Обильно засыпанная хвоей тропинка слегка пружинила под ногами, но мне показалась, что я почти парю над землей, и захотелось запеть, так легко и радостно мне стало. Ничего подобного я прежде не испытывала и на всю жизнь я сохранила в себе это ощущение особенного единения с окружающей природой.

Каждой клеточкой тела я ощущала дыхание настоящей, истинной жизни леса, не порабощенной каменными строениями и не обреченной бродить среди чужих неуютных стен. Я почти завидовала малой букашке, неспешно ползущей среди травы, ведь здесь ее место, ее колыбель.

С трудом сестрам удалось в тот день увести меня домой. Я лишь чудом не заблудилась, ничего не замечая вокруг и не слыша их окриков. Брела, полностью отдавшись новому невероятному чувству, обволакивающему меня своей силой. Я бы и не остановилась, не вспомнила о семье и доме на окраине города, если бы не начало смеркаться и Брайди не нагнала меня, сердито призывая возвращаться. Я едва не расплакалась, так не хотелось уходить, лишаться этих новых чудесных ощущений, тем более, что в сумерках, медленно наползающих на поляну, лес преображался во что-то совершенно невероятное и чарующее.

Но сестры настойчиво тянули меня прочь, напуганные тем, что обратный путь вновь лежит через большое кладбище. Старое и довольно запущенное днем при свете солнца, в вечернем полумраке девочкам оно почему-то казалось пугающим и мрачным.

Когда по бокам тропинки стали видны покрытые мхом серые надгробные плиты и старые покосившиеся кресты, Брайди примолкла и даже опасливо вцепилась в мою руку, изредка оглядываясь на идущих следом двойняшек.

Об этой обители скорби, как встревоженным шепотом сообщила мне сестра, среди местных детей ходили жуткие слухи. Ханна подтвердила, что с наступлением сумерек и самые смелые не рисковали сюда соваться в одиночку. Я с удивлением услышала, что среди могильных холмиков в темноте бродят призраки — не нашедшие успокоения души нефтяников, погибших при взрывах и пожарах на скважинах. Вроде бы, те из мальчишек, кто когда-то забрели сюда ночью, чтобы доказать свое бесстрашие, домой уже не вернулись. Поэтому девочки так сердились на меня, что пришлось задержаться, и невольно ускоряли шаг, спеша поскорее выбраться из этого места.

С любопытством поглядывая по сторонам, я никак не могла найти причину для подобных страхов. Да, кладбище было старым и тихим, в густых зарослях шиповника и боярышника уже блестели светлячки и пели цикады, а тени от крестов и могильных камней создавали причудливые и немного пугающие силуэты, но сколько я не прислушивалась к своим ощущениям, ничего опасного и страшного вокруг не находила и точно знала, что ничего ужасного в этом скорбном месте не таится.

С того дня, у меня появилось место, где я не чувствовала себя ни лишней, ни чужой. При любой удобной возможности я убегала в лес. Невзирая на погоду и время года, спешила вернуться под ласковое укрытие деревьев, побродить по мягкому ковру мха, задерживаясь так долго, насколько было возможно, чтобы не быть наказанной.

Конечно, у нас хватало обязанностей, как и у всех простых людей того тяжелого времени. Вскоре, помимо домашней работы, которую мне приходилось выполнять вместе с сестрами, появилась еще и школа. Но в отличие от других, откровенно скучающих на уроках, а-то и просто отлынивающих детей, считающих учебу пустой тратой времени, моя жизнь с тех пор потекла более интересно и занимательно.

Учительница — милая молодая девушка, приехавшая в наше захолустье после педагогического колледжа, — преподавала нам основы грамоты и счета, и я, как губка, впитывала то немногое, что могла нам дать недавняя студентка.

Вероятно, у меня была возможность найти друзей среди одноклассников.

Интуитивно я чувствовала, что некоторые девочки добрые и не стали бы меня отталкивать. Более того, я нередко ловила их заинтересованные взгляды и даже проявления симпатии и попытки поближе познакомиться. Но я очень боялась снова пережить ту обиду и унижение, если бы кто-то закричал что-то вроде: «Не дружите с ней! Она бродяжий подкидыш!». Поэтому и в классе я продолжала держаться тихо и как можно незаметнее.

Помимо нескольких молодых учителей, с детьми рабочих в государственной школе — двухэтажной деревянной постройке — занимался в свободное от служб время и местный пастор. Он рассказывал про страны и государства, про войны и революции, про великих вождей и полководцев, преподавал основы духовности, а также многое другое.

Но самое главное, у пастора были книги, целая библиотека. Старые, потрепанные, но бесконечно интересные для пытливого ума, коим меня, кажется, наделила природа. Он охотно позволял брать их каждому, кто проявлял хоть малейший интерес к истории, географии, естествознанию, и порой я зачитывалась до глубокой ночи, а-то и вовсе засыпала над книгой, не в силах оторваться от увлекательного познавания мира, пусть и посредством книжных страниц. Так у меня вскоре появилось множество новых друзей и замечательных знакомых, созданных воображением писателей и живущих лишь в моих мыслях.

Оказалось, что, не покидая любимой полянки в лесу, где я, удобно устроившись на поваленном дереве, с упоением погружалась в чтение, можно побывать в любом уголке мира. Хватало бы фантазии, чтобы представить наяву описанные авторами места и приключения.

Среди многочисленных томов на полках у пастора я замечала и те, которые были написаны на латыни и других языках. К сожалению, я могла только мечтать прочесть их, понимая, что едва ли когда-нибудь у меня будет такая возможность.

Помню, как однажды летом, вернув прочитанную книгу и с благодарностью взяв взамен другую, я возвращалась домой. Предвкушая чудесный вечер за чтением, я замечталась и запоздало заметила того самого мальчишку, который обидел меня когда-то на пустыре. Я постаралась поскорее прошмыгнуть мимо. А он, все такой же лохматый, высокий и нескладный подросток, вдруг сильно дернул меня за косу и рассмеялся, когда я вскрикнула от неожиданности и боли.

Испугавшись, что он решит отобрать книгу, порвет или бросит ее в грязь, я не посмела возмутиться или сказать ему что-нибудь обидное. Прижимая драгоценную ношу к груди, я лишь пустилась бегом домой, слыша за спиной свит и улюлюканье. И что этому хулигану от меня нужно? Почему он до сих пор не оставил меня в покое? Заступиться за меня было некому, не жаловаться же маме. Чтобы она не заметила моего настроения, я как обычно убежала в лес.

И вновь, стоило мне оказаться среди деревьев, как я сразу же забыла и мальчишку, и свои грустные мысли. Хорошо знакомая тропинка убегала вперед, увлекая в самую чащу. Мне дышалось свободно и легко. Лес полон жизни и чего-то особенного, чему я тогда не знала названия, могла лишь чувствовать, как неведомая энергия стекала в меня, даря покой, заботу и уверенность. Стояла середина лета, и птицы сидели на гнездах. Вокруг царила величественная тишина, слышна лишь кукушка, старательно отсчитывающая мои грядущие годы. Я невольно заулыбалась, поймав себя, что начала считать и сбилась.

По обыкновению я легла на теплый мох и долго вглядывалась в кроны деревьев, сквозь которых виднелись кусочки неба. Там тоже вовсю кипела жизнь. Я не могла никого разглядеть, разве что изредка мелькала быстрой тенью белка или зависал на тонкой серебристой нити паучок. Но мне и не нужно видеть, я просто чувствовала их вокруг — сотни птиц, лису с лисятами в норе, пыхтящего ежа, семенящего по своим делам. Возможно, они тоже чувствовали мое присутствие, но это их не беспокоило, они словно понимали, что я такая же часть природы, как и они, и не причиню вреда.

Еще одной странности мне никто тогда не смог бы объяснить. Почему я ощущаю в себе эту неведомую силу? Не могли, поскольку не знали о ней. Как я уже говорила, я никогда ничем не болела, хотя над нашим городком, как и над многими другими, не отягощенными благами цивилизации рабочими поселениями, пронеслось несколько эпидемий, унесших жизни многих изнуренных трудом людей.

В раннем детстве я заметила, что ушибы и ссадины заживают на мне гораздо быстрее, чем на моих названных братьях и сестрах, особенно, если я этого сильно захочу. Помню, как еще маленькой, глубоко порезавшись и испытывая сильную боль, я в слезах спряталась за домом и зажмурившись шептала: «Пусть все закончится». А заметив, что боль утихла, с удивлением обнаружила, что ранка затянулась и совсем не беспокоит. В то время я не задумывалась над тем, что это может кого-то удивить, уверенная, что так могут и все остальные, не придавала значения и не связывала со своей особенностью.