Хронометр остановился совсем недавно, в те минуты, когда Толик выскочил из дома и спешил сюда. Стрелки показывали восемь часов семь минут. И двадцать три секунды… Маленькая стрелка на счетчике завода дошла до числа сорок восемь. Больше двух суток пружина не тянула…
Толик с минуту потерянно смотрел на белый циферблат с римскими цифрами и маркой английской фирмы — слово «СООКЕ» в круге с большой буквой С.
Из-под деревянного футляра выглядывал уголок бумаги. Это была записка.
«Толик!
Довел меня мой бронхит до больницы. Обо мне-mo позаботятся, а о хронометре позаботиться некому. Очень тебя прошу, будь его хозяином, пока я не вернусь, возьми его домой, заводи каждое утро в восемь. Мне кажется, я даже поправлюсь скорее, если буду знать, что он тикает исправно.
Большая просьба: уложи хронометр в сумку (она под столом) и неси плавно. Не ставь на стопор, пусть будет как на корабле во время движения…
Я на тебя надеюсь, Толик. Спасибо тебе заранее.
А. Курганов».
Он надеется… Что делать?
Завести хронометр снова — дело нехитрое. Но как поставить точное до секунды время?
В девять часов будет по радио сигнал точности. Можно отвинтить стекло, установить стрелки на девять и при сигнале резко крутнуть футляр за ручки. Арсений Викторович говорил, что именно так пускают заведенные хронометры… Да, но секундная-то стрелка не вверху, не в начале круга. А руками эту стрелку не переведешь, она — чуткая и тонкая — намертво связана с механизмом. Можно лишь дождаться, когда она дойдет до ноля, и остановить, задержав балансир. Но для этого надо вынимать механизм. Живой, хрупкий, точнейший… Толик на такое никогда не решится. Он видел только раз, как это делает Арсений Викторович, а чтобы самому — страшно и подумать!
Но как же быть-то?!
Толик не верил в приметы. Он считал глупостью, когда люди суют палец в чернильницу-непроливашку, чтобы не получить двойку за контрольную. Не боялся запинаться левой ногой, проходить под косыми подпорками телеграфных столбов и вовсе не считал, что белая бабочка-капустница приносит беду. Даже к черным кошкам относился без опаски… Правда, летом, если накатывала грозовая туча, Толик сцеплял пальцы в замочек и шептал: «Я не твой, я не твой, обойди стороной…» Но это потому, что с грозами не шутят. В позапрошлом году на углу Запольной и Казанской молния в щепки разнесла столетний тополь. Толик с мамой под зонтиком бежали к дому, а тут как шарахнуло!..
Да, в приметы он почти не верил, но сейчас казалось, что замерший хронометр предвещает беду своему хозяину. И чем дольше он стоит, тем хуже Арсению Викторовичу…
Толик беспомощно глянул по сторонам. С рисунка на карте на него смотрел — совсем не весело, укоризненно — бородатый Нептун. Надо было что-то решать.
Толик подумал, что выход один: пусть Арсений Викторович сам заведет и пустит хронометр.
Больницу Толик искал больше двух часов. Он знал, что она где-то на краю города, за фабрикой «Красный обувщик». Но оказалось, что там инфекционная больница, а больные бронхитом лежат в другой, у стадиона. Толик поехал туда — на тряском зеленом автобусе, который нырял в рытвинах не хуже парусника на волнах (хорошо, что хронометр в кардановом подвесе). Потом Толик долго ходил вдоль серого больничного забора и наконец нашел калитку с табличкой «Приемный покой».
Отчаяние прибавило Толику храбрости, и в домике приемного покоя он толково изложил свою просьбу ворчливой тетеньке в пятнистом халате — не то санитарке, не то уборщице. Надо, мол, узнать, в какой палате лежит Арсений Викторович Курганов, и надо повидать этого Арсения Викторовича по дозарезу важному делу.
Фамилию Курганова тетенька в списке нашла. Но пустить Толика отказалась. Не полагается, мол.
— Но почему не полагается? Это же не заразная больница!
— Ишь ты, «не заразная»! Мало ли что! Детей вообще пускать не велено — это раз! К тем, кто недавно поступил, совсем никого так быстро не пускают — это два! И часы неприемные!
Толик уронил слезу. Санитарка смягчилась. Как раз вышел из внутренней двери и стал копаться в списках усатый мужчина в пальто, из-под которого выглядывал белый халат.
— Игорь Семенович, тут вот мальчонка просится к больному в третью палату, дело, говорит, первой важности…
Но мужчина, не отрываясь от бумаг, хмуро сказал:
— Какая третья палата… Сегодня по всему корпусу объявляем карантин. — Выдернул листок и ушел.
— Вот! — сказала тетка. — Хоть плачь, хоть не плачь. Карантин — дело категорическое.
И Толик, хлюпая носом, ушел. Он решился было на отчаянный шаг: отыскать в заборе щель, потом найти корпус с третьей палатой. Может, проскочит. А поймают — не убьют же… И не страх остановил Толика, а неожиданная мысль: Курганову нельзя знать, что хронометр остановился!
Толик — дурак! Надо было сразу сообразить: Арсений Викторович расстроится! Для него непрерывный ход хронометра — это своя важная примета. Не зря же звонил маме, просил Толика… Ему и так несладко, а когда он узнает о хронометре, совсем разболеется. А вдруг и… ну, всякое же бывает…
Была оттепель, серый снег оседал у заборов, горланили в больничных тополях вороны. Толик побрел к дому пешком, потому что мелочи на автобус уже не было. Мимо стадиона, мимо рынка, потом по длинному проспекту Коммунаров… Недалеко от почты он увидел синюю вывеску «Часовая мастерская».
И опять отчаяние добавило ему смелости…
В мастерской было тихо, но тишина эта состояла из разного тиканья десятков часов. Они висели на стенах и лежали на прилавке — за стеклянной перегородкой с окошком. Там же, за стеклом, Толик увидел пожилого лысого мужчину с мясистым носом. В глазу мужчины торчала короткая серебристая трубка — он разглядывал через нее часики.
Толик сказал «здрасте», мастер уронил трубку в ладонь и крутнулся на стуле (видно, стул был вертящийся).
— Вам что, молодой человек?
— Скажите, пожалуйста, вы не могли бы завести и пустить хронометр? Только точно, до секунды…
— Хронометр?
— Ага. Морской… Он остановился.
— Лю-бо-пытно… — Мастер вытянул худую шею. — Разреши-ка посмотреть…
Толик, задержав дыхание, вынул ящичек из сумки. Двинул его в окошко по скользкому стеклу прилавка.
— Он исправный, только его не успели завести…
— Так-с, так-с, так-с… — произнес мастер, словно подражая крупным часам. И умело откинул крышку. — Лю-бо-пытно… В самом деле. Откуда у тебя столь интересный прибор?
— Это моего знакомого. Его в больницу положили, а он просил меня заводить, а я не успел.
— Непростительная небрежность.
— Я не виноват, я поздно узнал…
— Что узнал? — Мастер быстро глянул на Толика.
— Ну… что он просил…
— Странно… Ладно. — Мастер придвинул к себе стопку бумажек и карандаш. — Фамилия?
— Чья? Арсения Викторовича?
— Твоя.
— Зачем? — удивился Толик. И встревожился.
— Должен же я заполнить квитанцию.
— А… что, надо деньги платить? — растерялся Толик.
— Не в деньгах дело. Просто мне надо оформить заказ.
— Тут же только стрелки поставить да завести…
— Это неважно. У нас, молодой человек, порядок. Я — не частная лавочка.
— Нечаев моя фамилия, — сказал Толик. — Анатолий… Адрес надо? Запольная, одиннадцать.
— Угу… Школа и класс?
— Это, что ли, тоже для квитанции?
— Тоже.
— Пожалуйста… Десятая, начальная. Четвертый «А».
— Прекрасно… Вечерком зайди.
— Почему вечерком? Тут же пустяк…
— У меня заказы. Не могу я заниматься твоими часами без очереди. К шести приходи. Лучше, если с хозяином хронометра.
— Он же в больнице!
— Тогда с мамой или папой.
— Зачем?
— Ну, подумайте, молодой человек, — ласково произнес мастер и уставился на Толика похожими на коричневых жучков глазами. — Вы приносите мне уникальную вещь. Рассказываете довольно-таки путаную историю…