Только войдёшь в дикий сад, а красная птичка к тебе с вопросом: «Дядя Витя? Дядя Витя?» Ясным таким звонким разборчивым свистом: «Дядя Витя?»
— Нет, — отвечаю. — Я дядя Коля!
А птичка не отстаёт: «Ты Витю видел? Ты Витю видел?»
— Не видел! — сержусь я. — И видеть его не хочу!
А птичка своё: «Витю видел — куда пошёл?»
И никуда от птичек не деться. Уйдёшь от одной — на пути другая встречает. Тоже спрашивает: «Дядя Витя? Ты Витю видел?»
С утра до вечера по всему дикому саду разыскивают красные птички неуловимого таинственного дядю Витю и никак не могут найти. Всё встречных расспрашивают, а те и сами не знают.
Кукушкины годы
Для песни кукушке нужен звонкий лесок: чтобы голос стал упруг и звучист. Есть в лесу такие уголки: всё там звенит — и птицы и ветер.
Любят кукушки чужие годы считать. Уж и дроздам надоест свистеть, утонут кусты в ночном тумане, а они всё кричат да кричат.
Стоим мы в звонком борке, и над нами кричит кукушка. Сидит она на чёрной сосне, над которой дрожит звезда. Сидит и кланяется зелёной заре: чуть приподнятый хвост, чуть обвислые крылья и набухшее толстое горло. Это умелый крикун. Сосновый борок подхватывает крик, делает его громче и мчит к заре за зубчатую полосу леса. А оттуда — из далека-далека! — отвечает ему другая кукушка. «Ку-ку» да «ку-ку» — и складно, и ладно, и точно в такт.
Наш стро́ит «ку-ку-ку!» — и другой строит. Наш крикнет вдруг «хо!» — и чужой откликнется «хо!» И не собьётся, не перепутает, не опередит. Такое у них согласие, такой ритм, — слушал бы до утра.
Уж много звёзд над чёрной сосной. Затухла заря. Не видно стало, зато слышно-то как! Все другие кукушки умолкли, а наша кричит: уж больно соперник упрям, не одолеть никак!
Давно мы со счёта сбились, давно разгадали тайну ответного крика. Вторит нашей кукушке не соперник, а лесное далёкое эхо, перекликается она сама с собой, сама себя, хочет перекричать.
И годы падают в лес, как весомые чистые капли. Кукушкины годы — звонкие, как борок, чистые, как заря, и долгие, как лесное тягучее эхо.
Жить бы да слушать, слушать да жить!
Крутые меры
У пеночки-зарнички клюв до того маленький, что только комар в нём и поместится. Сразу много еды в клюве не принесёшь. А птенцов в гнезде пять. И у каждого рот — кулёк! Сколько в него ни суй, всё равно мало. Одному комара отдашь — другие голодные. На всех разделишь — все голодные. Как разинут свои кульки: «Мне, мне, мне!»
Вот пеночка и хитрит. Одному в рот комара сунет, а другому пустой клюв. Вроде успокоительной соски! Так и бьётся одна с пятью: кто комара глотает, кто соску дёргает.
Скоро птенцы оперились, пора из гнезда прыгать. А им неохота! В гнезде и тепло, и уютно, и сытно. А в сырых да холодных кустах ещё неизвестно что.
— Ах так! — рассердилась пеночка. И улетела.
Конечно, это я сказал за неё «ах так». Может, я и не точно перевёл её выкрик. Но только она и в самом деле вдруг перестала выманивать птенцов из гнезда, пискнула и улетела.
Сперва птенцы даже обрадовались: никто не беспокоит. Но скоро проголодались и дружно заёрзали. «Эй, кто тут нас должен кормить?»
Муха у гнезда покрутилась — птенцы так к ней шеи и вытянули. Но муха сама в рот не лезет. Бабочка у гнезда запорхала — птенцы ей навстречу рты разинули, словно «ура» прокричали! Заглянула в гнездо птичка-чечевичка — и у неё стали клянчить: «Дай же чего-нибудь, дай!» Но никому до них дела нет.
Стали тогда друг у друга выпрашивать. Только один пошевелится — все к нему с раскрытыми ртами. А у того у самого рот до ушей и даже трясётся от нетерпения.
И вот, когда уже не знали, у кого и просить, появилась мама-пеночка с гусеницей. С зелёной, как леденец. Не успела она и позвать, как птенцы наперегонки стали выпрыгивать из гнезда ей навстречу! Ни холод, ни сырость уже нипочём: «Мне, мне, мне!»
Проучила пеночка упрямых птенцов. А что ей было делать? Одна она, и в клюве только один комар помещается. А их пятеро, и каждый ростом уже с неё!
Вечером вся семейка собралась на одной ветке. Прижались друг к другу, сытые и довольные. Даже соски не просят!
Белые страницы
Исписаны синим по белому. Пишутся чаще ночью, а читаются по утрам. Хочешь читать — не очки надевай на нос, а лыжи на ноги. Да по строчке бегом.
Тянется, тянется строчка, и вдруг норка — точка. Сорока хвостом поставила знак восклицательный. Мышь многоточие настрочила. Воробей двоеточия наскакал. Всё читается без запинки.
Справочное бюро
Справочное бюро для тех, кто плохо разбирается в следах на снегу. Если вам встретятся в лесу следы, похожие на эти, то знайте (фото помещены в порядке перечисления).
Этот след можно встретить только в глухом лесу. Он тянется по чаще, по окраинам болот, среди густых молодых ёлочек. Это след осторожной лесной кошки — рыси.
Тут пробежал заяц-беляк (слева), а рядом проскакала куница.
Вот это следы двух тетеревов. Они похожи на куриные, но поменьше.
Это следы горностая по глубокому снегу.
А это — зайца-беляка.
Это след лисицы — ровная строчка по белому полю.
А это следы белки. К весне белки чаще спускаются на снег и бегают сразу по две и по три вместе. Тогда следы их тянутся рядом.
Лесные пословицы и поговорки
Спрятался паучок под грибной шляпкой и… попал в рассол!
Рыжая лисица, чёрная лисица — всё равно лисица!
Против сотни воробьев довольно одного ястреба.
Громче всех сойка кричит, да редко права бывает.
Лучше слушать одного соловья, чем сотню воробьев.
Не оттого галка чёрная, что в трубе гнездится.
Паук тем и жив, что сети плетёт.
Красота мухомора мух не радует.
Раззадорится воробей, так и кота не боится.
Может, потому лягушка земноводная, что не поймёт, где лучше?
* * *
— Сознайся, Лесовичок, в приметы веришь небось?
— Верю, верю! Мне без примет ни попить, ни поесть. Ни зиму перезимовать, ни лето пролетовать. «Зелена трава — недалече вода», «Коли грачи прямо на гнёзда прилетели, дружная весна будет». Да всё не перескажешь. А что, у вас, у людей, тоже приметы есть?
— Есть и у нас.
— Ну-ка, ну-ка!
— «Сыч на дому кричит — к отъезду».
— Ха-ха-ха!
— «Летучая мышь в окно залетит — к беде».
— Ха-ха-ха!
— «Заяц мечется по деревне — к пожару».
— Ха-ха-ха!
— Чего ты, Лесовичок, так развеселился?
— Ха-ха-ха!
— Ну, хватит, хватит. Ещё заболеешь…
— Ох, уморил! Вот так приметы! Да это же совам на смех — одни суеверия! И до чего ж вы, люди, нас, лесных жителей, плохо знаете. Чего только на наши бедные головы не напридумывали! Ну объясни ты мне, мил человек, за что вы, к примеру, зайца косым зовёте? Только и слышишь: «заяц косой», «заяц косой». И говорят, и пишут, и рисуют. А ведь он, заяц-то, вовсе и не косой! И не был косым никогда. И серым не был. «Трусишка зайка серенький». И трусишкой не был. Это медведь с перепугу околеть может, а заяц — никогда!