Полдень уже подходил к концу, прежде чем президент закончил различные дела в своем кабинете.

— Именно сегодня вечером должен состояться их грандиозный митинг, не так ли? — спросил он Мигуэля.

— Да, — подтвердил секретарь, — в здании ратуши. Саврола собирается выступить.

— Вы приняли меры против оппозиции?

— Некоторые силы тайной полиции, по-видимому, будут контролировать ситуацию. Полковник Сорренто организовал это. Но я думаю, что члены партии сеньора Савролы недовольны им.

— Это ничего не значит! — заявил Молара, — Мне известно его могущество. Его слова проникнут в самые сердца людей и всколыхнут их. Он обладает невероятной силой. Он умеет воздействовать на толпу, для него нет ничего невозможного. Будь он проклят! Мы должны принять все меры предосторожности. Я полагаю, что войскам приказано вооружиться?

— Полковник приходил сюда утром; он сказал мне, что все подготовлено.

— Это замечательно! — удовлетворенно сказал президент. — Он знает, что его собственная безопасность находится под угрозой. Где я ужинаю сегодня вечером?

— Вместе с сеньором Лоуве в здании Министерства внутренних дел. Там состоится официальный ужин.

— Как же все это отвратительно! Впрочем, есть один плюс: у него приличный повар. И сегодня вечером любопытно будет на него посмотреть. Он впадает в неописуемую ярость, когда разлагольствует Саврола. При этом Лоуве становится просто смехотворным. Я ненавижу трусов, но жизнь с ними забавнее.

Президент пожелал секретарю спокойной ночи и покинул кабинет. За дверью он встретил Люсиль.

— Дорогая, — сказал он, — сегодня я ужинаю не дома. Официальный ужин должен состояться у Лоуве. Будет очень скучно, но я должен пойти. Возможно, я вернусь домой поздно. Так жаль, что я покидаю тебя в такое время, но в эти трудные дни моя душа едва ли мне принадлежит.

— Не беспокойся, Антонио, — ответила она. — Я знаю, как ты занят на работе. Что произошло в связи с этим английским делом?

— Мне совершенно не нравится вся эта ситуация, — откровенно признался Молара. — У них у власти находится правительство Джинго. И оно послало корабли в ответ на нашу ноту, что особенно неприятно. Теперь я вынужден отправить туда флот, и это в такой момент… — Он тяжело вздохнул.

— Я сказала сэру Ричарду, что мы должны обдумать ситуацию, сложившуюся здесь, и депеша была предназначена, чтобы решить вопросы внутри страны, — сказала Люсиль.

— Я думаю, — начал размышлять президент вслух, — что английское правительство тоже вынуждено следить за тем, чтобы электорат был доволен. Это министерство состоит из консерваторов. Они просто вынуждены вести борьбу за границей, чтобы отвлечь общественность от нового законодательства… Есть что-нибудь еще, Мигуэль? — последние слова президента относились к возникшему словно ниоткуда секретарю.

— Да, сэр, только что прибыл пакет с несколькими важными депешами, требующими вашего немедленного внимания.

В какой-то момент президент почувствовал желание послать Мигуэля вместе с его депешами к дьяволу, но он сдержал свои эмоции.

— Ладно, я сейчас приду. Мы увидимся во время завтрака, моя дорогая. А пока до свидания. — И он удалился с какой-то натянутой вымученной улыбкой.

Вот так обычно и получается, что великие люди рискуют своей жизнью, чтобы достигнуть власти, которая затем не доставляет им удовольствия. И тем не менее, они затем часто погибают, пытаясь удержать ее.

Люсиль снова осталась одна, когда она так нуждалась в общении и сочувствии. Она ощущала неудовлетворенность жизнью вообще. Это был один из тех моментов, когда жизненные радости и неудачи кажутся одинаково ненужными и ничтожными. Она стремилась найти спасение в каком-нибудь приключении. План, который она придумала прошлой ночью, принял четкую форму в ее мыслях. Да, она должна услышать его выступление. Люсиль вошла в свою комнату и позвонила. Служанка пришла очень быстро.

— В какое время должен состояться митинг сегодня вечером?

— В восемь часов, ваше высочество, — ответила девушка.

— У вас есть пропуск на него, или приглашение, или что там еще?

— Да, мой брат…

— Ну тогда отдайте его мне; я хочу услышать речь этого человека. Он будет осуждать правительство. Я должна там присутствовать, чтобы обо всем доложить президенту.

Служанка выглядела крайне изумленной, но смиренно отдала листовку с воззванием, являвшуюся формальным пропуском на митинг. Она служила у Люсиль уже в течение шести лет и была глубоко предана своей молодой и красивой повелительнице.

— Что наденет ваше высочество? — это был единственный заданный ею вопрос.

— Что-нибудь темное, с плотной вуалью, — сказала Люсиль. — Только никому об этом не говорите.

— О нет, ваше высочество!

— Даже вашему брату.

— О нет, ваше высочество.

— Всем остальным, кто будет мною интересоваться, скажите, что у меня разболелась голова и я легла в постель. А вам необходимо будет уйти в свою комнату.

Служанка торопливо достала платье и шляпу. Люсиль почувствовала трепет, навеянный ее смелым решением. Это было увлекательное приключение, она получит ценный опыт, более того, она увидит его. Ее немного пугала толпа, но она вспомнила, что женщины часто ходили на подобные демонстрации и множество полицейских будут поддерживать порядок. Она поспешно надела вещи, которые принесла служанка. Спустившись по лестнице, она вошла в сад. Уже настали сумерки, но Люсиль без труда дошла до небольших закрытых ворот, встроенных в стене, и открыла их ключом.

Она вышла на улицу. Вокруг было очень тихо. Мерцали газовые фонари, их огни почти сливались вдали. Несколько человек спешили в направлении ратуши. Люсиль последовала за ними.

Ратуша была гигантским зданием, где в течение многих лет проводились все общественные мероприятия жителей Лаурании. Каменный фасад этого сооружения был ярким и презентабельным, но само здание состояло лишь из огромного зала и нескольких небольших комнат и кабинетов. Зал был способен вместить около семи тысяч человек. Его отштукатуренное покрытие опиралось на железные балки. Зал был хорошо освещен газовыми фонарями. Без излишней внешней помпезности он отлично соответствовал своей цели.

Люсиль попала в поток людей, входивших в здание, и вместе с ними она оказалась в центре зала. Она хотела найти для себя место, но в ожидании огромной толпы все стулья были вынесены из основной части зала, и люди были вынуждены стоять. В этой неразрывной людской массе она ощутила себя крошечной и ничтожной. Она не могла двигаться, вырваться обратно было почти невозможно.

Это было потрясающее зрелище. Зал, украшенный флагами, был заполнен до предела. Длинная галерея, тянувшаяся с трех сторон, оказалась забитой людьми до самого потолка. Золотистый свет газовых рожков освещал тысячи лиц. Большинство собравшихся составляли мужчины. Но Люсиль с облегчением заметила, что здесь присутствовали и несколько женщин. Как обычно, на трибуне, расположенной в дальнем конце зала, был виден стол и традиционный стакан воды. Перед трибуной толпились два длинных ряда репортеров, заранее приготовивших блокноты и карандаши. Это был своего рода оркестр. Позади были сосредоточены целые ряды стульев, где сидели многочисленные делегаты, чиновники и секретари различных политических клубов и организаций. Каждого из них выделял особый значок и ленточка организации, которую он представлял. Море изо всех сил старался показать непоколебимое могущество партии, и, конечно, ему удалось организовать самую грандиозную демонстрацию в истории Лаурании. Здесь были представлены все политические силы, выступавшие против правительства.

Послышались громкие крики толпы, прерываемые возгласами и патриотическими песнями, исполнявшимися хором. Вдруг часы на башне ратуши пробили торжественный момент. В то же самое время через дверь, расположенную справа от трибуны, вошел Саврола в сопровождении Годоя, Море, Рено и нескольких других выдающихся лидеров демократического движения. Он прошел вдоль ряда стульев и наконец подошел к стулу, стоявшему справа от стола, сел и оглянулся вокруг. Разразился шквал нестройных криков, и казалось, что в толпе не было даже двух человек с одинаковыми взглядами. В какой-то момент были слышны какие-то неясные возгласы, за которыми последовали гиканье и вопли. На самом деле среди участников митинга проявлялись непримиримые разногласия. Представители крайних фракций реформистской партии, считавшие посещение Савролой бала актом подлейшего предательства, встретили его яростным воем. Более умеренные члены партии приветствовали его как самого надежного человека, к которому можно прильнуть в периоды гражданских потрясений. Делегаты и важные чиновники, занимавшие стулья на трибуне, хранили молчание с угрюмым видом, словно ожидая объяснений и не веря в их обоснованность. Наконец крики прекратились. Годой, сидевший на стуле, встал и произнес короткую речь, в которой он упорно избегал неодобрительных высказываний о Савроле. Он говорил только о развитии партийного движения. Годой говорил четко и ясно, но никто не хотел слушать его. Все вздохнули с облегчением, когда он закончил свою речь и попросил «нашего лидера» Савролу обратиться к народу.