— Пожалуйста... — снова попросила девушка.

Он резко свернул к захудалому мотелю, стоящему вдали от шумной федеральной автомагистрали, и въехал на парковку, огороженную корявыми бетонными блоками. Тьму бескрайнего неба подсвечивали лишь неоновые огни вывески, складывающиеся в слова «Ривер Вью Инн». Небо было затянуто облаками, напоминающими о недавнем шторме, который прошел мимо, оставив лужи в выбоинах, покрывающих грязную стоянку. На парковке был еще один автомобиль, но это была старая развалина со спущенной передней шиной, и Риз почувствовал себя спокойнее, поняв, что машина давно здесь стоит. Молодая девушка тряслась от страха, неведения и раскаяния.

Она ненавидела свое решение пойти в магазин в эту ночь, хотя изначально планировала отложить покупки до следующего вечера. Возможно, таков конец ее истории. Говорят, у каждого есть предначертание — рок, если вам угодно. В голове Риза стали возникать противоречивые мысли, когда он подумал о таком варианте. Судьба, держащая чью-то смерть в своих руках. Возможно, именно поэтому ему нужно найти Рен — потому что он позволил ей жить. Ему нужно увидеть, какой она стала. Если так было предначертано, то она должна быть сильной и благородной, той, кто должен изменить мир. Или, если ему повезет, она больше похожа на него — неуправляемого и застрявшего в прошлом. Риз часто чувствовал себя, словно в крутящемся колесе, которое никогда не остановится. Он просто продолжал двигаться в никуда. И чувствовал только одно.

Злость.

Пока не думал о Рен. Катастрофическое несоответствие чувств, бушевавших в нем, в одну секунду бросало его из одной крайности в другую. Он чувствовал себя так, словно в любой момент может взорваться миллиардом темных частиц. Он был холоднее, чем камень. Он не думал, что может ненавидеть сильнее, чем уже есть. Он не был уверен, мстил ли за всю ту несправедливость по отношению к нему, или в этом было его предназначение: родиться тем, кем стал.

Кем-то темным, опасным и несущим смерть.

Его раны со временем заживут. Синяки поблекнут. Но мрачные картины той ночи никогда его не покинут. Губительное волнение внутри него становилось все сильнее. Он нуждался в освобождении. В смертельном, кровавом освобождении, когда он будет держать судьбу в своих руках.

От этих мыслей он улыбнулся, края его потрескавшихся губ лопнули. Кровь из ранок в уголках рта просачивалась в рот, и он слизывал ее, пробуя на вкус свою жизнь. Свое предназначение.

— О, моя дорогая. Разве ты не слушала? — прошептал Риз, наклоняясь, чтобы коснуться ее лица.

Девушка застыла от его слов, ее кожа похолодела от нежелательного прикосновения. Ее желания не имеют значения. Хочет или нет, но она будет принимать его прикосновения. Риз любил запах страха. Он насыщал его желудок лучше еды. Он давал необходимость действий, цель. Риз чувствовал себя праведным царем, правящим неприкосновенными территориями.

— Ш-ш-ш... Ш-ш-ш, — успокаивал ее Риз.

Девушка, понятно, была смущена его мягкими манерами, пока он продолжал поглаживать ее лицо и смахивать слезы. Он играет с ней? Это всего лишь затишье перед бурей? Риз наклонился, почти коснувшись ее рта своими шершавыми губами. Ее дрожь прекратилась, но молчаливые слезы по-прежнему непрекращающимся потоком текли по веснушчатому опухшему лицу.

— О, моя милая малышка Рен, — напевал Риз, растянувшись на сиденье своего видавшего виды грузовика.

Он прижался к ней ртом, раздвигая своим нуждающимся языком ее тонкие губы. Риз исследовал ее тело руками, порабощая его. Одной рукой накрыв переднюю часть ее джинсов и сжав промежность, он знал — очень скоро ему будет сладко брать ее, ведь сознание все еще играло с ним: Риз мечтал о Рен, представляя, как глубоко внутри нее он похоронит свой член.

Да, восхитительные грезы...

Маленькими ручками она пробралась к его рельефной груди, к белой футболке, влажной от пота. Она оттолкнула его так сильно, как только могло ее маленькое тело, призывая Риза отпустить ее. Он отстранился, хрипя от вожделения, его некогда ангельское выражение лица исчезло. Некрасивая девушка с тонкими губами и своеобразным лицом покачала перед ним головой, открыв рот, чтобы заговорить. Секунды. У него были секунды, чтобы увидеть свою прекрасную Рен. Но эта сука все разрушила. Возможно, собственная судьба была в ее руках. Она решила сама. Если бы она пошла на это, может быть, Риз сохранил бы ей жизнь.

Теперь расклад будет другим.

Она будет отдана греху.

Он занес руку над головой — угрожающий жест обещал боль и жестокость — и девушка съежилась в углу, протягивая руку к ручке дверцы грузовика. Риз ожидал этого, потому что такое раньше происходило много раз. Ручка была фальшивой, поэтому дверь не открывалась изнутри. Дьявол всегда так делает. Думает, прежде чем изображать из себя ангела с его ложной добродетелью. Глупая девочка купилась на видимую скромность, которая никогда не была реальной. Она была только разыграна для нее, потому что его извращенный разум видел кого-то другого.

Никогда не боритесь с дьяволом, потому что вы всегда будете отправлены на сожжение.

— Тц, тц, тц, малышка. Это бесполезно, — укорял ее Риз, сдвигая руку вниз. — Ответь мне. Ты помнишь, что я говорил тебе раньше?

Она прикусила нижнюю губу, вытирая заплаканные глаза, и отрицательно покачала головой. Это сильно разочаровало Риза. Какое неуважение. Его раздражение возросло. Она не воспринимает его всерьез?

— Я сказал, что если ты не будешь слушаться, сдеру кожу как с гребаного мерзкого котенка.

Девушка сложила губы в идеальную «о». Риз хотел улыбнуться, но сдержался. Вместо этого он схватил ее за запястье. Он должен был позволить себе еще одно высвобождение. То есть то, что он всегда говорил себе. Еще один раз. Чуть больше денег и еще один раз. Еще одна черноволосая красотка, а затем прочь в Кентукки, в Господний дом, где меня ждут ответы.

— Если ты начнешь кричать, сильно шуметь или звать на помощь, мы окажемся с тобой в этому лесу. — Риз медленно кивнул в сторону небольшого леса справа от стоянки. Он был мрачным и абсолютно темным. — Потом я привяжу тебя к дереву, сорву с тебя рубашку и буду заталкивать ее в твой рот, пока ты не начнешь давиться собственной рвотой.

Он вновь успокоился, притягивая ее ближе и заставляя обнять себя за талию. Риз с отвращением взглянул на ее лицо, но понял, что в данный момент другого выбора у него нет.

— А потом я бы взял нож и воткнул его в твою киску. Я смотрел бы, как она истекает, медленно и красиво, пока мой член не смог бы больше терпеть.

Девушка попыталась отстраниться еще раз, но Риз схватил ее за запястье, заставив снова обнять его за талию.

— Я заталкивал бы свой член в твою разрезанную киску, пока ты не перестала бы плакать. Затем я бы взял свою маленькую игрушку и показал тебе Бога, дорогая. Я сдирал бы твою кожу, как с гребаного грязного котенка, наблюдая, как жизнь покидает тебя. Мучительно. Медленно. Беспощадно. Потому что сейчас я — твой Бог. А ты моя гребаная сучка.

Риз помнил, как вязать беседочный узел со времен бой скаутов, хотя прошли годы с той поры, когда он наслаждался, или, вернее, ненавидел встречи со старым добрым отчимом. (Примеч. Бесе́дочный у́зел, или були́нь[2]. Он настроился на непрекращающиеся крики дрожащей девушки, но жужжание старого кондиционера, раздающееся по всему дерьмовому отелю, раздражало все больше. Он постоянно оглядывался, но ощущение какого-то беспокойства крепко засело где-то внутри. Он не сводил с девчонки глаз с тех пор как схватил ее, чтобы быть уверенным, что она не потянется к своей сумочке. На обратном пути в мотель он плотно зажал ее между своим левым боком и дверью. Снова и снова, как заезженную пластинку, он проигрывал в голове сцену их пути от банкомата к банкомату. Он знал, что должен быстро с ней разобраться, и хотя угрожал ее жизни, но еще не решил, заберет ли ее. Одна лишь мысль, что он может это сделать, делала его твердым. Сама идея контроля заставляла его желать взорваться изнутри, и он был убежден, что не должен этого допустить. Не сегодня. Он должен сохранить эту огненную энергию для той ночи, когда выяснит нужную ему информацию.