Когда я отвязал веревку и спустил туши, бабочки разлетелись, смешавшись с роем черных мух, мерзко жужжавших над головой. Вонь стояла непереносимая, но приходилось признать очевидное: большие туши, конечно же, были более сильным магнитом, чем приманка в ловушке. Наша главная задача — съемка ящеров, а для этого их надо было выманить из джунглей. Кряхтя, я потащил зловонное мясо к месту, которое хорошо просматривалось из нашего укрытия. Там я вбил поглубже в русло прочный кол и привязал к нему мясо: драконы не смогут уволочь его в кустарник, а будут вынуждены лакомиться им перед объективом. Завершив труд, я вернулся к Чарльзу и Сабрану, уселся под навесом в укрытии и стал ждать.

Солнце немилосердно палило сквозь ветви, и, хотя мы сидели в тени, дышать было нечем. Чарльз обмотал лоб носовым платком, чтобы пот не капал на видоискатель. Халинг с друзьями сидели сзади, довольно громко болтая. Кто-то чиркнул спичкой и закурил. Другой подвинулся и сел на сухую ветку — раздался такой треск, что мне показалось, над ухом выстрелили из пистолета. Я раздраженно обернулся и приложил палец к губам. Они удивились, но замолчали. Я осторожно глянул сквозь дырку в укрытии. Песчаное дно сверкало так, что было больно смотреть. В ту же секунду один из островитян снова заговорил. Я повернул голову и сказал сердитым шепотом:

— Шум — очень плохо. Идите в лодку. Мы придем, когда кончим работу.

Немного обиженные, они встали и исчезли в зарослях…

Наступила тишина. Где-то вдалеке хрипло прокукарекал дикий петух. Несколько раз со свистом, как пуля, проносились голуби[16], пурпурно-красные сверху и зеленые снизу, исчезая в туннеле над руслом реки. Мы ждали, боясь шевельнуться. Все было готово к встрече дракона: камеры, кассеты с пленкой и целая батарея сменных объективов. Не было только артиста. Как все кинозвезды, он не мог обойтись без фокусов.

Прошло минут пятнадцать. Тело у меня затекло от сидения в неудобной позе. Я совершенно бесшумно (как мне казалось) вытянул одну ногу и поджал другую. Чарльз по соседству заерзал под камерой и высунул поудобнее длинный черный объектив, оборвав пару листьев, мешавших обзору. Сабран пристроился рядом с Чарльзом. Пребывание в пятнадцати метрах от кучи гниющего мяса придавало ожиданию особую пикантность — думаю, я правильно выбрал слово…

Мы просидели в абсолютной тишине еще полчаса. Неожиданно за спиной послышался какой-то шорох. Опять наши неугомонные попутчики, с возмущением подумал я. Чего им не сидится у моря! Очень медленно, стараясь не производить шума, я повернулся, собираясь призвать ребят к терпению и отправить их обратно в лодку. Чарльз и Сабран сидели как вкопанные, глядя на приманку. Я развернулся вполоборота и понял, что ошибся: шорох производили не люди.

Прямо передо мной, меньше чем в пяти метрах, стоял, прильнув к земле, дракон. Он был огромен. От узкой головы до конца волочащегося хвоста было метра три, не меньше. Ящер стоял так близко, что на его черной морщинистой шкуре можно было различить каждую блестящую чешуйку. Казалось, шкура была ему не по росту и свисала складками по бокам и на шее. Тяжелое тело опиралось на кривые лапы. Дракон чуть приподнялся над землей, угрожающе вздернув голову. Линия его жуткой пасти загибалась кверху в сардонической ухмылке, а огромный, раздвоенный желто-розовый язык беспрерывно вылетал и скрывался между полусомкнутыми челюстями. Нас отделяли от дракона лишь несколько маленьких деревьев и пять метров покрытой листьями земли. Я толкнул Чарльза. Тот обернулся, увидел дракона и, в свою очередь, толкнул Сабрана. Теперь мы втроем уставились на чудовище. А оно уставилось на нас.

В таком положении он не сможет пустить в ход свое самое грозное оружие — хвост. Мы с Сабраном сидели под деревьями, так что, если он бросится, мы сумеем забраться наверх. Я почему-то не сомневался, что очень быстро вскочу на дерево, если понадобится. Бедняга Чарльз, сидевший между нами, находился в худшем положении.

Дракон застыл, словно бронзовое изваяние. Только язык метался взад и вперед.

С минуту мы просидели не шелохнувшись, никто не произнес ни слова. Внезапно Чарльз тихо засмеялся.

— Знаешь, — прошептал он, не отрывая взгляда от монстра, — он, наверное, стоит здесь уже минут десять. Стоит и думает: эти дуралеи надеются, что я пойду за приманкой, а я возьму и слопаю их!

Дракон тяжко вздохнул, словно мы разгадали его замыслы, медленно подогнул лапы и распластался веем телом на земле.

— Похоже, с ним молено поладить, — прошептал я в ответ. — Давай снимать прямо здесь. Выйдет неплохой портрет.

— Не могу, у меня надет телевик. С такого расстояния вместо портрета получится одна правая ноздря.

— Может, рискнем и поменяем объектив?

Чарльз дотянулся до кофра, вытащил широкоугольный объектив и, стараясь не делать резких движений, прикрутил его к камере. Потом быстро повернул аппарат, навел резкость и нажал кнопку пуска. Тихое жужжание камеры показалось нам оглушительным, но чудовище даже не дрогнуло. Оно продолжало с надменным видом разглядывать нас в упор своими черными, немигающими глазами. Дракон словно понимал, что он — самый могучий зверь на Комодо, что он — король острова и ему некого здесь бояться. Желтая бабочка покружила над головой монстра и села ему на нос.

— Глупо получается, — произнес я чуть громче. — Он что, не понимает, зачем мы соорудили укрытие?

Сабран засмеялся:

— Это очень о’кей, туан.

Козье мясо благоухало вовсю; я вдруг сообразил, что мы сидим как раз между драконом и приманкой, причем ветер дует в нашу сторону. Поэтому-то ящер и появился у нас за спиной: он не ошибся адресом.

Не успела эта мысль осенить меня, как с реки донесся подозрительный шум. Я оглянулся и увидел, что по песку к тушам ковыляет молодой дракончик. Он был не больше метра в длину и куда светлее взрослого собрата, лежавшего по соседству с нами в раздумье, с чего начать — со свежатины или дохлятины. На хвосте у юного ящера были темные кольца, а на лопатках и передних лапах — оранжевые пятна, остальная шкура была серой. Он быстро двигался характерной «крокодильей» походкой, виляя туловищем из стороны в сторону, шевеля губами и улавливая запах длинным желтым языком. Козье мясо указывало направление.

Чарльз дернул меня за рукав и молча кивнул налево. По высохшему руслу спешил к приманке еще одни монстр. Он выглядел даже крупнее первого. Теперь мы оказались в компании сразу трех драконов — об этом можно было только мечтать!

Лежавший сзади варан тяжко вздохнул снова, заставив обратить на себя внимание. Он подобрал лапы и оторвал от земли туловище, потом сделал несколько шагов в нашу сторону и начал осторожно обходить нас. Мы смотрели на него во все глаза. Ящер приблизился к берегу и сполз вниз. Чарльз, приникнув к кинокамере, не выпускал его из объектива, сопя при этом, как дракон.

Напряжение разом спало, и мы захохотали как безумные.

Вся троица принялась пожирать мясо. Было отчетливо видно, как они свирепо раздирают тушу. Самый крупный урвал козлиную ногу. Дракон был так огромен, что целая нога взрослой козы оказалась ему на одни зуб. Впечатляющее зрелище. Широко расставив лапы, он отдирал куски, с клацанием смыкая челюсти; при этом все его тело отскакивало назад. Не будь приманка крепко привязана к колу, он бы легко утащил всю тушу в лес.

Чарльз безостановочно стрекотал кинокамерой, пока не кончилась пленка. Весь запас кассет вышел.

— Может, поснимать фотоаппаратом? — прошептал он.

Эта обязанность лежала на мне. К сожалению, объектив фотокамеры был гораздо слабее киносъемочного, и, чтобы получить хорошие снимки, требовалось подойти к драконам поближе. При этом я рисковал напугать их. В то же время, пока козлиные туши лежат на виду, никто из ящеров не соблазнится приманкой в ловушке. Чтобы заманить их в капкан, надо каким-то образом перетащить остатки козлятины ближе к клетке. Выходит, при всех обстоятельствах я не испорчу дела и смело могу начать сеанс фотографирования.