Старая добрая душа выглядела ужасно расстроенной. Теплые простыни, ласковый огонь в камине, горячий суп — это были маленькие радости, которые она любила дарить другим, и ей доставляло удовольствие быть просто прислугой.

Они сидели и разговаривали, но не так, как раньше. Ведь они уже все знали о своей взаимной симпатии друг к другу. Луна в небе поднималась все выше и выше, и от нежного ветра трепетала листва пальмовых деревьев, которые росли в саду. Они оба особенно не задумывались о будущем, и их не очень волновала задержка экипажа.

Наконец безмолвие ночи и течение их разговора были прерваны грохотом колес по булыжной мостовой.

— Ну наконец-то, — сказал Саврола без всякого энтузиазма.

Люсиль встала и заглянула за парапет. Лошади мчались почти галопом. Экипаж внезапно остановился у двери, и какой-то мужчина выпрыгнул из него. Громко зазвонил звонок. Саврола порывисто взял ее за руки.

— Увы, мы должны расстаться, — сказал он. — Когда же мы встретимся снова, Люсиль?

Она ничего не ответила, и даже при лунном свете невозможно было разглядеть выражение ее лица. Саврола повел ее вниз по лестнице. Когда он вошел в гостиную, вдруг распахнулась другая дверь, и в комнате внезапно появился незнакомый мужчина. Увидев Савролу, он резко остановился и почтительно снял шляпу. Это был посыльный от Море.

В значительной мере сохраняя присутствие духа, Саврола закрыл за ним дверь, оставив Люсиль во мраке лестницы. Она испуганно ждала; дверь была очень тонкой.

— Мой господин, сэр, — сказал незнакомец, — велел мне передать вам это как можно скорее. Я должен отдать это вам в руки. Прочесть следует немедленно.

Послышался звук разрываемой бумаги, затем возникла пауза, после чего раздался возглас удивления, и наконец Саврола ответил с твердостью, за которой скрывается сильное, яростное чувство, сдерживаемое лишь благодаря самоконтролю:

— Большое спасибо; скажите, что я буду ожидать их здесь. Оставьте экипаж; идите пешком; подождите, я сам помогу вам выйти.

Она услышала, как открылась другая дверь и раздались их шаги, когда они спускались вниз. Тогда она повернула ручку двери и вошла. Что-то случилось, что-то внезапное, неожиданное, необычайно важное. Его голос, который по странному стечению обстоятельств она уже так хорошо знала, поведал ей обо всем. Конверт валялся на полу. А на столе — на том самом столе, где рядом находились пачка сигарет и револьвер, лежал наполовину свернутый листок бумаги, словно в нем скрывалась какая-то важная тайна.

Какими тонкими, многообразными и сложными бывают мотивы человеческих действий. Она ощутила всем своим существом слабое прикосновение к ней этого листка бумаги. Она знала, что от него зависела его судьба. Их интересы были антагонистическими. Однако она не осознавала, почему ее охватило такое безумное непреодолимое любопытство. Она разгладила листок бумаги. Торопливо написанное сообщение было кратким. В нем говорилось:

«В только что полученной мною закодированной телеграмме сказано, что сегодня утром Стрелитц перешел границу вместе с двумя тысячами человек. В настоящее время они продвигаются сюда через Тургу и Лоренцо. Наш час пробил. Я вызвал Годоя и Рено, и немедленно приведу их сюда. Ваш, несмотря ни на что, Море».

Люсиль почувствовала, как кровь приливает к ее сердцу; ей уже послышались выстрелы. Да, действительно, пробил час. Роковой листок бумаги заколдовал ее; она не могла отвести от него глаз. Внезапно дверь открылась, и вошел Саврола. Шум, волнение и, в первую очередь, понимание того, что ее обнаружили, окончательно надломили ее душу, и она испуганно застонала. Он немедленно оценил ситуацию.

— Синяя борода, — шутливо сказал он.

— Государственная измена, — ответила Люсиль, охваченная гневом, в котором она находила спасение. — Итак, вы выступите и погубите нас этой ночью, великий конспиратор!

Саврола вкрадчиво улыбнулся. Он снова великолепно владел собой.

— Я отправил посыльного пешком, а экипаж находится в вашем распоряжении. Мы долго проговорили; теперь уже три часа пополуночи. Вашему высочеству больше нельзя откладывать возвращение во дворец. Это было бы очень неблагоразумно. Кроме того, как вы понимаете, я ожидаю посетителей.

Его спокойствие привело ее в исступление.

— Разумеется, — ответила она, — президент обязательно пришлет к вам посетителей — полицию.

— Ему еще не будет известно о готовящемся выступлении.

— Я расскажу ему об этом, — ответила она.

Саврола нежно улыбнулся.

— О нет, — сказал он, — это было бы несправедливо.

— В любви и на войне все справедливо.

— А что у нас в данном случае?

— И то и другое, — прошептала она и разрыдалась.

Затем они спустились по лестнице. Саврола помог ей сесть в экипаж.

— Спокойной ночи, — пожелал он, хотя уже наступило утро. И еще он сказал ей: «До свидания».

Но Люсиль, не зная, что сказать, подумать или сделать, продолжала безутешно плакать, когда экипаж двинулся в путь. Саврола же запер входную дверь и вернулся в комнату. Он почему-то не чувствовал, что его тайна будет раскрыта.

Саврола едва успел выкурить сигарету, как начали прибывать лидеры революции. Море появился первым. Он неистово зазвонил в звонок, топая ногами на ступеньке крыльца. Наконец звонок был услышан, и дверь отворили. Он помчался наверх, перепрыгивая через три ступеньки, и стремительно ворвался в комнату, дрожа от волнения.

— Ах! — воскликнул он. — Настало время, когда необходимы дела, а не слова! Мы достанем мечи ради благородного дела. Я готов немедленно взяться за оружие. Фортуна — на нашей стороне.

— Разумеется, только не стоит так кричать: ночь на дворе, — охладил его пыл Саврола. — Возьмите немного виски, содовую найдете в буфете. Это хороший напиток, когда вытаскивают меч. Действительно, самый лучший.

Море несколько смутился, повернулся и, подойдя к столу, начал открывать бутылку содовой воды. Когда он наливал виски, послышался звон бокала и бутылки, и это выдавало его волнение. Саврола тихо засмеялся. Быстро повернувшись к нему, его взволнованный соратник старался скрыть свои страсти, но на него нахлынул новый взрыв чувств.

— Я все время говорил вам, — заявил он, высоко подняв бокал, — что применение силы — это единственное решение проблемы. Все произошло так, как я предсказывал. Я пью за это. Война, гражданская война, сражение, убийства и внезапная смерть — только такими средствами может быть завоевана свобода!

— Эти сигареты оказывают удивительное успокаивающее воздействие. В них нет опиума — они такие ароматные, свежие египетские сигареты. Я получаю их из Каира каждую неделю. Их изготавливает маленький пожилой человечек, с которым я познакомился три года назад. Его зовут Абдула Ракоуан.

Он протянул пачку Море. Тот взял одну сигарету. По-видимому, сам процесс ее зажигания в какой-то мере успокоил его. Он сел и начал с упоением курить. Саврола наблюдал за ним спокойно и невозмутимо, задумчиво глядя на кольца дыма, клубившиеся вокруг него. Вскоре он заговорил.

— Итак, вы радуетесь тому, что грядет война и люди будут убиты?

— Я рад, что наступит конец этой тирании.

— Помните, что мы платим за каждое удовольствие и каждый триумф, достигнутый в этом мире.

— Что ж, я испытаю свой шанс.

— Поверьте мне, я был бы очень рад, если бы мог с уверенностью сказать, что вас минует такая судьба. Но, тем не менее, за все действительно надо платить. И за все радости в жизни люди платят авансом. Здесь подходят принципы разумного финансирования.

— Вы что подразумеваете? — спросил Море.

— Вам хочется преуспеть в этом мире? Вы должны работать, в то время как другие люди развлекаются. Вы стремитесь заслужить репутацию мужественного человека? Вы должны рисковать своей жизнью. Вам хочется быть сильным морально или физически? Вы должны сопротивляться соблазнам. Все это и есть расплата авансом. Именно такие принципы наблюдаются в сфере перспективного финансирования. А теперь посмотрите на другую сторону медали; расплата за неприятности происходит впоследствии.