.

— Сейчас посмотрим, насколько везучая наша Машенька, — прокомментировал Пашка Букин, — если что — обязательно женюсь! Через минуту Маша вышла. — Десять! Все ахнули.

— Я следующий! — крикнул Пашка Букин и исчез за дверями. Обратно он вернулся уже с девяткой. За ним ринулись и остальные.

Я пошел где-то в середине. До сих пор моим одногруппникам везло, меньше шестерки не вытащил никто.

Перевернутые листики с оценками были разложены в несколько рядов на столе перед экзаменационной комиссией, во главе которой

сидел сам декан. Я занес руку над столом и прислушался к ощущениям. Я знал, что моя оценка обязательно даст о себе знать. Когда мне показалось, что руку как будто бы закололо, я схватил ближайший листочек и перевернул его. На обратной стороне оказался жирный черный ноль.

— Как вы понимаете, пересдач быть не может, — сказал мне декан, — эта оценка пойдет в зачет и повлияет на ваш итоговый балл. Расстроенный, я вышел в коридор.

Когда экзамен закончился, выяснилось, что завалили его только я и Оленька Удачина. Нам никто ничего не сказал, но мне показалось, что в глазах наших одногруппников мы стали выглядеть кем-то вроде заразных больных.

Когда все принялись решать, как и где будут отмечать успешное окончание сессии, я подошел к Оленьке и стал рядом.

— Не расстраивайся, Оля, — сказал я, — ничего страшного не произошло.

Она подняла глаза. Они были наполнены слезами.

— Мне всегда не везет, — всхлипнула Оленька, — я думала, хотя бы один балл будет или два, а тут… Она закрыла лицо руками.

— Не переживай, учеба — это не главное, — сказал я и тут же почувствовал, как глупо прозвучали мои слова. Оленька сдавленно зарыдала.

Тем же вечером мы гуляли с Оленькой одни по вечернему городу. Ходили по узким улицам, не обращая внимания на валивший с неба мокрый снег, пока наконец не зашли в маленькую кофейню. Там мы сели за столик и заглянули в меню.

— Двести шестнадцать сортов кофе, с ума сойти можно! — обрадовалась Оленька.

К нам подошла официантка с блокнотиком в руке. — Черный без сахара, — попросил я. Официантка чиркнула карандашом в своем блокнотике.

— И еще йеменский сорт «Ал-Моха», пожалуйста, — выбрала Оленька. Официантка виновато улыбнулась.

— Простите, «Ал-Моха» только что закончился, мне очень жаль. — Пусть будет тогда тоже черный без сахара. Оленька откинулась на спинку крохотного диванчика.

— Вот видишь, — сказала она, — мне никогда не везет. Этот экзамен только тому подтверждение. Правда, раньше об этом никто не знал, это было не важно, а сейчас о моем невезении узнают все.

— Мне кажется, ты напрасно переживаешь. Этот экзамен ничего нам не добавил и не убавил, мы остались такими же, как были раньше. Все нормально.

— Нет, — сказала Оленька, — не все нормально.

Она оказалась права. После того, как мы с ней получили колы по везучести и во втором семестре, наши одногруппники старались обходить нас стороной. И хотя они по-прежнему оставались натянуто приветливыми, иметь с нами какие-либо общие дела они боялись.

В третьем семестре мы с Оленькой уверенно вытянули по тройке и приободрились, однако уже в четвертом нам пришлось довольствоваться лишь двойками.

Один раз я попытался схитрить на экзамене — занес руку над листиками с оценками, дождался привычного покалывания в ладони, но листик схватил с противоположного края стола. Однако это не помогло, и в моей руке оказался предательский кол.

Наши одногруппники шли в основном ровно — шесть-семь баллов, одни Машка Лакина да Пашка Букин получали только девятки и десятки. Пашка, как и обещал, сделал Машке предложение и женился. Они даже не стали дожидаться окончания учебы.

Мы с Оленькой также начали подумывать о свадьбе. Наша катастрофическая неуспеваемость по везучести нас очень сблизила.

Тем временем в стране стало зарождаться движение неудачников. Они требовали отмены нововведенного экзамена, аргументируя это недопустимостью искусственного разделения общества на везучих и невезучих. Но их протест оказался

безуспешным, постепенно регулярное тестирование на везучесть стало обязательным для всех государственных предприятий, а позже и частных фирм. Никто не хотел видеть у себя сотрудников, лишенных хотя бы маломальской способности притягивать удачу. Увеличилась безработица.

Многие проблемы нас с Оленькой до поры до времени не касались, но пять лет нашей учебы пролетели незаметно, и настал тот день, когда нашей группе вручили дипломы с итоговыми баллами по всем дисциплинам. В том числе и по везучести.

Тот день, шесть лет назад, изменил мою жизнь. Что такое безработица, я теперь знаю не понаслышке. Ни одна фирма не желает видеть меня в числе своих сотрудников, и виной тому, конечно, средний балл по везучести — один с половиной. Некоторые руководители, бывало, проявляли ко мне милосердие и предлагали закрыть глаза на мои неудачи в период обучения, но только при условии, что я вытяну себе допустимый балл на их глазах. Стоит ли говорить, что ничего хорошего из этого не выходило.

Со временем мы с Оленькой переехали жить в специальный для таких, как мы, квартал. Питаемся и одеваемся на пособие. Ждем ребенка и часто фантазируем, на кого он будет похож. Говорят, гены передаются через поколение. Мы на это очень рассчитываем. А вдруг нам повезет?

Моя бабушка поверила в Бога, после чего перестала заниматься колдовством и улетать по ночам. Вместо этого она усердно читала Библию и молилась.

Бывшие подруги, седые и морщинистые ведьмы, сильно гневались:

— Одумайся, Ядвига! — трясли они крючковатыми пальцами.

— Покайтесь, пока не поздно, — отвечала им бабушка.

Старухи злобно шипели, брызгая слюной, и уходили ни с чем. Вечерами бабушка рассказывала мне о Боге.

— Иисус любит нас. Он исцелил мою ногу, милый. Это чудо.

Я гладил черного кота и молча слушал. Мне нравилось, что бабушка не бранилась, как прежде, и не грозила посадить меня в печь на большой лопате.

Наша небольшая избушка на курьих ножках сильно преобразилась. Пыльные склянки с волшебными зельями на полках сменили труды Лютера и Сперджена. С потолка исчезла вековая паутина, а окна освободились от плесени. В избушку вернулся свет.

Каждое воскресение к нам приходили гости. Они рассаживались на полу, и бабушка объявляла

начало богослужения. Морские сирены пели гимны хвалы, сутулый Леший проповедовал слово Божье. Всем было радостно.

После собрания мы пили чай. Соловей-разбойник, развалившись на ковре, насвистывал «Shout to the Lord». Гномы шумно спорили по поводу сложных мест в Писании. Так продолжалось до вечера, и никому не хотелось расходиться.

Со временем бабушкин приход увеличивался. Водяной крестил новообращенных в реке, и они становились членами нашей церкви «Сказочная Благодать». Последними крестились привидения, их долго не могли найти, пока и они, наконец, не услышали спасительное евангелие. Просто настало время, и нечисть очистилась.

Мы сядзелі з Пашам у кавярні, пілі гарбату і палілі. Ён распавядаў мне пра свой сон.

— Снілася, быццам у мяне выйшла кніга і была яе прэзентацыя ў Маскве. На ёй прысутнічаў Бегбедэр і яшчэ нейкія вядомыя аўтары. Памятаю, што адчуваў сябе багатым і шчаслівым, а як прачнуўся — нічога. Ні грошай, ні кнігі. Вось так вось.